Александр Бушков - Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы

Кстати, о грабежах…

Сейчас, когда вновь поднялся страшный шум вокруг «проблемы реституции перемещенных культурных ценностей» (означающей, что Россия должна передать Германии свои законные трофеи в обмен на ядреный шиш с германской стороны), поневоле вспоминается анекдотическая, но невымышленная история, связанная с «церковными вратами». В Новгороде, в соборе Святой Софии, до сих пор радуют глаз старинные литые двери, изготовленные в Западной Европе, в веке, кажется, десятом. История их весьма примечательна – на фоне воплей о реституции…

Однажды древние новгородцы собрались в Швецию по совершенно житейским делам – нужно было немного пограбить шведскую столицу Сигтуну. Такие уж тогда были обычаи: когда обитатели какой-нибудь страны замечали, что немного поиздержались, они со спокойной совестью отправлялись грабить ближних или дальних соседей. Сами ограбленные, подсчитав синяки и убытки, долго не горевали, в свою очередь начиная поглядывать по сторонам в поисках слабого соседа, к которому стоило бы наведаться в гости. Словом, такое поведение считалось вполне светским, я бы сказал, комильфотным. Стало уже хрестоматийным упоминание о некоем французском бароне, который построил замок близ Парижа и нахально грабил королевские обозы. Бывали случаи и похлеще: скажем, в августе 1248 г. два немецких рыцаря, Пильгерин и Вейнольт, заявились в гости к своему знакомому рыцарю и поэту Ульриху фон Лихтенштейну, однако вместо дружеского застолья разграбили драгоценности хозяйки дома, а самого Ульриха уволокли с собой и больше года держали в подвале, пока не получили выкуп…

Вернемся к новгородцам. Итак, они прихватили побольше пустых мешков, сели на крутобокие ладьи и поплыли в Швецию. Но где-то на полпути встретились с ладьями эстов (предков древних эстонцев), каковые не без самодовольства сообщили, что новгородцы старались зря и могут поворачивать оглобли – ибо они, эсты, как раз и плывут из Сигтуны, где грабить уже совершенно нечего, и вообще Сигтуна, откровенно говоря, давно уже догорает…

Новгородцы, как любой на их месте, прежестоко оскорбились – готовились, предвкушали, ладьи конопатили, топоры точили, мешки запасали! – и, недолго думая, предложили эстам поделиться награбленным.

Теперь уже оскорбились эсты, усмотрев в столь наглом требовании извечную тягу русских к халяве. И заявили нечто вроде: в конце-то концов, все добро они честно награбили, трудясь в поте лица. Разграбить и сжечь шведскую столицу – это вам не на гуслях тренькать у себя в Новгороде, былины про Садко распевая! Если хотите разбогатеть – плывите дальше и сами кого-нибудь ограбьте, как приличным людям и полагается! Мигранты, мать вашу…

«Ах так, чудь белоглазая?! – взревели новгородцы некормлеными ведмедями. – Ну, тогда все отымем!»

Неизвестно, насколько этот диалог соответствовал истине, зато достоверно известно другое: последовало морское сражение, в результате которого эстов чувствительно потрепали и отобрали у них кучу добра, в том числе и вышеупомянутые врата, которые торжественно установили в Новгороде (в конце-то концов, утешали свою совесть, должно быть, новгородцы, эсты все равно язычники, и церковные двери им ни к чему).

По логике отечественных либералов данные двери, надо полагать, следует вернуть Швеции. Реституировать, извините за выражение. Однако есть небольшая загвоздка. Врата эти шведы самым беззастенчивым образом сперли в германских землях, когда подожгли и ограбили то ли Аахен, то ли Бремен. Так кому же прикажете возвращать произведение искусства – Германии, Швеции или Эстонии? Пожалуй, гораздо проще будет оставить все как есть. Занеся «реституцию» в разряд неприличных слов. А нынешние немцы, требующие вернуть им «награбленное», право же, чрезвычайно напоминают итальянцев, которые в свое время зело сокрушались и ругали наполеоновских грабителей, безжалостно уволокших во Францию четверку бронзовых коней, столетиями украшавших венецианскую площадь святого Марка. При этом итальянцы как-то упускали немаловажную деталь: кони эти некогда украшали Константинополь, откуда их и сперли итальянские рыцари, принимавшие участие в разграблении города в 1206 г….

Нечто подобное произошло четыре столетия спустя опять-таки на Балтике, когда шла затяжная морская война меж Ганзейским союзом и его противниками. Известный капер Пауль Бенеке, перехватывавший все корабли, идущие в стороны Англии, захватил два парусника нейтральной Бургундии, не принимавшей участия в сваре. На борту одного из них обнаружился расписной алтарь работы известнейшего мастера того времени Ханса Мемлинга.

Городской совет Гданьска, принадлежавшего тогда ганзейским немцам, принял решение установить алтарь в одной из церквей. Протестовал герцог Бургундский, протестовали флорентийцы, которым и предназначался алтарь. Римский папа Сикст XVI отправил в Гданьск личного посланца, но и он ничего не добился.

Давно исчезла Ганза, Гданьск перешел к полякам. Алтарь работы Ханса Мемлинга до сих пор находится в Мариацком костеле, никто за давностью лет и не думает его возвращать.

Так что скользкая это тема – реституция…

В некоторых последующих главах этой книги будет уделено немало внимания роли случая в истории. Случая, способного направить историю по иному, новому пути, ничуть не похожему на тот, что мы привыкли считать единственно возможным.

С одной стороны, занятие это сугубо неблагодарное – поскольку ничего нельзя проверить точно, любые умозаключения останутся красивой игрой ума. С другой же – стоит попытаться создать конструкцию, которая все же окажется близка к правде. Тем более, что роль случая в истории – тема крайне увлекательная.

А потому, как водится, умы привлекает давно. Еще и оттого, что настрадались вдоволь под гнетом дубоватой «марксистско-ленинской» историографии, сводящей все, когда-либо на этом свете происходившее, к борьбе «классов и производительных сил». Хватит, накушались досыта…

Правда, не стоит выплескивать с водой и ребенка. Классы и производительные силы, их борьба и столкновение интересов выдуманы отнюдь не большевиками. Крайности тут возможны с любой стороны: скажем, Станислав Лем с присущей ему гениальностью довел отрицание марксистских догм до абсурда – в своем двухтомном труде «Философия случая» он провозгласил, что Его Величество Случай лежит в основе всего и вся. По Лему, и искусства, и человеческое общество, и сама эволюция – продукт слепого случая. «Случай – поворотный фактор всякого эволюционного процесса, уклад, возникший в результате данного процесса, создает собственные системные законы, не имеющие ничего общего с первоначальным поворотным фактором»[6].

Правда, спустя несколько лет Лем самокритично признал, что был не вполне прав. Что ж, истина, как ей и полагается, лежит всегда посередине. Есть у нее этакая милая привычка – всегда лежать посередине…

Скажем, распространение протестантского учения в Германии было следствием не «чаяний народных масс», а вполне меркантильных желаний тамошних баронов и герцогов, сделавших из проповедей Лютера простой и недвусмысленный вывод: появилась теоретическая база, которая позволяет как бы и на законном основании отобрать у католической церкви все движимое и недвижимое имущество. И отбирать бросились со всем усердием.

Правда, тут же обозначает свое присутствие насмешник-случай. Во многих странах господа дворяне облизывались на церковное имущество. Но не во всех хватило духу претворить мечты в жизнь. И остается открытым вопрос: случайностью или закономерностью было поражение католицизма в Англии? Будь король английский Генрих VIII не столь любвеобилен, не разобидься он на папу римского за отказ освятить очередной королевский брак… Простор для версий открывается необозримый.

И поневоле заставляющий вернуться к старому спору о роли личности в истории. Александр Дюма трактовал этот вопрос с исконно галльской легкостью: «Европа едва не погрузилась в огонь и кровь оттого, что герцог Икс принял маршала Игрека, сидя на сломанном стуле…»

Насчет стула – явный перебор. Стул здесь выполняет роль той самой коробки из романа Азимова «Конец вечности». Помните? Достаточно путешественнику во времени переставить коробку не на ту полку, чтобы никогда не появились в данной реальности сверхбыстрые космические корабли…

И, конечно, классическая бабочка Рэя Брэдбери, о которой помнит всякий любитель фантастики…

Пожалуй, это тоже – доведение до абсурда. Можно было убить Гитлера, можно было убить десяток Гитлеров, но вряд ли это остановило бы грохот подкованных сапог по германской брусчатке. Чересчур сильно была унижена Германия после Первой мировой войны, чересчур ограблена, слишком много горючего материала накопилось, чтобы надеяться на мирный исход. Хаос рождает чудовищ – и чудовище пришло…