Татьяна Купер - Династия Тюдоров

Но вскоре, когда все поняли, что никакого вторжения не будет, нация возликовала! Процессия Елизаветы к благодарственному молебну в Соборе Святого Павла в Лондоне по своей грандиозности могла сравниться разве что с ее собственной коронацией. В честь победы была выпущена памятная медаль, на которой изображен разбившийся о скалы испанский галеон и выгравированы слова: «Дыхание Божье развеяло их». И в этом была своя правда – только Божественное вмешательство помогло англичанам справиться с флотом, который, по словам современника, «было тяжело нести ветру и под тяжестью его стонал океан». Теперь они считали себя избранной расой – Божьим протестантским народом.

Самая страшная минута царствования Елизаветы миновала, уступив минуте ее величайшей славы. Победа над Испанией стала символом нерушимости английской нации под властью королевы-девственницы, с именем которой отныне связывалось национальное сознание англичан. Королева получила титул владычицы морей и протестантской героини, разгромившей непобедимый флот и защитившей Англию от католического вторжения. Она доказала, что женщина может быть вдохновенным лидером не только в мирное время, но и во время войны. В этом и есть суть всех легенд о Елизавете, ключ к пониманию ее успешного правления.

Это был переломный момент и в становлении Англии как мировой державы. Если бы она проиграла, история сложилась бы иначе, и мощь испанской империи продолжала бы расти. Но после поражения Армады Испания начала постепенно сходить с мировой арены, а Англия, наоборот, стала восходящей звездой. На одном из портретов Елизавета держит руку на глобусе, касаясь пальцами американского континента. Предвидение художника сбылось – в последующие десятилетия Англия при помощи своего флота построит самую грандиозную колониальную империю в мире.

Но какой ценой была одержана победа над Армадой? За пышными торжествами Елизавета забыла тех, кто принес ей эту победу, спас ей жизнь и обеспечил вечную славу. Когда английские моряки, истратившие все ресурсы и обессилевшие после сражений, вернулись домой, они должны были больше всех купаться в лучах славы, но Елизавета не спешила восхвалять свой морской флот. Мало того, у нее хватило цинизма критиковать командиров: почему, мол, они не разграбили испанские суда и не пополнили казну английской короны? Равнодушие же королевы по отношению к отважным матросам поражало еще больше. Она наотрез отказалась оплачивать лечение выживших после сражений и жуткой эпидемии тифа. Статистика просто ужасает. Англия не потеряла в Гравелинском сражении ни одного корабля, но от голода и болезней погибло столько же англичан, сколько испанцы потеряли в боях. Если бы командиры не тратили собственные деньги на лекарства и еду для своих людей, смертность была бы еще выше. Эти факты остались несмываемым пятном на репутации королевы. Хотя впрочем для XVI-го века такое отношение к простым людям было обычным явлением, а королева была человеком своей эпохи – одинокой женщиной в мире мужчин, которой приходилось быть жестче, чем остальным. И в которой к тому же текла кровь Тюдоров…

Сэр Уолтер Рейли позже заявлял, что в войне против Испании немало препятствовала осторожность королевы: «Если бы почившая королева доверяла своим воинам также, как своим секретарям, мы бы еще при ее жизни разбили эту огромную империю на маленькие кусочки и сделали их помещиков королями инжира и апельсинов, как в старые добрые времена. Но ее Величество все делала наполовину, и мелкими вторжениями научила испанцев, как защищать себя и видеть свои собственные слабости». Однако у Елизаветы были веские причины для того, чтобы не слишком доверять своим командирам – как только у них появлялась возможность действовать, как «они сразу вставали в позу тщеславия».

В войне с Испанией участвовал и любимый фаворит королевы Роберт Дадли, граф Лестер, который был назначен лейтенантом и капитаном-генералом королевской армии. После победы над Армадой граф Лестер верхом на коне, впереди великолепного шествия, по-королевски въехал в Лондон, после чего Елизавета милостиво пригласила его на череду праздничных обедов. Но 4 сентября по дороге в Бакстон, куда он направлялся, чтобы принять лечебные ванны, 56-летний граф неожиданно скончался. Говорили, что последнее время его здоровье сильно пошатнулось – он страдал то ли от малярии, то ли от рака желудка.

Елизавета была потрясена. Всего лишь неделю назад он попрощался с ней! А теперь самый близкий из мужчин, которых она когда-либо любила, был мертв. Она заперлась в своих апартаментах и несколько дней не отвечала на стук в дверь. Весь двор был в панике. И когда государственный секретарь Уильям Сесил приказал сломать двери, придворные застали ее рыдающей над письмом, которое Дадли прислал ей за шесть дней до своей кончины. Ее фаворит, давний друг и советчик писал: «Я смиренно умоляю Ваше Величество простить вашего старого слугу за то, что он посмел написать это послание – чтобы узнать, как поживает моя милостивая леди. Что касается меня, то я все еще принимаю ваше лекарство, и оно лечит намного быстрее, чем любое другое предложенное мне лекарство. Продолжая свою обычную молитву о сохранении счастья для Вашего Величества, я покорно целую ваши стопы. Самый верный и послушный слуга Вашего Величества. Р.Лестер». А внизу письма – две буквы «оо», символизирующие слово «глаза». Это было его нежное прозвище, данное ему королевой. Он был ее глазами…

Елизавета хранила это письмо в шкатулке с остальными «сокровищами», сделав на нем трогательную пометку «его последнее письмо». Оно все еще было там, в шкатулке возле ее кровати, когда 15 лет спустя умерла она сама…

Вслед за Робертом, в последующие два года, в могилу последовала целая плеяда дворцовой знати: сэр Френсис Уолсингем – государственный секретарь и глава шпионской сети, сэр Кристофер Хаттон – лорд-казначей, Эмброуз Дадли, граф Уорвик, брат Роберта. Из старой гвардии Елизаветы остался лишь один Уильям Сесил, лорд Бёргли. Он по-прежнему был ее «Альфой и Омегой», и даже когда он превратился в глухого и высохшего старика, она не позволяла ему уйти на покой.

Опустевшие места при дворе и в Совете нужно было кем-то заполнить. Но королева ненавидела перемены, и вместо того, чтобы обновить кровь, она заменила отцов сыновьями. Самыми знаменитыми из них были Роберт Деверё, граф Эссекс, и Роберт Сесил, второй сын лорда Бёргли.

Роберт Деверё был пасынком фаворита Роберта Дадли. Он появился при дворе, когда ему был всего 21 год, и стареющей королеве льстило внимание молодого человека, а при дворе ему предрекали большое будущее. Он был по-своему талантлив и высказывал более грандиозные и радикальные идеи по поводу государственного устройства, чем его отчим граф Лестер, но был таким же неуправляемым, горячим и нетерпеливым.

Его соратнику Роберту Сесилу было 25, и он тоже стремился следовать роли своего отца. Над ним часто посмеивались, так как он был неказистым, маленьким и сутулым, а Елизавета вообще называла его «мой пигмей». Но внешность может быть обманчива – его ум был острым как бритва, а сам он был осторожным, хитрым и коварным. Елизавета ценила его политический инстинкт и сделала его тайным советником и членом парламента, хотя никогда полностью не доверяла. Она чувствовала, что он больше предан государственным интересам, чем ей самой.

Эти два таких разных молодых человека, Роберт Сесил и Роберт Деверё, были новым поколением, а новое поколение, в отличие от старого, имеет совершенно другие идеи. Прежде всего это поколение ждало, когда стареющая королева уйдет с их дороги, но пока им придется подождать…

Война с Испанией не закончилась после поражения Армады. Король Филипп продолжал контролировать Нидерланды, и поэтому угроза завоевания Англии все еще оставалась. В следующем, 1589 году, кабинет Елизаветы решил организовать «симметричный ответ», отправив к берегам Испании собственную «Армаду» под предводительством сэра Френсиса Дрейка и сэра Джона Норрейса. Перед ними были поставлены три задачи: найти и уничтожить оставшиеся испанские корабли, отстраивающиеся в портах Сантандер, Коруна и Сан-Себастьян, поддержать восставших против короля Филиппа в Лиссабоне и вернуть португальский престол изгнанному Антонио, а также захватить Азорские острова. Однако эта попытка завершилась сокрушительным поражением и разгромом английского флота – было потеряно 20 кораблей и 12 тысяч человек. Сам же Дрейк умер от дизентерии через семь лет – 28 января 1596 года. Это случилось во время еще одной неудачной экспедиции в Вест-Индию. По его желанию, его одели в тяжелые доспехи и похоронили в океане неподалеку от панамского порта Портобело в свинцовом гробу, который до сих пор ищут ныряльщики…