Хорхе Анхель Ливрага - Театр мистерий в Греции. Трагедия

Представления Эсхила о театре были настолько глубоки и новы, что его произведения вызывали у зрителей эффект подлинной «групповой терапии», катарсиса. Они выходили из театра обновленными, изменившимися, они становились лучше, обретали новые, благородные стремления.

Вершиной всего классического театра и самым совершенным произведением греческой поэзии в целом считается хор Океанид.

Позднее, когда высокая трагедия превратится в драму, хор станет играть второстепенную и почти декоративную роль.

Персонажи Эсхила – всегда существа высшего порядка. Более того, они обычно имеют касательство и к миру божественному, и к миру человеческому, наполняя неизменной красотой зияющую пропасть между богами и людьми, между Судьбой и теми, кто ее игнорирует.

Психологически они просты, и понять их легко, во всяком случае, поверхностно. Но по мере проникновения в их природу проявляются ясные символы, исполненные большой духовной глубины, проявляются тайныи загадки.

Для Патена* простота действий персонажей связана с идеей Судьбы – «творческой идеей, которая придает театру Эсхила характер исключительной простоты и величия. Идея Судьбы овладевает воображением поэта и усиливается выражением ее в видимой телесной форме, до тех пор пока она не утратит свою абстрактность и не станет своего рода персонажем, живым и действующим. Отсюда ужас и оцепенение перед столь пугающим ее появлением. Отсюда крайняя простота действия, которое сводится к внезапному и непредвиденному удару судьбы, к быстрой фатальной катастрофе. Отсюда безмерное величие персонажей, которые предстают в борьбе со столь же величественными противниками. Отсюда их торжественная неподвижность под тяжестью того, что их гнетет и чему они бросают вызов. Отсюда эта величественная роскошь, эти блестящие образы, дерзкие герои, возвышенные помыслы, эта энергичная, страстная манера поведения, необычные и неожиданные повороты действия, которые соответствуют грандиозному и необычному зрелищу. Так под властью одной лишь идеи возникла трагедия, простая, как ее называет Аристотель, по своему замыслу; ужасающая, великая, грандиозная по стилю и воздействию. Трагедия, строй которой полностью объясняется религиозными идеями древних греков, их верой в рок».

Сцена битвы

(из книги: Henry Blundell, Engravings and etchings,vol. 1–2, 1809)

Как говорил сам Эсхил, «сколь могущественны кровь и титул!..» «Лишь Зевс один свободен!»

Античные комментаторы видели в произведениях Эсхила явную связь с Дионисийскими мистериями.

Поправляя замечание Горгия* о том, что «Семеро против Фив» – это «драма, переполненная Аресом», Плутарх утверждал: лучше было бы сказать, что все произведения Эсхила «переполняет Дионис».

Среди сохранившихся фрагментов девяти трагедий Эсхила, поставленных по мифу о Дионисе, есть одна вызвавшая много обсуждений фраза: «Зеркало для тела – это отполированная бронза, зеркало для души – это вино». Афиней, не колеблясь, утверждает, что Эсхил писал свои трагедии в состоянии «опьянения». Верно ли это?

Нам это кажется сомнительным.

В пику тем, кто хочет оправдать свои собственные слабости примерами художников и писателей, постоянно пребывающих в состоянии опьянения или даже под воздействием наркотиков, мы заметим, что, судя по данным современной статистики и художественным произведениям современников, прибегавших к алкоголю и наркотикам в поисках вдохновения, подобное вдохновение никогда не рождает ничего величественного. Пьяным являются уж точно не боги, а материализации их собственных страстей, подсознательных страхов и более или менее искаженных отражений реальности.

Дионис-Вакх

Некоторые исследователи утверждают, что жрецы древних религий использовали наркотики, чтобы вызвать видения и пережить парапсихологический опыт. Возможно, иногда бывало и так. Ведь если человек, желающий преодолеть ограничения тела, некоторое время находится в помещении, насыщенном парами ладана, он начинает испытывать ощущения, которые помогают ему воспринять то, что обычно невидимо. Но между этим состоянием и тем, которое требуется, чтобы написать, например, «Прометея прикованного», лежит непреодолимая пропасть.

Одиссей

Эзотерики считают, что воздействие алкоголя или любого наркотика вызывает расширение эфиров, которые окружают физическое тело. Это энергетическое тело (которое сегодня можно увидеть с помощью так называемой камеры Кирлиана*), расширяясь, рвет образующую его защитную энергетическую сеть, открывая проход, в обычных ситуациях закрытый, астральным лярвам* и любым формам низших вибраций. Однако читатель вправе спросить: не могут ли подобным образом проходить и другие, более высокие и тонкие формы энергии, способные вдохновить на создание прекрасного? К сожалению, нет. Тонкие, возвышенные энергии по своей природе не нуждаются ни в каком аномальном расширении, чтобы проходить сквозь окружающие нас эфиры. С другой стороны, душа, которая их естественным образом воспринимает, ничем не «оглушенная», а открытая, чистая и здоровая, улыбается богам и принимает их благословение и вдохновение.

Сцена из Дионисийских мистерий

(из книги: James Millingen, Peintures antiques de vases grecs, 1817)

Поэтому мы полагаем, что дошедшие до нас трагедии Эсхила обязаны своим существованием не опьянению, а возвышению духа.

Гомер, который во многом был образцом для Эсхила, рассказывает нам в «Одиссее», как хитроумный Улисс, запертый со своими спутниками в пещере циклопом Полифемом, выдавил сок из винограда, а из забродившего сока сделал вино. Вино это, выпитое гигантом, заставило его поглупеть и одурманило до такой степени, что Улисс смог воткнуть в его единственный глаз раскаленный на огне кол; Полифем ослеп и не смог задержать свою добычу. Аллегория весьма прозрачна.

Горгона

(музей Урсино, Катания)

С другой стороны, вино, которое в умеренных количествах может поднять дух и помочь человеку смело встретить опасность, как символ использовалось в Мистериях Диониса – подобно тому как много веков спустя в христианстве божественная кровь символически превращалась в вино в чаше для причастия. Но очевидно, что опьяневший священник не способен отправлять службу.

В мистериальных обрядах культа Диониса-Вакха (связь между этими двумя различными божествами весьма преувеличена, поскольку Вакх является скорее психопомпом*, инфернальным божеством) уже использовалось превращение крови в вино и наоборот. Об этом мы можем судить по многочисленным рисункам на блюдах и чашах классической и эллинистической эпох. С кисти винограда чудесным образом струится вино, которое иногда пьет олень, священная жертва, для подготовки своей искупительной крови. На фаянсовом блюде из Великой Греции*, которое мы можем увидеть в музее Родриго Каро*, изображен Вакх, размахивающий двумя отрубленными головами Горгоны – символами зла или зеркала, которое ослепляет нас. Головы эти, однажды побежденные, источают свою нечистую кровь, которая, смешиваясь с вином, стекающим со священных гроздьев, преображается и делает возможной экологическую перестройку Вселенной. Поэтому, по представлениям Гомера, горизонт, созданный из вина, смешанного с морской водой – своего рода кровью Земли, – образует Первичный Океан, искривленное пространство-время, в котором происходит счастливое воссоединение всех вещей и явлений.

Сцена из Дионисийских мистерий

(из книги: Sir William Hamilton, Collection of engravings fr om ancient vases, vol. I–IV, 1791)

Кровь-вино воскресения является частью метафизического символа, за которым скрыто нечто гораздо более глубокое, чем просто неумеренные возлияния. И если Эсхил и был опьянен, то это был «дионисийский энтузиазм», то есть особое «состояние благодати», которое позволяло ему улавливать определенные духовные архетипы, диктуемые его Музой, Мельпоменой, подлинной Великой Матерью трагедии.

Сцена из Дионисийских мистерий

(из книги: Sir William Hamilton, Collection of engravings fr om ancient vases, vol. I–IV, 1791)

Мюррей одновременно и прав и неправ, когда говорит, что Эсхил творил не осознанно, а в порыве дионисийского вдохновения.

Круазе утверждает, что мало у кого из драматургов свобода гения сочетается со столь жесткой дисциплиной, как у Эсхила. Каждое его произведение является результатом расчета и размышлений, взвешенного и осознанного творчества. Эсхил «творит по совершенно выстроенному предварительному плану».