Этьен Кассе - Евангелие от Иуды

— Да видишь ли, — Генка с удовольствием отхлебнул кофе из своей огромной чашки. Он терпеть не может мелких наперсточков, ему подавай всегда бадью, на меньшее он не согласен, — текст этого Евангелия явно гностический. А это значит, что… позд нераннехристианский.

— Какой? — Софи снова округлила хорошенькие подведенные зеленым карандашиком глазки.

— Считай, раннее христианство 1-И веков. Ну а позднее раннее христианство — это ближе ко второй половине II века. Это как раз время разгула гностицизма…

— Так ты нам, ученая голова, все еще не сказал, кто такие эти твои гностики, — уточнил Жерар.

— Докладываю: гностики — христиане, которые, во-первых, считают безоговорочно первичным и единственно правильным началом в Христе и в человеке, соответственно, тоже — духовное и с презрением относятся к миру материальному, например к телесной оболочке. Во-вторых, они действительно мистики: у них такая развернутая картина сотворения мира, целостное представление о том, какое количество добрых и не очень добрых сущностей участвовало в его запуске… Классические христиане их считали еретиками, чуть ли не анафеме предавали. А возник гностицизм тоже в Александрии, то есть в Египте.

— И что, выходит, копты — гностики? — уточнила Софи.

— Нет, копты придерживались и придерживаются преимущественно ортодоксальных воззрений на Христа и на вопросы веры. У них есть свои нюансы. Поэтому они и выделены в отдельную конфессию, церковь. Однако нельзя ставить знак равенства между коптами и гностиками. Хотя большинство апокрифических, гностических евангелий написано именно на коптском языке. В том числе и злосчастный Иуда…

— Да почему, почему он такой злосчастный?

— Потому что его пиарят непрофессионалы и у них получается все по-дурацки… Вот, тоже написали козлы какие-то: найдено пятое Евангелие… Да какое оно пятое? Может, тридцать пятое? Или семьдесят пятое?

— А что, их так много, Евангелий-то?

— Да как грязи. Такое ощущение, что каждый адепт христианства первых веков, который был обучен грамоте, считал своим долгом написать собственный текст. Ну, или, по крайней мере, через одного — через двух… — Генка допил свой кофе и взял лист бумаги. — Так, я вам рассказал про коптов, гностиков и Шенуду, теперь пора расписывать фронт работ. На старт, внимание, марш!..

Ну вот, мы распределили обязанности. Ваш покорный слуга будет вести всяческие переговоры: с владельцами так называемого Евангелия от Иуды, чтобы они дали нам хоть одним глазком на него взглянуть; с фондом «Возвращение», чтобы он дал нам денежек на расследование; с разными организациями — архивами, книгохранилищами и т. д. и т. п.; и еще по возможности заниматься аналитикой, то есть делать выводы, ху из ху и что за чем стоит. А что касается собственно Евангелия от Иуды (ясно, что именно публикации о нем активизировали внимание фонда к проблематике странноватого и несчастного апостола), то, конечно, ясно как Божий день, что ничего в нем такого нет (в смысле — ничего особо заслуживающего внимания), но наш лидер от науки Гена Таманцев сказал, что тем не менее для чистоты эксперимента на него все-таки неплохо бы взглянуть. Собственно, мы от этого ничего не потеряем, просто убедимся в том, что и так навскидку понятно. И все-таки…

— Все-таки, — сказал Генка, — никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Если можно что-то посмотреть, надо это сделать. Всегда ведь существует гипотетическое «вдруг». Причем под ним может скрываться все что угодно, любые сюрпризы, вообще все. Глупо говорить: «Я в глаза не видел этого текста и понятия не имею о том, что он собой представляет, но тем не менее заявляю, что он поддельный. Он не может быть истинным, потому что он не может быть истинным никогда». Гораздо круче сказать: «Мы его видели, читали. На основании нашего анализа папируса и почерка рукописи можно сделать вывод, что данный список документа, который в настоящее время принято называть Евангелием от Иуды, сделан не ранее… например, V века; на основании особенностей языка и некоторых мотивов, отчетливо прослеживаемых в тексте памятника, он может быть датирован концом I — началом II века, но не ранее. Поэтому мы приходим к выводам, что: а) перед нами не изначальный текст памятника, а его поздний список; б) первоначальный текст, с которого мог быть сделан данный список (или список, предшествующий данному), не дошедший до нас, мог быть составлен не ранее конца I века, а следовательно, не может принадлежать перу Иуды Искариота, которому его настойчиво атрибутируют нынешние хозяева».

После Генкиных слов в течение пары минут в комнате висела тишина, наконец не выдержала Софи:

— Слушай, скажи, только честно, откуда ты все это знаешь? Ты уже это Евангелие от Иуды видел? Ты его в руках держал? Может, ты его и пиарил?

— Да нет, я ничем таким не занимался и текста этого пока в глаза не видел, но надо бы на него посмотреть, — улыбнулся Гена.

— Но откуда же ты все это знаешь? — не унималась Софи.

— Научная методика, текстология, школа академика Лихачева, — развел руками Таманцев. — И похлеще клубки в свое время приходилось распутывать. Эка невидаль — установить подлинность документа, когда есть возможность его в руках подержать. Совсем другое дело, если приходится работать с текстом гипотетическим, а нужно найти его автора, датировать произведение, прояснить в нем какие-то темные места… Ну вот как с тем же «Словом о полку Игореве»…

Я понял, что Таманцев оседлал свою любимую лошадку и собирается выступить перед восхищенной аудиторией с докладом по истории древнерусской письменности, а заодно и пересказать все теории относительно аутентичности/неаутентичности «Слова». Я очень люблю Таманцева иной раз послушать, но всему должно быть место и время. Чувство меры, в принципе, тоже пока еще никому особо не мешало.

— Гена, — безапелляционно перебил я его, — а в данном-то случае что может быть? Вроде ты все правильно вычислил с Евангелием, еще не видя его. Ты всерьез полагаешь, что есть какие-то нюансы?

— Да теоретически мы обязаны допускать вообще любой поворот событий. Вплоть до того, что перед нами окажется автограф самого Иуды Искариота. Бывает и такое тоже…

Софи вскрикнула, Жерар глуховато выругался.

— Но я полагаю, в этот раз все обойдется без неожиданностей. Очень уж все тут шито белыми нитками, очень уж хочется кому-то состричь купоны на представленной интерпретации памятника. Ничего, прорвемся… 99,9 процентов, что никакого автографа Иуды мы не обнаружим и вообще все это окажется жуткой лажей… Но смотреть все равно будем.

— Приятель, а ты прочитать-то этот текст сможешь? — резонно осведомился Жерар. — Он же на коптском языке написан, ты его знаешь? А в особенностях написания букв разного времени разбираешься? А папирус датировать сумеешь?

— Да нет, конечно, — Генка ничуть не стушевался. Вот за что я особенно его люблю — так это за отсутствие ложной амбициозности. Он вовсе не считает, что должен знать абсолютно все, не стесняется того, что чего-то не знает, и не стремится у окружающих создать о себе мнение как о затычке в каждой бочке. — Нет, греческий я разумею — образование предрасполагало; латынь, естественно, тоже. А вот что касается коптского… Надо что-то придумывать.

— Ну вот, приплыли, — вздохнула Софи. — И какой тогда смысл добираться до заветного текста, если все равно ничего толком с ним сделать не сможешь?

— Да есть у меня идеи, — загадочно усмехнулся в бороду Генка. — Вот только сначала надо продумать, какими бумагами следует заручиться, чтобы выбить себе разрешение работать с источником…

— Так возьмем ходатайство у Блейка, — мне казалось, что это наилучший вариант. — В конце концов, кто девушку обедает, тот ее и танцует. Он нам заказал расследование — вот пусть и обеспечивает зеленый свет…

— Да не факт, что, если мы предъявим ходатайство от его фонда, с нами вообще будут разговаривать. Думаю, тут надо действовать по-другому. Ладно, чуть позже начну со всеми этими делами разбираться, пока же нужно распланировать нашу операцию и распределить обязанности. Итак, Этьен выступает постоянно, что бы ни происходило, в роли менеджера проекта — со всеми договаривается, держит связь и прочее. Я беру на себя доступ к Евангелию от Иуды и прочим рукописям, их просмотр, поиски знатока коптского языка. Ты, Софи, поскольку тебе все равно сидеть привязанной к телефону, соберешь и собьешь вместе всю информацию об Иуде по официальным источникам — то есть Новому Завету (Четвероевангелию, Посланиям апостолов и прочее). А ты, Жерар, займешься пока тем же самым, что и Софи, только работать будешь с апокрифическими текстами.