Артем Драбкин - 22 июня. Черный день календаря.

Группировка сил сторон к 22 июня. Детали взаимного расположения войск Красной Армии и вермахта на различных участках фронта будут со­общаться по мере изложения хода событий. Сей­час же имеет смысл качественно оценить положе­ние сторон к началу боевых действий. В чем же вы­ражалось упреждение в развертывании? В первом эшелоне Германия успела развернуть против СССР к 22 июня 77% пехотных дивизий, 90% танковых, 94% моторизованных дивизий и 100% авиасоеди­нений, оставив в резерве до 12% имевшихся сил и средств, выделенных для проведения операции «Барбаросса». Напротив, в группировке советских войск в первый эшелон к 22 июня успели развер­нуться только 43% дивизий. Еще 25% входило в

Первый пленный.

состав вторых эшелонов округов (фронтов) и 32% еще находились в подчинении Главного Командо­вания (находясь в пути или еще в местах постоян­ной дислокации во внутренних округах). Таким об­разом, у сил вторжения был существенный числен­ный перевес над частями и соединениями Красной Армии, которые могли вступить с ними в бой в пер­вый день войны. При общем превосходстве сил на границе примерно в два раза три немецкие группы армий создали превосходство в числе соединений в три — пять раз на направлениях главных ударов. Упрежденные в развертывании войска Красной Ар­мии оказались разбросанными на всем простран­стве от западной границы до рубежа Днепра и За­падной Двины.

Захваченные в плен пограничники.

На прямой линии между Сталиным и Гитле­ром. Упреждение в развертывании было достигну­то. Последним мероприятием последнего предво­енного дня стало зачитывание в стоящих у советс­кой границы немецких частях обращения Гитлера. Таких обращений было несколько за войну. После­днее было в апреле 1945 г., за несколько дней до начала битвы за Берлин. Обращение зачитывали ко­мандиры рот. Поскольку уже смеркалось, офицеры освещали листы с текстом висящими на груди фо­нариками. Устами ротных командиров фюрер обра­щался к замершим в тревожном ожидании гражда­нам своей страны, одетым в военную форму:

«Солдаты Восточного фронта! Мои солдаты. Отягощенный грузом величайшей заботы, вынуж­денный многие месяцы хранить наши планы в тай­не, наконец-то я могу сказать вам открыто всю прав­ду. У наших границ выстроилось до ста шестидеся­ти дивизий русских. В течение многих недель гра­ницы постоянно нарушаются — и не только грани­цы самой Германии, но и другие, на Крайнем Севе­ре, а также границы Румынии. Солдаты Восточного фронта, как раз сейчас силы наши так велики, что равных им не было в истории всего мира. Плечом к плечу с финскими дивизиями и героями Нарвика наши товарищи ожидают схватки с противником в Арктике... Вы — на Восточном фронте. В Румынии, на берегах Прута, на Дунае, вдоль побережья Чер­ного моря германские и румынские силы, руково­димые главой государства Антонеску, стоят в еди­ном строю. Величайшие в истории мира армии го­товы к бою не только потому, что их вынуждает к тому суровая текущая военная необходимость, тре­бующая окончательного решения, или тому или ино­му государству требуется защита, а потому, что в спасении нуждается вся европейская цивилизация и культура. Немецкие солдаты! Скоро, совсем ско­ро вы вступите в бой — в суровый и решительный бой. Судьба Европы, будущее германского рейха, само существование народа Германии находится теперь в ваших руках».

Сообщение о 160 советских дивизиях было оче­видной ложью. Тот образ группировки советских войск, который имелся у немецкого командования на 21 июня хорошо известен из сохранившихся до­кументов. Она была переоценена, но ни о каких по­лутора сотен соединений не было и речи.

Застигнутые врасплох войной красноармейцы. Не все еще поняли, что происходит.

Пока на западной границе немецкие солдаты завершали приготовления к нападению, большин­ство советских людей, не подозревая, что завтра жизнь разделится на «до» и «после», спокойно про­водили субботний вечер. На территории бывшего СССР нет человека, родившегося до 1930 г., кото­рый бы на вопрос «Что вы делали в субботу 21 июня 1941 года», ответил бы «Не помню». Слишком ве­лика та пропасть, в которую обрушилась жизнь лю­дей на следующий день, чтобы так просто взять и забыть... По словам Афанасьева Н.И., «...в каждый из потянувшихся от июня сорок первого к маю со­рок пятого года день все думали о той жизни, кото­рая осталась позади, и, конечно же, последние дни, часы, минуты этой жизни — радостной, счастливой, мирной — мы все бесконечное количество раз пе­ребирали в памяти, и казались они особенно пре­красными».

Позволим себе привести несколько фрагмен­тов воспоминаний об этом вечере людей, с тем что­бы понять, что подразумевалось в то время под сло­восочетанием «мирная жизнь». Москвич Д.Ф. Златкин вспоминает:

«Я был в командировке — мы строили закры­тый объект в Феодосийском заливе. Жил я в гос­тинице «Астория». Из нее я вышел в 10 часов вече­ра, и волею судьбы за столом в кафе познакомил­ся с очень интересной девушкой. Чудесная девуш­ка была! Румынка, отдыхающая. Я увлекся ею, по­просил ее пойти со мной в парк, купил ей 20 роз! Мы сели в тенистой аллее, разговаривали о жиз­ни, и все прочее, она интересовалась нашей жизнью, а я интересовался жизнью в Румынии, по­скольку я не знал, что такое Румыния, и народ не знал этот, то мне было это очень интересно. Вдруг ни с того ни с сего из-за кустов выскакивает ка­кой-то человек, хватает меня за рукав и кричит: «Ааааа, вот ты где! Попался, мерзавец! Я тебя дол­го искал, но наконец-то ты попался! А ну-ка пошли за мной!» Тащит меня, кричит «Милиция!» Берет свисток и как засвистит! Откуда ни возьмись, на­род, милиция... Он говорит: «Вот человек, который крадет наши розы!» Все загудели и закричали: «Ну так надо волочь его в милицию! Чего он такой?! Дайте ему по уху! бейте его!» — Я говорю: «Как, какие розы, позвольте, я купил!» — «Где ты купил?» — «В кассе купил» — «А ну-ка, позовите кассиршу!» Кассирша подошла и говорит: «А я не помню этого человека» — «Как не помните? Я у вас купил все розы! 20 штук! У вас больше их не было». В это вре­мя подошел какой-то гражданин, и говорит: «А Вы посмотрит, сорваны эти розы или срезаны?» Ми­лиционер посмотрел на этого человека, потрогал черенки роз, и сказал, что эти розы срезаны. Меня обыскали, ножа не нашли, все поняли, что я купил. В это время кассирша сказала «Ааааааа, да-да, да, теперь я вспоминаю, он у меня действительно купил». Интерес публики пропал, в это время под­скакивает ко мне какой-то человек и говорит «Я из газеты «Комсомольская правда», хочу написать фельетон «Розы с шипами», где я вас могу найти?» Я говорю: «Я живу в гостинице «Астория», такой-то номер» — «Я у вас завтра буду». В 10 часов утра я просыпаюсь, никого нет...»

Житель города Оса Молотовской (Пермской) области В.П. Брюхов вспоминает:

«20 июня был выпускной вечер, а 21-го вечером мы собирались классом и поехали на пикник за го­род. Каждый взял у кого что было — картошку, кол­басу, сало. Тогда водку не пили, девок не тискали, а только прижимались ночью, дотронешься, а у тебя по телу электрический заряд проходит».

С.А. Данич, командир саперного взвода 565-го отдельного саперного батальона 294-й стрелковой дивизии:

Светает. Германская армия уже глубоко вклинилась на советскую территорию

«Дивизия располагалась в лесу под Липецком, офицеры жили в палатках, а солдаты в шалашах. Из нашего училища в эту дивизию было направ­лено 16 человек, и временно, пока шли назначе­ния, мы жили дружной командой в одной палатке. У кого-то из наших ребят возникла идея отме­тить окончание училища. Идея всем понравилась, и организацию пикника поручили самому опытно­му и старшему по возрасту из нас лейтенанту Дерешеву. Пикник решили провести на красивом ос­трове посреди р. Воронеж, ниже Липецкого ме­таллургического завода. Заготовили закуски, шампанское. С помощью знакомой девушки при­гласили весь ее выпускной класс. Праздник на­чался вечером 21 июня и продолжался до утра 22 июня. Шампанское лилось рекой, я кстати, тог­да его первый раз попробовал, казалось, что ве­селится весь город — такой был шум и радостный хохот. Такого веселого и красиво оформленного кострами праздника я больше не видел за всю свою долгую жизнь...»

Студент Днепропетровского медицинского ин­ститута И. Л. Друян:

«Разошлись поздно. Я провел товарищей, а когда вернулся, Вася и Женя уже спали. На полу у изголовья Васиной койки лежала недочитанная книга. Женя спал, свернувшись калачиком. Не­смотря на раскрытую форточку, в комнате было душно. Я распахнул окно. Внизу тысячами огней сверкал город. Вместе с прохладным ночным воз­духом в комнату ворвались приглушенные гудки автомобилей. Ниже, на втором этаже, негромко играл патефон и пели девушки. Днем зацвели липы, и теперь, ночью, их запах был особенно свеж и приятен.