Хачик Даштенц - Зов пахарей

Позже я узнал, в чем было дело.

Евангелие «Кочхез», принадлежащее роду Рыжего попа, хранилось в доме Арабо, в родовом сундуке, в селе Куртер. Книга эта обладала такой силой, что в давние времена хутцы, отправляясь на войну, приходили и клялись на ней. По просьбе настоятеля Арабо повез «Кочхез» в церковь св. Карапета, чтобы крестьяне, отправляясь на войну с султаном, вместо библии клялись на ней. Он привязал ее к седлу и поехал. В Теснине лошадь вдруг рванулась, книга соскользнула в ущелье.

– Вот здесь это случилось, – говорил Арабо, показывая мне на узенькую тропку в ущелье.

Мы кружили с Арабо по горам Брнашена, и это было моим первым уроком, незабываемым уроком армянской истории.

Арабо мечтал создать в Сасуне княжество, назвать его Талворик и объединить все крепости Сасуна и Муша.

Крепости…

Боже правый, сколько их здесь было! Что ни гора – крепость, что ни холм – укрепление. В Мушской долине была возведена знаменитая крепость Мушега. На Мокской равнине сохранились развалины Мокской крепости. В Алваринче находится крепость Пстик, то есть «маленькая». В долине Бердака, повыше Хасгюха, стоит загадочная крепость – Смбатаберд. Как только Тилибоз приближается к этой крепости, он громко ржет и бешено бьет копытом.

Однажды Арабо посадил меня на Тилибоза и повез к вершине Смбатаберда. Оттуда, через Сасунские горы, погнал лошадь к мосту Фре-Батман – на дорогу, ведущую в долину Тигра.

– Вот граница моих владений, – сказал Арабо, останавливая лошадь на мосту.

От шума неукротимой воды, ударявшейся о своды моста, лошадь поднялась на дыбы. Еще мгновение – и я, сорвавшись с седла, исчез бы в стремнине, не поддержи меня Арабо.

– Жил на свете знаменитый мастер по имени Батман, строил мосты, – сказал Арабо, – в «Памятной Книге» Рыжего попа есть о нем запись. Как-то пришли к нему сасунцы: дескать, просим тебя, перекинь мост через нашу реку.

«Как река ваша называется?»-спросил Батман.

«Река Сасна».

«Откуда исток берет?»

«С вершины Маратука и Цовасара».

«Ну что же, – сказал мастер, – я согласен».

Каменоломня находилась возле города Фархин. Взял Батман мерки, поставил сваи. На следующий день пришел к реке – свай как не бывало. Поставил он их во второй раз, в третий – та же история. Не держатся. Удивился Батман. Никогда с ним такого не бывало.

В ту же ночь он увидел во сне старика, который сказал ему: «На реке Сасна мост не удержится, Батман. Мужской норов у этой воды. Если хочешь, чтобы мост держался, положи под сваи первое живое существо, встретившееся тебе утром по пути».

Наутро приходит Батман к реке и видит – его возлюбленная жена несет ему еду. Следом бежит собачка. Расстроился Батман, прямо сердце защемило. Но тут собака обогнала хозяйку. Перевел дух мастер. Но женщина была нетерпелива, она заспешила, споткнулась и пролила обед на землю. Собачонка кинулась слизывать пролитый обед. А Фрешан подошла к мужу. Помрачнел Батман. Жена спросила, отчего он так печален. Мастер рассказал про сон. И сказала женщина ласково: «Чему быть, того не миновать, строй свой мост».

Батман положил жену под сваи и построил мост.

«Если бог не сломает, сколько этот мир стоит, столько и мост ваш продержится», – сказал мастер и кинулся в мутные воды. Больше его никто не видел. Мост назвали Фре-Батман – по имени мастера Батмана и его жены Фрешан.

Арабо несколько раз прокатил меня по этому мосту, потом погнал коня по Нижне-Сасунскому полю к Талворику.

Ночь мы провели в Дзкнголе.

Родник проса Этот родник находится на склоне Цирнкатара. Повыше проходит дорога, соединяющая Муш с Сасуном.

На рассвете мы с Арабо добрались до Цирнкатара и с его вершины наблюдали восход солнца. Тот, кто не видел восход солнца с Цирнкатара, пусть никогда не говорит, что жил на этом свете. Что до родника, то невозможно побывать в этих краях и не спуститься к нему. Спустились и мы. Арабо пустил Тилибоза пастись, а сам поспешил к роднику. Он наклонился, зачерпнул воды в красную арахчи, выпил, потом снова зачерпнул и протянул мне шапку, полную воды. Почти все хутцы пили воду таким способом.

После обеда с самиром, тoго, что я съел у бeрдакца на поле, я горячего не отведывал. Мы с Арабо оба были голодны. А был у нас с собой один только просяной хлеб: маленькие, сухие колобки, твердые как камень.

Этот хлеб хорошо есть, размачивая в молоке.

Арабо отправил меня к пастухам за молоком, а сам – правая рука на прикладе – прилег отдохнуть.

Я был уже довольно далеко, вдруг мне показалось – слышу за спиной лошадиное ржанье. Обернулся – гляжу, вооруженный какой-то мужчина поставил ногу в стремя, собирается оседлать Тилибоза.

– Арабо, Тилибоза увели! – закричал я не своим голосом и побежал к лошади.

От моего голоса Арабо вскочил, схватил твердый ком и, не метясь, кинул в разбойника. Он, видно, попал ему в висок – вор, бездыханный, растянулся под копытами взвившегося коня.

Я удивился. Откуда, подумал я, он взял камень, ведь там, где лежал Арабо, была одна трава да цветы.

– Чем ты его ударил? – спросил я.

– Хлебом. Просяным хлебом.

Времени, чтоб идти за молоком, больше не было; сели мы возле родника, смочили в воде остальные колобки, тем и сыты стали.

И весть такая распространилась, что Арабо из рода Рыжего попа убил просяным хлебом багревандского курда, вознамерившегося похитить его лошадь.

С того дня за родником осталось название Родник Проса. И хотя эту историю рассказывали про одного смелого сасунца, крестьянина из села Ахбик, на самом деле название родника связано со случаем, очевидцем которого был я сам. С незабвенным Арабо все это было.

Всего год прожил я у Арабо в брнашенских горах.

Однажды Арабо проснулся чуть свет. Я придержал ему стремя, и он взлетел на своего скакуна. Я почувствовал, что на этот раз он собрался в далекий путь. Перед тем как отправиться в дорогу, он вытащил из-за пазухи табакерку из орехового дерева и, протянув мне, сказал:

– Ступай в Красное Дерево и принеси мне оттуда табаку. – И еще сказал: – Ежели меня не застанешь, отдашь Роднику Серобу. Его место – Согорд, это в Хлате.

На следующий день до меня дошла весть о гибели Арабо. На горе Косура есть ущелье, называется Гялараш (Черная крепость). Арабо погиб в этом ущелье в 1895 году, когда с пятью товарищами, переодетыми в курдскую одежду, был поднят со сна и вступил в неравный бой с большой шайкой грабителей.

Его оружие видели потом у одного хаснанского курда.

Но я его просьбу выполнил.

Красное дерево – Красное Дерево, где ты, я пришел! – крикнул я и вскочил на ноги.

С Ццмака я спустился в долину Муша и, держа направление на запад, прошел пониже сел Ачманук и Кардзор. Так дошел я до села Хоронг. Повыше Хоронга находилось Красное Дерево, которое чужаки называли Гызлахач.

Я сидел на склоне горы Хозмо и по правую руку от себя видел красивый лесок и в нем деревья, сплошь покрытые красным листом. Наверное, по этой-то причине и называлось село Кармир Цар, то есть Красное Дерево.

Я пришел сюда на следующий день после того, как узнал о гибели Арабо. Еще не заходя в село, я вдруг почувствовал, что уши мои словно заложило. Какой-то глухой, глубокий стон доносился со стороны горы Зангак. Я этот шум уловил, еще когда проходил под Кардзором. И чем ближе делалось Красное Дерево, тем сильнее становился шум. В конце концов я понял, что это шумит водопад Гургура, тот, что над Арацаном, – водопад этот слышен еще издали, особенно в ясные ночи и на заре. Арабо про этот водопад говорил: «Потому Гургура зовут, что голос подает и голос тот три дня пути проделывает».

Постепенно я привык к этому шуму и с табакеркой Арабо за пазухой ступил в Красное Дерево. Табак этого края славился по всей Армении. Я помню, как учитель Мелкон частенько наведывался на рынок, чтобы запастись табачком из этого села.

Во всем селе было одно-единственное дерево, и росло оно во дворе церкви.

На мои расспросы, в каком, дескать, доме можно купить самый лучший табак, мне показали дом крестьянина Арменака, который, по словам односельчан, был лучшим мастером по табаку. Еще они сказали, что он бежал в Красное Дерево из Агаронга, что в Сасуне. Долгие годы был в России и только недавно вышел, дескать, из тюрьмы.

Я прошел несколько домов и очутился возле указанного дома. Я увидел низкорослого крестьянина, худого и костистого. На голове красная арахчи. Чем-то черты лица его напомнили мне Арабо.

Но меня в эту минуту ничто не интересовало. Я спешил наполнить табакерку табаком и пуститься в обратный путь.

Арменак повел меня к табачным грядкам, потом в сушильню повел и, показывая на связки и впрямь отменного табака, спросил:

– Тебе сколько же табаку надо?

– Всего лишь коробок, – ответил я.

– И из-за коробка табаку ты шел в Красное Дерево? – Он подумал, наверное, что я шучу, и засмеялся.

Как же он удивился, когда я действительно достал из-за пазухи табакерку и протянул ему. Он повертел ее в руках, внимательно посмотрел на стертый узор, словно хотел вспомнить что-то. Дважды он испытующе взглянул на меня из-под бровей. Кашлянул. Снова обследовал табакерку потом наполнил ее табаком. Крепко умял его пальцами и, закрыв табакерку, протянул мне со словами: