Елена Молодцова - Тибет: сияние пустоты

Дзанабадзар же продолжил свое высокое духовное служение, а также деятельность религиозного художника, которая тоже была служением. Скончался он на 89-м году жизни в Желтом храме в Пекине, куда его забросила судьба в силу политических перипетий, 14-го числа первого весеннего месяца года Водяного Зайца, то есть в 1723 году. И вот уже на протяжении почти 300 лет монголы почитают его как божество, как живого бурхана, живого будду. А танки и скульптуры Дзанабадзара при медленном и вдумчивом, сосредоточенном созерцании несут душе мир и покой, что важнее всего для верующего монгола, приветствие которого звучит как «Менду сайн вайно?», что значит: «Есть ли мир в твоей душе?».

Свои произведения Дзанабадзар, как и другие творцы, оформлял по всем правилам буддистского канона, запечатывая танки следом своей руки, а скульптуры – печатью двойной ваджры, крестом из двух скрещенных молний. Скульптура обычно делалась полой, и в полость внутри нее помещались различные вложения – написанные на бумаге мантры, освященные таблетки и другие предметы, – потом дно наглухо закрывалось и лама ставил печать двойной ваджры. После этого изображение считалось живым рукотворным богом, и ему следовало поклоняться, совершать подношения воды и риса, возжигать ароматы – в противном случае божество умрет.

«Живые» изображения божеств перед продажей иностранцу обычно освобождали от вложений и ваджрной печати ради безопасности безбожного покупателя. Гуманность такого подхода я прочувствовала на себе. Во время командировки в Индию мне было очень трудно получить визу на поездку в закрытый горный штат Сикким, пограничный с Тибетом. Наконец, почти чудом, виза была получена и мне был вручен билет на самолет до Багдогры. Оставалось только молиться о летной погоде.

До вылета оставалось еще два дня, и я в очередной раз отправилась на делийский тибетский базар, где и купила статуэтку дхьяни-будды Ваджрасаттвы. Придя в свой гостиничный номер, я с изумлением обнаружила, что на днище статуэтки стоит печать ламы, двойная ваджра, а это означает, что внутри сделаны вложения и выполнены соответствующие ритуалы, делающие изображение живым. Тут мне припомнилось, что молодой торговец сопровождал эту продажу особыми благопожеланиями и наставлениями. Далее, внимательно всмотревшись в статуэтку, я обнаружила, что у нее плохо проработаны руки, особенно пальцы. Хорошая проработка рук является непременным признаком мастерской работы. Рука очень много говорит об изображаемом божестве: каждый жест, каждый изгиб пальца несет большую смысловую нагрузку. У скульптур Дзанабадзара руки совершенны.

Словом, принесенная вещь стала меня потихоньку раздражать, но одновременно странным образом постоянно притягивала мой взгляд. Вскоре гостиничный номер, в который я так любила возвращаться поздно вечером и который был до сих пор таким уютным, стал мне тягостен. Далее начались мелкие неприятности, одна за другой срывались назначенные встречи, чего до сих пор не бывало. Но кульминация оказалась просто поразительной.

В день вылета в пять утра, положив в сумку среди прочих вещей и несчастного Ваджрасаттву, я села в такси, и сквозь густой, как молоко, туман мы медленно прибыли в местный аэропорт. Вскоре туман, из-за которого обычно и отменялись все местные рейсы, совершенно рассеялся, установилась прекрасная летная погода. Я сидела в зале ожидания и удивлялась тишине и безлюдности у нужной мне стойки регистрации. Но тут ко мне подошел служащий аэропорта и поинтересовался, чего, собственно говоря, ждет мадам. «Рейса на Багдогру», – наивно ответила я. «Мадам, Вы – единственный пассажир на Багдогру. Рейс уже две недели как снят! Где Вы взяли билет?!». Билет мне купила принимавшая меня Индийская национальная академия наук ровно за два дня до описываемых событий.

Это было уже слишком. Вернувшись в гостиницу в мой же номер, который никто не успел занять, и выяснив отношения с моими кураторами, которых нелепость происшедшего просто поставила в тупик, я взглянула на Ваджрасаттву и ясно поняла, что нам пора расстаться. На том же тибетском базаре уже другой продавец, увидев печать двойной ваджры, с готовностью взял моего Ваджрасаттву, но не выставил статуэтку на продажу, а куда-то убрал. Взамен мне был вручен тот же Ваджрасаттва, только не сделанный вручную, как мой предыдущий, а отлитый серийно по хорошему классическому образцу, безо всяких печатей и вложений.

После этого небо надо мной прояснилось. Сорвавшиеся ранее встречи спокойно состоялись. Более того, я вновь получила билет на Багдогру и благополучно долетела до нее. Из всего этого я четко поняла, что впредь шутить с изображениями божеств не следует. Ведь мой оживленный будда умирал у меня на глазах, и это не могло принести мне ничего кроме вреда. Он не мстил мне, просто кармические законы так устроены. Зато второй Ваджрасаттва, без печати, до сих пор живет у меня в доме и радует глаз, ибо руки у него проработаны четко. Впрочем, мне почему-то до сих пор грустно без того, первого, живого и страдающего божества.

Однако вернемся из дальних стран обратно в Тибет, где история продолжается. Здесь пятым цэнпо после Сронцзэнгампо стал Трисонг Дэвцэн, жизнь которого пришлась на 755-797 годы. Этот царь вступил на престол в возрасте восьми лет со всеми вытекающими отсюда последствиями: править самостоятельно ребенок, конечно же, не мог, хотя и был признан земным воплощением бодхисаттвы мудрости Манджушри. Реально же управлением государства занимался министр Машан Домпа из рода Кэ, отличавшийся исключительно злобным характером и люто ненавидевший учение буддизма, будучи приверженцем древней тибетской религии бон. Для начала он выгнал из страны буддистских монахов, среди которых было много китайцев. Китайские миссионеры возвратились на родину, но самый старший из них забыл в спешке один свой башмак и, подумав, сказал по этому поводу: «Учение вновь вернется в Тибет». С тех пор тем, кто готов разрушить Святое Учение, обычно говорят: «Башмак забыт приверженцем буддизма».

Но Машан не ограничился изгнанием буддистов. Он решил отправить обратно статую Будды Шакьямуни, привезенную китайской принцессой Вэнь-Чэн. Однако и тысяча человек не смогли сдвинуть статую с места, и тогда ее просто засыпали песком. Чтобы как можно больнее оскорбить буддистское учение, запрещающее убийство живых существ, Машан превратил построенные еще Сронцзэнгампо храмы в скотобойни и в лавки мясников. Ко всему прочему он издал закон, запрещающий исповедовать буддизм.

Пять лет бессильно взирал на все эти бесчинства несовершеннолетний Трисонг Дэвцэн, который был глубоко верующим буддистом. Но вот он достиг возраста 13 лет и по праву взял бразды правления в свои руки. Прежде всего он отменил закон, запрещающий исповедовать буддизм, и сам получил от оставшихся еще в Тибете Учителей буддизма ряд мистических посвящений, позволивших ему освоить искусство умственной концентрации. Затем законный царь решил положить конец соперничеству между буддизмом и бон. Он повелел уничтожить все бонские рукописи, что и было ревностно исполнено его соратниками, сторонниками буддизма.

И наконец, Трисонг Дэвцэн нашел способ расправиться с Машаном. Тибетский астролог-предсказатель сообщил Машану, что царю грозит большое несчастье и защитить цэнпо может только он, Машан, если войдет в указанный ему могильник. Министру ничего не оставалось, кроме как выполнить данное предписание. Но когда злодей оказался внутри могильника, дверь за ним тут же захлопнулась. Так яростный гонитель буддизма был заживо погребен ревностным приверженцем буддизма, главная заповедь Учения которого – сострадание ко всем живым существам.

Китайские священнослужители, как и было предсказано их забывшим башмак старейшиной, вновь вернулись в Тибет и посоветовали царю пригласить к себе индийского пандита Шантиракшиту, известного еще и как Ачарья (Учитель) Бодхисаттва. Шантиракшита был основателем индийской буддистской школы йогачара-мадхьямика-сватантрика, много лет преподавал буддистскую мудрость Сутраяны в университете Наланды; его жизнь продолжалась с 705 по 765 год.

Трисонг Дэвцэн послал приглашение, и Шантиракшита прибыл в Тибет. Когда царь и ученый встретились, Шантиракшита спросил Трисонг Дэвцэна: «Не забыл ли ты, как в Непале перед священной ступой мы с тобой пришли к решению распространить Святое Учение в Тибете, и было это еще в то время, когда Учение проповедовал Кашьяпа?». А Кашьяпа был буддой, непосредственно предшествовавшим Будде Шакьямуни, то есть еще доисторическим буддой, и жил много тысячелетий назад. Царь задумался и сказал: «Видишь ли, мои способности умственной концентрации настолько ограниченны, что я не могу вспомнить этого». Тогда Шантиракшита дал царю благословение, и тот вспомнил все свои прошлые перерождения, в том числе и то, которое пришлось на времена будды Кашьяпы.