Коллектив авторов - Новая история стран Азии и Африки. XVI–XIX века. Часть 1

В Индонезии чистый внутренний продукт в расчете на душу населения в 1700–1830 гг. не возрастал, в дальнейшем он несколько повысился и в 1840–1870 гг. зафиксировался на уровне, в среднем на 5–10 % превышавшем показатель предыдущих 100–130 лет. При этом доля голландцев в чистом внутреннем продукте (ЧВП) Индонезии возросла с 1,2–1,4 % в 1700–1780 гг. до 7,1–7,6 % в 1840–1870 гг., что, по сути дела, означало для неевропейской части населения в лучшем случае сохранение прежнего, крайне низкого уровня доходов. (Этнические китайцы, проживавшие в Индонезии, имели сравнительно более высокий и, вероятно, в целом повышавшийся уровень жизни.).

К сожалению, очень мало сводных данных по Ближнему Востоку. Сделанные оценки динамики реальной заработной платы чернорабочих по ряду крупнейших городов Османской империи (в основном на территории современной Турции) говорят о возможном росте их реальных доходов (средних ставок) в 1800–1815/1870–1885 гг. примерно на 3/5–2/3. С середины XVI по конец XVIII в. отмеченный индикатор, возможно, снизился на 1/6. Однако это – ориентировочные подсчеты, способные лишь в самых общих чертах, как показывают аналогичные исследования по другим странам, отразить общий тренд подушевого национального продукта за длительную ретроспективу.

Что касается Египта, то имеющиеся расчеты, основанные на взвешенных показателях динамики подушевого сельскохозяйственного продукта и реальной заработной платы рабочих в несельскохозяйственном секторе экономики, допускают возможность увеличения среднедушевого дохода в целом по стране в 1800–1885 гг. примерно на 1/3. (Как и по Турции, индикатор по Египту вбирает в себя тенденции второй половины XIX в. и поэтому не совсем сопоставим по другим периферийным странам).

Итак, при всем разнообразии путей экономической эволюции отмеченных стран на первой фазе их колониального (полуколониального) существования негативные явления в целом преобладали. Если взвесить приведенные показатели роста (снижения) подушевого ВВП указанных стран по численности их населения, то можно прийти к следующему заключению: с конца XVIII по середину (а может быть, вплоть до последней трети) XIX в. среднестатистический душевой доход в будущих странах третьего мира уменьшился на 1/6–1/7 (или в среднем ежегодно на 0,15–0,20 %).

Примерно в последней трети-четверти XIX в. в ряде периферийных стран сложились более или менее благоприятные условия для начала (а для некоторых из них – возобновления) экономического роста. Существенное удешевление транспортных расходов, в том числе морских перевозок (связанное с распространением пароходов, завершением строительства Суэцкого канала), сделало возможным и весьма выгодным широкое освоение природных и трудовых ресурсов, а также потребительских рынков колониальных и зависимых стран.

В конце XIX – начале XX вв. колониальная экспансия европейских держав, Японии и США достигла апогея. Периферия оказалась поделенной между метрополиями, имевшими обширные территориальные владения и зоны влияния (например, в Латинской Америке, в Китае и на Ближнем Востоке – в Турции и Иране). В этот период во многих колониях и зависимых странах произошла определенная стабилизация общественной жизни. В целом уменьшилось число внутренних войн и восстаний. Совершенствовалась работа административного аппарата. В ряде государств колониальными властями были отменены некоторые жестокие обычаи. (В Индии англичанами были запрещены ритуальные убийства, сожжения вдов, детоубийства.)

В ряде зависимых стран (например, в Османской империи) проводились некоторые либеральные реформы, направленные на уменьшение всесилия государства и укрепление прав частной собственности, упразднение архаичных институтов (в Таиланде лишь в 1905 г. было ликвидировано рабство). В то же время во многих афро-азиатских и латиноамериканских странах сохранялась полуфеодальная зависимость крестьян; колонизаторы проводили грубую экспроприацию земельной и иной собственности у коренного населения.

Одна из отличительных черт этого этапа развития периферии – активное инфраструктурное строительство, создание и расширение портов, проведение ирригационных работ. В этот период велось интенсивное строительство каналов, линий железнодорожных коммуникаций. К началу Первой мировой войны общая длина железных дорог достигла в Индии 55,8 тыс. км, в Китае – 9,9, в Индонезии – 2,9, в Египте – 4,3, в Турции (в азиатской части) – 3,5 тыс. км (для сравнения: в Италии – 16,9 тыс., в Великобритании – 37,7, во Франции – 51,2, в Германии – 63,7, в США – 410,9, в Японии – 10,6 тыс. км). В пересчете на 1 тыс. кв. км (общей территории) отставание от развитых государств было весьма значительным (в среднем 1:10): в Китае – 1 км, в Египте, Турции и Индонезии – 4–5, в Индии – 11–13 км (в Японии – 29 км, в США – 44, в Италии – 56, во Франции – 95, в Германии и Великобритании – 118–120 км).

В 1870–1914 гг. общий объем иностранного капитала (в неизменных ценах), инвестированный в страны будущего третьего мира, вырос в 5,3–5,5 раза, достигнув примерно 1/3 их совокупного ВВП. При этом в расчете на душу населения величина иностранного капитала, инвестированного в крупные азиатские государства (в Китае 3,5–4,0 дол., в Индии 6,7–7,3, в Индонезии 12–13 дол.), была меньше, чем в странах Ближнего Востока (в Турции 61–62 дол., в Египте 83–84 дол.), и намного меньше (для сравнения), чем в Латинской Америке (в Бразилии 81–83 дол., в Мексике 113–115 дол.). В Аргентине этот показатель (409–411 дол.) в целом не уступал данным по таким переселенческим (ныне развитым) государствам, как Южная Африка (346–347 дол.), Австралия (373–374 дол.) и Канада (490–491 дол.). Превалирующая доля (2/3–3/4) этих средств была вложена в инфраструктуру и добывающую промышленность.

В ряде стран Ближнего Востока за счет притока иностранных инвестиций финансировалась немалая часть внутренних капиталовложений: в Турции и Египте в 1907–1913 гг. этот показатель достигал 50–60 %. Близкие к отмеченным индикаторы были характерны для французских переселенческих колоний в Северной Африке (страны Магриба), а также для Кореи и Тайваня, принадлежавших Японии.

Однако в крупных, густонаселенных странах превалировали другие тенденции. В Индии и в Китае в первой четверти XX в. из внутренних источников финансировалось примерно 83–85 % всех капиталовложений. Приведенные факты говорят о далеко не одинаковой степени и масштабах европейского (японского, американского) «цивилизующего» влияния, которое, как это становится все более очевидным, имело в целом не столь мощное проникающее воздействие на традиционные уклады.

Вопреки еще встречающимся в литературе представлениям, относительные размеры капиталонакопления в колониальных и зависимых странах были не столь уж малы, во всяком случае, существенно выше нулевой отметки. Доля валовых капиталовложений в ВВП повысилась в Индии с 5–6 % в 1865 г. до 6–7 % в 1900 г., а в Китае – с 6–7 % ВВП в 1914–1918 гг. до 10–11 % в 1931–1936 гг.

В конце XIX – начале XX вв. норма валовых внутренних капиталовложений (в ВВП) достигала в Египте и странах Магриба примерно 9–12 %, а в Турции, Сирии и Иране – 7–10 %.

Средневзвешенный показатель по перечисленным странам увеличился с 4–6 % в конце XIX в до 9–10 % в первой четверти XX в. За вычетом непроизводственных инвестиций (главным образом в жилье), которые обычно составляли 20–25 % всего внутреннего капиталонакопления, норма производственных капиталовложений в будущих странах третьего мира достигала в среднем 7,0–7,5 % их ВВП. Такой уровень инвестиций в физический капитал был характерен для ряда стран Запада на предмодернизационном этапе развития, т. е. накануне «промышленного рывка», а также в первые десятилетия их индустриализации.

Наряду с отмеченными факторами важными компонентами улучшения хозяйственной конъюнктуры в будущих странах третьего мира стало заметное увеличение их экспортного потенциала. В последней четверти XIX – первой четверти XX вв. для стран-поставщиков сельскохозяйственного и минерального сырья сложилась весьма благоприятная обстановка. Индекс условий торговли периферийных государств повысился по меньшей мере на 10–20 %. Этот индикатор увеличился в Таиланде – на 68–70, в Индии – на 13–17, в Китае – на 25–27 %, в Турции (Османской империи) – на 18–20, в Египте – на 28–32 %.

И хотя в ряде колоний и полуколоний индекс условий внешней торговли снижался (например, в Индонезии на 55–60 %), в целом для стран будущего третьего мира этот индикатор имел тенденцию повышаться, что, несомненно, расширяло покупательную способность их экспорта. Что касается его физического объема, то соответствующие среднегодовые показатели роста достигали в отмеченный период, в частности, в Индии и Китае 2–3 %, в Индонезии 4,5–5,0 %. Учитывая имеющуюся информацию (темпы роста экспорта и ВВП, а также данные об экспортных квотах) по ряду других азиатских, североафриканских и латиноамериканских стран, можно предположить, что в конце XIX – начале XX в. за счет экспорт-расширения была получена в целом 1/6 прироста их валового продукта.