Жозеф де Местр - Рассуждения о Франции

Воцаряется Карл Великий и сражается на протяжении полувека. Каждый год он возвещает, на какую часть Европы должно наслать смерть. Являясь повсюду и повсюду побеждая, он железом сокрушает нации, подобно тому, как уничтожал мужчин-женщин Азии (стр.46 >)Цезарь. Норманны начинают долгую череду опустошений и жестокостей, которые до сих пор заставляют нас содрогаться. Обширное наследство Карла Великого рассеяно: властолюбие заливает его кровью, а имя франков исчезает в битве при Фонтене. Италия полностью разграблена сарацинами, в то время как норманны, датчане и венгры опустошают Францию, Голландию, Англию, Германию и Грецию. Варварские нации водворяются, наконец, и приручаются. Эта вена более не кровоточит; но вскрывается в тот же миг другая: начинаются Крестовые походы. Вся Европа бросается на Азию; число жертв отныне измеряют уже мириадами. Чингисхан и его сыновья покоряют и опустошают шар земной от Китая до Богемии. Французы, которые вели Крестовый поход против мусульман, теперь ведут его против еретиков: жестокая Альбигойская война. Битва при Бувине, в которой тридцать тысяч человек теряют жизнь. Пять лет спустя восемьдесят тысяч сарацинов погибают при осаде Дамьетты. Гвельфы и гибеллины начинают борьбу, которая столь долго обагряла кровью Италию. Факел гражданских войн вспыхивает в Англии. Сицилийская вечерня. При царствованиях Эдуарда и Филиппа Валуа Франция и Англия сталкиваются более неистово, чем когда бы то ни было, и открывают новую эпоху резни. Избиение евреев; битва при Пуатье, битва при Никополе; победитель падает под ударами Тамерлана, который следует за Чингисханом. Герцог Бургундский устраивает убийство герцога Орлеанского, и завязывается кровавое соперничество двух семейств. Битва при Азенкуре, Гуситы предают огню и мечу значительную часть Германии. Мухаммед II царствует и воюет тридцать лет. Отброшенная в свои пределы Англия терзает себя собственными руками. Иоркская и Ланкастерская династии купают ее в крови. Наследница Бургундии передает свое состояние Австрийскому дому; и этим брачным договором начертано то, что люди три века (стр.47 >) будут резать друг друга от Балтики до Средиземноморья. Открытие Нового Света: это смертный приговор трем миллионам индейцев. Карл V и Франциск I появляются на мировом театре: каждая страница их истории пропитана человеческой кровью. Царствование Сулеймана; Мохачская битва; осада Вены; осада Мальты, и т. д. Но одно из самых великих бедствий рода человеческого выходит из монастырской тени: появляется Лютер, за ним следует Кальвин. Крестьянская война; Тридцатилетняя война; французская гражданская война; избиение Нидерландов; избиение Ирландии; избиение Севенн; Варфоломеевская ночь; убийство Генриха III, Генриха IV, Марии Стюарт, Карла I; и в наши дни, наконец, французская Революция, которая истекает из того же источника. [70]

Я не буду далее раскрывать картину: наш век и предшествовавший ему слишком хорошо известны; и если восходить к колыбели наций, если опускаться вплоть до наших дней, если рассматривать народы во всевозможных состояниях, начиная с варварства и кончая самой утонченной цивилизацией, то всегда обнаруживается война. По этой причине, являющейся главной, а также по всем другим, которые к ней присовокупляются, пролитие людской крови никогда не прекращалось во вселенной: иногда кровь льется менее обильно, но на большем пространстве, иногда сильнее, но на меньшем пространстве; таким образом, этот поток почти что постоянен. Но время от времени происходят чрезвычайные события, которые ужасающе увеличивают его, будь то пунические войны, триумвираты, победы Цезаря, вторжение варваров, крестовые походы, религиозные войны и война за (стр.48 >)испанское наследство, французская Революция и т. д. Если бы составлялись таблицы избиений, подобные метеорологическим, то, кто знает, по прошествии нескольких веков наблюдений, — не открылся бы благодаря этому их закон. [71]

Бюффон весьма убедительно доказал, что значительная часть животных обречена на насильственную смерть. Он мог бы, сообразно вероятности, распространить свое доказательство на человека: но здесь можно следовать фактам.

Есть, в конце концов, основание сомневаться, что это насильственное уничтожение вообще является великим злом, за которое его почитают: по крайней мере, это одно из тех зол, которые входят в порядок вещей, где все насильственно и противоестественно, и которые возмещаются. Прежде всего, когда человеческая душа утратила свою энергию из-за изнеженности, неверия и гангренозных пороков, сопутствующих излишествам цивилизации, эта душа способна быть вновь закалена только кровью. Менее, гораздо менее легко объяснить, почему война в зависимости от различных обстоятельств вызывает различные последствия. Но довольно ясно видно то, что род человеческий можно уподобить дереву, которое невидимая рука неустанно подстригает и которое часто от этого выигрывает. Правда, если затронут ствол или если срезана верхушка ивы, то дерево может погибнуть: но кому ведомы пределы для древа человеческого? Нам определенно известно, что чрезмерной резне нередко (стр.49 >)сопутствует избыток населения, как это особенно было очевидно в древних греческих республиках и в Испании при господстве арабов. [72]

Повторение избитых мест о войне ничего не значит: не надо быть очень смышленным для понимания того, что чем больше людей убивают, тем меньше их остается; как верно и то, что чем больше ветвей срезают, тем меньше остается их на дереве; но необходимо рассматривать именно следствия операции. Между тем, продолжая то же самое сравнение, можно заметить, что умелый садовник при подрезке дерева меньше озабочен размерами его кроны, чем его плодоношением: от растения он требует плодов, а не древесины и листьев. Однако истинные плодычеловеческой натуры — искусства, науки, великие предприятия, высокие замыслы, мужественные добродетели — зависят особенно от состояния войны. Известно, что никогда нации так не поднимаются к достижимым для себя вершинам своего величия, как после продолжительных и кровавых войн. Так, сияющей вершиной для греков была ужасная эпоха Пелопоннесской войны; Августов век последовал сразу же после гражданской войны и проскрипций; французский гений был выточен Лигой и отшлифован Фрондой: все великие люди века королевы Анны родились при политических потрясениях. Одним словом, можно было бы сказать: кровь есть удобрение для того растения, которое называют гением. Я не знаю, вполне ли понимают себя люди, говоря, что искусства содружны миру. По крайней мере, надо бы объясниться и уточнить(стр.50 >)представление; ибо я не усматриваю ничего менее мирного, чем века Александра и Перикла, Августа, Льва Х и Франциска I, Людовика XIV и королевы Анны. [73]

Разве было бы возможно, чтобы пролитие людской крови не имело великой причины и великих следствий? Пусть над этим поразмыслят. История и мифология, открытия современной физиологии и античные традиции объединяются, чтобы дать пищу для этих размышлений. Колебаться в этом деле не предосудительнее, чем в тысяче других, еще более чуждых человеку.

Давайте, однако, гневно возмущаться войной, попытаемся внушить к ней отвращение Суверенов; но пусть не увлекут нас мечтания Кондорсе, этого столь дорогого для Революции философа, который употребил свою жизнь ради уготовления несчастья для нынешнего поколения, благосклонно завещав совершенство нашим потомкам. Есть только один способ сдержать бич войны — обуздать беспорядки, влекущие это чудовищное очищение. (стр.51 >)

В греческой трагедии об Оресте Елена, одно из действующих лиц, избавлена богами от праведного гнева греков и помещена на небесах рядом с двумя ее братьями, чтобы быть вместе с ними спасительным знаком для мореплавателей. [74]Появляется Аполлон, чтобы оправдать этот странный апофеоз. [75] Красота Елены, говорит он, была лишь орудием, к которому прибегли боги, дабы восстановить друг против друга греков и троянцев и заставить питься их кровь, умеряя [76]на земле беззаконие людей, ставших слишком многочисленными. [77]

Аполлон говорил очень хорошо. Ведь именно люди сгоняют тучи, а потом сетуют на бури.

Я хорошо чувствую, что во всех этих суждениях нас навязчиво одолевает столь тяжкое видение невинных, гибнущих вместе с грешными. Но, не углубляясь в этот вопрос, который соотносится со всем самым сущим, можно рассмотреть его лишь в связи с древним как мир всеобщим догматом обратимости страданий невинных на пользу виновным. [78](стр.52 >)