Дети гарнизона - Седов Сергей Юрьевич

— Нат привстал, поднял свой бокал, но очередная волна гупнула в борт и понесла его на

собеседницу. Приобнял рукой, пытаясь остановить инерцию качки, — она обхватила его,

отстраняясь. Приятная, душистая, женственная!

— Не так сразу, Нат, — и снова улыбнулась, мягко отталкивая.

— О, пардон, волны-убийцы прямо толкают меня в ваши объятья!

Ему вдруг пригрезилось: Лена, жаркая, обнаженная, прижалась, страстно шепча: «Уговори,

приручи, ласково и нежно, возьми меня, топчи меня…». Графиня! Нат сидел за столиком, целиком

погрузившись в свои фантазии, а она насмешливо смотрела на него.

— Жутко интересно, — после мгновенной паузы встрепенулся Нат. — Расскажите что-

нибудь еще, сделайте милость. Чую мощный материальчик. Перекличка времен, нити, связующие

с прошлым. Елена, у нас впереди валом времени, угостите своей историей! — Нат жадно пожирал

ее глазами.

— Пойду сына посмотрю, — она поднялась, грациозно потянулась, невольно выпятив

высокую грудь.

— В самый неподходящий момент!..

— Станете мамой — поймете, — она, смеясь, звонко ударила своим бокалом о край его,

наполненного наполовину крепким напитком. Разбередил таки душу этот попутчик Нат Берлин.

Нат Берлин — что-то знакомое. Слышала это имя. Но когда, где?

— Я вас вспомнила, Джокер, — неожиданно оживилась собеседница. — Утром в

скандальном репорте по телику. Не вы ли устроили самую крутую попойку года, поставили на

уши модный гей-клуб? Еще ваших собутыльников, каких-то индусов, что ли, увезла из клуба

«скорая» в больницу. Очень похожи, только тот джентльмен был в костюме и галстуке. Знаете,

Нат Берлин, если бы не вы, и у меня может, все по-другому сложилось.

— Не понял… — сконфузился Нат.

— Я не про «гей-клаб». Вы когда-то хотели приобрести акции модного медиа-канала в

Стамбуле у мистера Тарика, так ?

— А, это такой… с длинными седыми усами, Тарик Дениз? Не сложилось. Откуда вы

знаете? — немного удивился: странно, откуда она может знать о намерениях совсем забытых

времен? Шпионка, подставная?

Нат похолодел. Как сказала насмешливо: «гей-клаб»! Но взял себя в руки, медленно окинул

собеседницу раздевающим взглядом. Облома не почувствовал, наоборот, это придало ему азарта.

Теперь только одним мог доказать, что не гей!

— Пойду посмотрю, как там Патрик. Я вернусь. Только не укачивайтесь тут без меня… чем-

нибудь крепеньким. Обещаете не пить? — подозвала официанта: — Еще один двойной гордон,

только тоник отдельно... Ужасно смешивают, — приветливо улыбнулась своему случайному

попутчику. — А джентльмену принесите коньяку. Самого хорошего. И еще фрукты. Виноград,

киви. Пусть переваривает…

— Нет, только за мой счет, предоставьте такую честь угостить вас, графиня, — обиженно

взвился Нат.

— Спасибо! Со своей оплатой я буду спокойнее, — перебила она. — Буду чувствовать себя

увереннее, а это немаловажно. Пусть будет так, — положила свою теплую ладонь на его руку.

Официант, носатый востроглазый миляга, терпеливо ожидавший заказа, успокоил устало:

— Да не волнуйтесь сильно так! Джин уже кончился, коньяк вам же слил!

Но потом перешел на доверительный шепот:

— В баре еще водка осталась, полтора ящика. И яблоки есть, сэндвичи с салом, минералка...

Водка хорошая, чтобы «догнаться».

Нат понятливо кивнул: «Спасибо, не надо!» — и… вслед за прекрасной попутчицей мигом

летнул в свою каюту, и приволок кое-что из купленных во фри-шопе запасов спиртного, турецких

сластей и фруктов. Еще прикрепил к столу маленькую синтетическую елку, предназначенную

племянницам. И зажег душистую подарочную свечку в бокале. «Так, порядок, а там как карта

ляжет». Получилось в меру интимно, уютно. И по-праздничному симпатично. Интересно,

вернется соблазнительная попутчица, нет? «Вернется, — уверял внутренний голос. — Прошлое

не догонит».

В сумеречном и шатком коридоре Елену остановил капитан:

— Пардон, мадам, вопросик к вам?

Пассажирка недоуменно покосилась на старого морского волка, уверенно противостоявшего

качке на растопыренных ногах.

— Слушаю, товарищ капитан, — произнесла слово «товарищ» особенно торжественно, чем

немало порадовала кэпа.

— Мне в судовую роль нужна правдивая информация. Паспорток-то ваш просрочен будет по

прибытию. Послезавтра последний день. Может, другой — посвежее — имеется? — Кэп вытащил

из нагрудного кармана капитанского черного френча ее паспорт, пролистнул. — А вы здесь

совсем девчонка еще. Давно было пора картку новую вклеить. Паспорт старого образца, на десять

лет, хороший, как новый!

— В самом деле?

Неужели десять лет прошло со времени Беланова подарка? Вот он, заветный, партнер по

жизни.

— Вы с нами в рейсы не ходили? За последние годы уйму народу туда-сюда перевезли, —

приставал капитан.

— Было когда-то, очень давно, — пассажирка улыбалась чему-то. — Пришла на

«Сковороде» однажды, в большой красивый Город. И теперь снова иду на «Сковороде». Не

символично?

Кэп усмехнулся. Но пригорюнился, вспомнил, как много-много лет назад получал теплоход

на закордонной верфи, будучи младшим помощником, дооборудовал, ходил в научные рейсы,

дослужился до капитана, столько лет стойко переносил шуточки мариманов, связанные с

названием теплохода, и на тебе — в капремонт, а может, и спишут вообще, на лом, на гвозди. Еще

и эта пассажирка со своими символами... Опечалился…

Попутчица вернулась спокойная, умиротворенная, как будто решилась про себя на что-то,

положив рядом с собой старый кожаный портфельчик. Нат тронул доверительно мягкую,

потертую временем кожу:

— Трофейный, немецкий. Откуда портфельчик? — пробежался пальцами по застежкам со

спиленными свастиками.

— Отцовский, от дедушки достался. Он со мной с тех пор, как из гарнизона уехала, — гордо

отвечала, окидывая взглядом освещенный магическим пламенем зажженной в бокале душистой

свечки приятный Натов натюрмортик на столе. — И вы, вижу, даром времени не теряли, Нат

Берлин. Быстро все соорудили. Вполне располагает к общению. Общенью-обольщенью… Вы

опытный дамский угодник! — иронично усмехнулась, присаживаясь поудобней.

— Как Патрик? — поинтересовался, пропустив мимо ушей иронию.

— Спит словно в люльке. Проснется только утром. Муж называл его Пат, а я — Петрик. Так

звали мальчишку в моей любимой книжке из детства…

Корабль качнуло, сладкое угощенье, свечка в бокале, салфетница — все поехало по столу.

Оба руками подхватили бокал со свечкой у самой кромки, стукнувшись легонько лбами.

— Вам не больно? — участливо спросил Нат.

— Ох, кидает, как на качелях! Надеюсь, что этот шторм и вам, и мне дан как

предупреждение…

— Предупреждение? Штормовое?

— Сразу предупреждаю: могут быть довольно откровенные сцены… — трогательно

произнесла Лена, подглядывая реакцию собеседника.

— Не томите, открывайте заветный саквояжик.

— И портфельчик, и семейный фотоальбомчик, и истории — все раритетное!— улыбалась,

глаза ее совершенно просохли. — Тут все мое фамильное наследие, даже документы на старый

графский замок!

— Как в сказке! Показывайте, сгораю от нетерпения!

— Ну что же, полюбуйтесь, — она смело распахнула принесенный фотоальбом, похожий на

старую толстую книжку. — Мое первое ню. А здесь совсем кроха, закутанная «чебурашка». На

засыпанном снегом плато Ай-Петри. Года два, не больше. А вот на новогодней елке. В первом

бальном платье. Мама сшила… — с блеклой цветной фотографии смотрело на заинтересованного

зрителя задорное детское личико. — Я появилась на свет в ночь до первой звезды. Символично,

правда?

На пороге корабельного бара возникла вездесущая фигура капитана, осматривавшего