Эпоха бронзы Кавказа и Средней Азии. - Каринэ Христофоровна Кушнарева

смежные области, охватив в конечном итоге столь значительную территорию, — это вопросы, составляющие проблему ее происхождения. Последней касались многие авторы, начиная с Б.А. Куфтина; она являлась даже предметом специального исследования (Чубинишвили Т.Н., 1971). Однако эта проблема до сих пор далека от своего решения (Мунчаев Р.М., 1975, с. 196; Джапаридзе О.М., 1980, с. 43; и др.). Большинство исследователей полагает, что куро-аракская культура возникла в Закавказье. При этом, например, А.А. Иессен считал вслед за Ч. Барнеем, что из области ее формирования следует исключить территорию Азербайджана (Иессен А.А., 1963, с. 14). Но этот тезис не бесспорен.

Устанавливается, что распространенная в Закавказье культура эпохи энеолита не обнаруживает генетической преемственности с куро-аракской культурой. В ряде памятников (Нахичеванский Кюльтепе I, Бабадервиш, Шенгавит, Амиранисгора, Шулаверисгора, Геойтепе, Годинтепе и др.) куро-аракские слои подстилаются энеолитическими. Но ни на одном из этих многослойных поселений не прослеживается связь между керамикой, представленной в тех других слоях. Перед нами оказываются два совершенно различных (технологически, типологически и по орнаментации) керамических комплекса. Правда, определенная связь по ряду признаков между памятниками раннебронзового века и эпохи энеолита Центрального Закавказья, несомненно, имеется. В частности, на куро-аракских и энеолитических поселениях наблюдается одинаковая форма жилой архитектуры в виде круглоплановых построек. Можно говорить и о близости между отдельными категориями каменных и костяных орудий и даже некоторыми формами посуды. Укажем и на присутствие в тех и других комплексах металлических изделий из одинакового сплава — мышьяковой бронзы. Наконец, следует сказать о единстве типа поселений на Южном Кавказе в эпоху ранней бронзы и энеолите. Несмотря на все это, однако, говорить о прямой преемственности рассматриваемой культуры и известных энеолитических памятников Закавказья не приходится. Поэтому не может быть принят и тезис о том, что «куро-аракская культура первоначально появилась на территории Нахичевани на основе предыдущей местной культуры эпохи энеолита» (Ашуров С.Г., 1992, с. 24).

Нет также убедительных данных, позволяющих искать истоки куро-аракской культуры вне пределов Закавказья, прежде всего, на территориях Восточной Анатолии и Северо-Западного Ирана. Достаточно отметить, что памятники этих областей, относящиеся к энеолиту, содержат расписную керамику, резко отличную от черно- и краснолощеной посуды куро-аракской культуры. Поэтому представляется неубедительным вывод о том, что рассматриваемая культура возникла в Восточной Анатолии, а памятники Армении и Грузии являются периферийными (Burney C.A., 1968). Лишено аргументации и предположение о том, что носители этой культуры продвинулись в Закавказье с юга Каспийского моря (Мирцхулава Г.И., 1975, с. 79).

Представляется более близким к истине предположение о том, что родиной куро-аракской культуры является все-таки Закавказье. В куро-аракском двуречье она, по-видимому, стала складываться и развиваться, а уже оттуда распространилась на смежные территории. Здесь, в Центральном Закавказье, выявлены отдельные комплексы, которые ряд авторов рассматривает как раннюю группу памятников изучаемой культуры. В данной связи важное значение приобретают сделанные недавно в Сиони находки керамики, имеющие определенное сходство с керамикой куро-аракской культуры (Менабде М.В., Кигурадзе Т.В., 1981, с. 116). Памятник, расположенный в Южной Грузии, содержит оригинальный керамический материал, который отличен от глиняной посуды поселений Шулаверисгора, Храмис Дидигора и других, находящихся в этом же регионе. Полагают, что истоки куро-аракской керамики следовало бы искать в памятниках типа Сиони (Менабде М.В., Кигурадзе Т.В., 1981, с. 116), которые начали обнаруживаться в Закавказье. Они, возможно, и представляют те комплексы, которые непосредственно предшествуют куро-аракской культуре и смыкаются с ней. Но пока эти памятники не будут широко исследованы или пока не выявлены другие комплексы, занимающие действительно промежуточное место между куро-аракской культурой и культурой закавказского энеолита, вопрос о происхождении первой останется открытым.

Вполне очевидно, что процесс формирования куро-аракской культуры был сложным и длительным (Джапаридзе О.М., 1980, с. 43). Племена — носители этой культуры — активно развивали земледельческо-скотоводческое хозяйство и начинали осваивать все пригодные для этого районы Закавказья и смежных территорий. Древнейшие слои подавляющего большинства теллей Южного Кавказа относятся к куро-аракской культуре. Мы знаем, что заселение и хозяйственное освоение большинства регионов Закавказья началось именно в эпоху ранней бронзы. Но нам пока неизвестно, откуда, с какой конкретно области (или с каких) шла эта миграция. Ясно, что на Северный Кавказ данная культура распространилась из сопредельных районов Закавказья через перевалы Большого Кавказа (Мунчаев Р.М., 1975, с. 191). В Иран она также проникла из Закавказья. А как, в каких направлениях распространялась куро-аракская культура на самой территории Закавказья, остается неясным.

Рассмотрим теперь вопрос хронологии куро-аракской культуры. Как известно, в ряде памятников слои этой культуры подстилаются непосредственно отложениями энеолитических поселений. Известны и отдельные памятники, в которых куро-аракский слой лежит под слоями бедени-алазанской (Бериклдеби) и триалетской культур. Таким образом, относительное хронологическое положение куро-аракской культуры определяется достаточно четко. Энеолит Южного Кавказа датируется по С₁₄ в пределах V–IV тысячелетий до н. э., а триалетская культура — не позднее первой половины II тысячелетия до н. э. Следовательно, на куро-аракскую культуру падает III тысячелетие до н. э., а начало ее уходит, вероятно, и в IV тысячелетие до н. э. Такой общей датировки рассматриваемой культуры придерживаются в настоящее время большинство исследователей (Мунчаев Р.М., 1975, с. 192; Джапаридзе О.М., 1980, с. 43; Гаджиев М.Г., 1987а, с. 27). Она подтверждается и сравнительными данными, а также радиокарбонными (без калибровки) датами, известными для памятников куро-аракской культуры. Последних немного. Радиоуглеродные даты получены для Амиранисгора — 3720±165, 4835±180 и 4625±170 лет (Бурчуладзе А.А. и др., 1975, с. 90)[4], для Квацхелеби — 4760±90 и 4190±60 лет (Артемьев В.И. и др., 1961, с. 14; Linick A., 1977, с. 30), для Шенгавита — 4020±80 и 3770±60 лет (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972, с. 43), для Бабадервиша — 3900±60 лет (Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972, с. 43), для Нахичеванского Кюльтепе I — 4880±90 лет (Артемьев В.А. и др., 1961, с. 11). Отметим еще три даты; две для Мохраблура — 4140±30 лет (после калибровки — 2352±316 г. до н. э.) и 3825±30 лет (после калибровки — 2352±316 г. до н. э.) и одну для Жинвали — 2084±306 г. до н. э. (Кавтарадзе Г.Л., 1983, с. 84). Опубликовано и большинство радиоуглеродных дат, полученных для памятников куро-аракской культуры в Западном Иране и Восточной Анатолии (Кавтарадзе Г.Л., 1983). До сих пор, к сожалению, нет дат по С₁₄ для соответствующих памятников Дагестана, Чечено-Ингушетии и Северной Осетии. Правда, ряд таких дат получен для западногрузинских комплексов эпохи энеолита и ранней бронзы.

Полученные для памятников куро-аракской культуры радиоуглеродные (не калиброванные) даты указывают на то, что они датируются временем от начала III до рубежа III–II тысячелетий до н. э. в пределах XXIX–XXIII вв. до н. э. Если же рассчитать их по