Вингейт (СИ) - Левит Илья Исаевич

Итак, для популяризации «палестинской затеи» нужна была красивая и всем понятная цель, а кроме того, такой еврей, которому бы нельзя было отказать. Вейцман, избранный в 1920 году президентом Всемирной Сионистской Организации, нашел и то и другое. Был объявлен сбор средств на основание Иерусалимского университета. С этой идеей сионисты носились еще до Первой мировой войны. К тому же и еврей подходящий нашелся — Эйнштейн, который дружил с Вейцманом, шутливо называя его «великим реальным политиком».

Эйнштейн согласился поехать в турне по Америке для сбора средств на основание Иерусалимского университета — в качестве «приманки», как он сам говорил. Это, кстати, была первая поездка Эйнштейна в Америку — она состоялась в 1921 году и прошла с триумфом[15].

Два события, видимо, подхлестнули национальные чувства американских евреев. Во-первых, в это время Форд вел свою антисемитскую кампанию в Америке. Во-вторых, произошли трагические события в Яффо, описанные мною выше.

Эйнштейна встречал весь еврейский Нью-Йорк. Затем были бесконечные поездки, встречи, званые обеды, обеды у крупных жертвователей. Иногда Эйнштейн и Вейцман разделялись, чтобы больше успеть. Вейцман с юмором описывает, как приходилось выслушивать советы людей, ничего о ситуации на Земле Израильской не ведавших, но уверенных, что только они знают, что надо делать. Советы, понятно, были часто взаимоисключающими. А еще приходилось потом, после обеда у крупного жертвователя, обмениваться местечковыми анекдотами на идиш с бабушками и дедушками. «В общем, я честно отрабатывал полученные деньги», — написал Вейцман. Средства собрали, посрамив этим пессимизм Брандайза. Лиха беда начало! В дальнейшем это дело более или менее наладилось, хотя, разумеется, денег всегда не хватало.

Университет открыли в 1925 году в торжественной обстановке. Честь церемонии открытия предоставили Бальфуру, приехавшему по этому случаю в Иерусалим. Приведу слова очевидцев: «седоволосый старец в красной мантии, с развевающейся белой гривой волос с высоты горы Скопус производил неизгладимое впечатление». Он сказал, что рад видеть, как развивается еврейский национальный очаг. А говоря о знаменитой декларации, Бальфур заявил: «Это лучшее, что я сделал в моей жизни». Бальфур отметил, что открывается первый, на Ближнем востоке, университет европейского типа и выразил уверенность в его светлом будущем.

Местные арабы за редким исключением бойкотировали торжества под тем предлогом, что университет открывает именно Бальфур. Зато среди почетных гостей присутствовал и выступил с приветственной речью представитель каирского университета, только что основанного.

Начало Еврейского университета было скромным, но в принципе дело пошло очень хорошо. Иерусалимский университет оказался удачным мероприятием, как и Хайфский политехнический институт, открытый примерно в это же время. Они, как говорят, были «обречены на успех», так как еврейских студентов и еврейских научных работников плохо брали в существующие заведения в Европе (да не очень-то жаловали и в Америке), что оказалось в конечном итоге важнее языковых проблем. Эйнштейн тоже никогда не забывал свое детище и всегда помогал ему, чем только мог.

Одним из результатов Первой мировой войны стало возрождение Польши. «Вторая Речь Посполитая» — так говорили поляки. Речь Посполитая, то есть «Слово Народное», — так называлась великая позднесредневековая Польша. В самом названии возродившейся страны звучала претензия на великодержавность. География ее в межвоенный период сильно отличалась от сегодняшней Польши. После войны с Гитлером Польша как бы сдвинулась на запад — Советский Союз отхватил 45 % территории на востоке страны. Примерно половину этой территории Польше компенсировали за счет земель Германии. Так что Польша после Второй мировой войны хоть и принадлежала к числу победителей, но в размерах значительно уменьшилась. Изменилась и ее демографическая структура. Сегодня Польша — страна, населенная почти одними поляками, но в межвоенный период их было не больше чем две трети. Треть населения составляли национальные меньшинства. Евреев было, по разным оценкам, от 2,8 до 3,2 млн. Они уступали по численности из всех национальных меньшинств только украинцам. А еще были белорусы, русские, немцы и литовцы. В общем, было ясно с самого начала, что во «Второй Речи Посполитой» национальный вопрос станет делом первостепенной важности. И Пилсудский, о котором много рассказывалось уже в сказке о Трумпельдоре, понимал это. Но в 1923 году ему пришлось уйти в отставку. Правительство сформировали его давние недруги, не обладавшие, в отличие от Пилсудского, большим государственным умом. Дорвавшись до власти, они дали волю своему исконному антисемитизму, хотя именно евреи были как раз наименее проблемной группой, ибо свое государство строили далеко от Польши и, в отличие от украинцев, отделить от нее какую-либо территорию не мечтали. Во всем этом полякам еще предстояло убедиться. Но пока травля евреев приобрела вопиющий характер.

Традиционный польский антисемитизм подогревался обвинением в том, что все евреи — большевики, то есть советская агентура. Вот что писал Пилсудский в книге 1920 года о «Чуде на Висле»: «Подавляющее, громадное большинство населения относилось с явным недоброжелателством к Советам и их господству, усматривая в них … господство невыносимого террора, получившего название еврейского».

А между тем евреи составляли примерно 10 % населения страны. Итак, с 1923 года правительство Польши стало резко антисемитским. Возглавлял его Владислав Грабский. И Четвертую алию — четвертую волну миграции евреев на Землю Израильскую — будут с горьким юмором называть «Алия Грабского».

Вот цитаты из речи Грабского: «Мы хотим основывать наши отношения на любви. Но существует одна любовь к соотечественникам, а другая к чужакам. Их доля у нас слишком велика…. Чуждый элемент должен задуматься, не будет ли ему лучше где-нибудь в другом месте. Польша — для поляков.»