Лев Колодный - Переулки Арбата

В 1915 г. молодой мастер ушел в армию. Впереди были годы службы, сражений, впереди были Октябрьская революция, Великая Отечественная война. Они вручили маршальский жезл в руки Георгия Жукова.

* * *

После этой публикации мне позвонили:

- Вы писали в газете о маршале Жукове, о его жизни в доме скорняка Пилихина, я его младший сын. Могу кое-что рассказать и уточнить, приезжайте...

Когда Георгий Константинович Жуков приехал из деревни в Москву на учение к своему дяде скорняку Михаилу Артемьевичу Пилихину, - его младшему сыну Мише было шесть лет. С 1908 по 1914 год проживал под одной крышей с ним его двоюродный брат Егор - сначала ученик скорняка, потом мастер, ставший приказчиком в лавке отца. И последние годы жизни маршала прошли на глазах М.М. Пилихина...

В опубликованном в 1985 году в "Московской правде" очерке "По следам Егора Жукова" я пытался установить: где в Москве прожил детские и юношеские годы будущий маршал, заместитель Верховного Главнокомандующего? Поэтому при встрече с двоюродным братом полководца мне в первую очередь хотелось выяснить, верно ли определены были мною дома, где прошли годы учения в Москве Георгия Константиновича.

- Верно, но есть и уточнения.

Берем том "Воспоминаний и размышлений", находим строчки из первой главы "Детство и юность", ставшие отправным моментом поиска.

"Мы повернули к Большой Дмитровке (ныне Пушкинская улица), а потом сошли с конки на углу Камергерского переулка (ныне проезд Художественного театра).

- Вот дом, где ты будешь жить, - сказал мне дядя Сергей, - а во дворе мастерская, там будешь работать, - пишет Г. К. Жуков. - Парадный вход в квартиру с Камергерского переулка, но мастера и мальчики ходят только с черного хода, со двора...

Пройдя большой двор, мы подошли к работавшим здесь людям, поздоровались с мастерами... Поднявшись по темной и грязной лестнице на второй этаж, мы вошли в мастерскую..."

Из прочитанного у меня сложилось представление, что меховая мастерская М. А. Пилихина находилась не в самом доме, где он жил, а во дворе, в двухэтажном флигеле, которые обычно строились во владениях, поскольку Г. К. Жуков и пишет: "...а во дворе - мастерская".

Но, оказывается, все обстояло не совсем так, и если бы не Михаил Михайлович Пилихин, то некому бы было внести полную ясность.

- Мастерская размещалась в самой квартире. Входили в нее действительно на второй этаж со двора, как пишет Георгий Константинович, и мастера и ученики. Только летом, в хорошую погоду, они работали во дворе на открытом воздухе.

Есть и еще одно уточнение. Все, кто видел большой, покрашенный в серый цвет дом, протянувшийся рядом с Художественным театром, должно быть, заметили сверху на фасаде дату - 1912 год. Архитектура и масштаб самого здания не оставляют никакого сомнения в том, что оно могло появиться на этом месте только в начале XX века. Я приводил слова историка П. В. Сытина, который в своей книге "Из истории московских улиц" указывал: "Старые двух-, трехэтажные флигеля дома № 5 были в начале века также заменены шестиэтажным домом с магазинами".

М. М. Пилихин вносит поправку: их старый прочный каменный дом, описанный в "Воспоминаниях и размышлениях", не снесли, а сохранили, надстроив верхними этажами. Кстати, это практиковалось при перестройке с допетровских времен.

- Окна нашей квартиры сохранились, они в середине здания, сохранилась и лестница, которая вела в мастерскую, я ходил как-то смотрел ее...

Отсюда, из Камергерского, мы переехали в другой дом, поблизости, в Брюсовский переулок. Помню хорошо это переселение.

- Выходит, что дом в Камергерском в какой-то мере сохранился.

- Да, выходит, так. А вот наш дом на Брюсовском, к сожалению, перед войной снесли...

Это был двухэтажный небольшой каменный дом с подвалом. Квартира находилась сначала на первом, потом на втором этаже. Дом был одним из строений во владении графини Олсуфьевой. Рядом по переулку стоял другой принадлежащий ей большой, нарядный, четырехэтажный дом, о котором вы писали в газете, полагая, что маршал Жуков жил именно в нем. Но находился этот дом тогда ближе к Тверской, фасадом выходил на главную улицу Москвы. Перед войной его сдвинули в глубь переулка, на то самое место, где мы много лет прожили... Вот тогда и сломали наш дом.

Мастерская моего отца и здесь помещалась в квартире, рядом с жилыми комнатами. Их было пять. Семья наша большая, мать родила 12 детей, шесть из них выросли. Егор дружил с моим старшим братом Александром.

Отец мой - скорняк, каких сейчас не сыщешь, знали его и уважали многие. И я находился у него в учении, а старшим мальчиком был Егор. Получал я иногда от него подзатыльники. Рука у Егора была крепкая. Вообще-то отец, да и мастера, редко когда поднимали руку. Если Егору (или мне) доставалось во время учения, то не больше, чем другим ученикам. Мать наша никогда ни на кого руку вообще не поднимала, считала это за тяжкий грех. Отец не умел читать и писать. Он поэтому хотел, чтобы мы получили хорошее образование. Способный Александр даже одно время учился в Лейпциге, знал немецкий язык, учил и Егора немецкому, он же помог ему окончить городское училище. Александр с Егором часто забирались на полати, там подолгу читали и разговаривали. Однажды услышал я непонятную мне фразу. Егор говорил: жениться нужно не на красоте, а на человеке...

Сочиняют вот теперь всякое, даже, что Егор, мол, спал на цементном полу. Все это выдумки. Спал он действительно в мастерской, на полатях. Но на них спать и я мечтал, забирался вверх не раз. Относился отец к Егору хорошо, как к племяннику.

- А чем отличался от других учеников Егор Жуков?

- Быстрее всех ел, быстрее всех дело делал. Это мне запомнилось. Отец часто по праздникам брал нас с собой в церковь слушать хоровое пение, которое он любил. Ходили мы в соседние церкви и в Кремль. Там пробирался отец поближе к хору, а мы убегали на Москву-реку играть и слушали, когда раздастся колокольный звон. Это был знак, что нам пора возвращаться.

- Вот смотрите, - говорит Пилихин и показывает старый групповой снимок, сделанный в пору, когда Егор Жуков уже окончил учение. Фотографироваться пошли одевшись, как на праздник. Все в костюмах, под пиджаками жилетки. В центре, в кресле, сидит, облокотившись на ручки, Егор - он любил предводительствовать... Разве похож он на бедного родственника?

Вижу молодого, крепкого, широкоплечего парня, уже вполне городского. Костюм плотно облегает плечи. Наверное, это тот самый костюм, о котором писал Г. К. Жуков в мемуарах, подаренный по традиции хозяином после завершения учения. Смотрит молодой Жуков не мигая прямо в зрачок фотоаппарата. Рядом с ним стоит односельчанин, затем Александр Пилихин и самый младший, еще по виду мальчик, Михаил Пилихин.

- Как сложилась судьба Александра?

- В своей книге Георгий Константинович упоминал, что Александр уговаривал его, когда началась первая мировая, отправиться на фронт добровольцем. Брат и сбежал на фронт, откуда его привезли раненым. Когда началась гражданская война, Александр пошел добровольцем в Красную Армию и погиб под Царицыном. А я в те годы служил в московской милиции, разведчиком в 394-м пластунском полку.

От Георгия во время первой мировой войны и в гражданскую войну долго не было вестей. Жили мы по-прежнему в Брюсовском переулке. И только в 1924 году, как сейчас помню, в день похорон В. И. Ленина, он приезжает: решил посмотреть свой старый дом. И неожиданно для себя встречает меня.

- Ты жив? - спрашивает с удивлением.

Я обрадовался, все думали, что Георгий погиб. С тех пор уже никогда не теряли друг друга. Приезжая в Москву, он, когда не имел в Москве квартиру, жил у нас в Брюсовском. Первая его московская квартира была в Сокольниках, у Матросской Тишины. Потом поселился в "доме правительства" на улице Серафимовича, во дворе, другой его дом, тоже известный - на улице Грановского, а последний - на набережной Шевченко.

Снова мы оказались с ним, когда началась Отечественная война. Я к тому времени окончил автотехникум, но работал шофером на легковой машине, поскольку заработок шофера был больше, чем у техника.

В Москву из отпуска приехал через неделю после 22 июня. Поехал в военкомат на служебной машине, там меня тут же и мобилизовали. Неожиданно появился адъютант Георгия Константиновича. И меня направили в его распоряжение. В тот же день выехали с ним на фронт, я как шофер. Сначала в Гжатск, оттуда в штаб Западного фронта, нашли его за Юхновом, в лесу. Добирался Георгий Константинович и на передний край, в штаб батальона. Не раз попадали под обстрел. В любой обстановке, под бомбежкой, артиллерийским огнем, оставался невозмутимым и, к счастью, неуязвимым. Возил я его в легковой машине "бьюик". Кроме того, следовали за нами две машины охраны. Однажды пронесся слух, что мы попали в окружение. Нужно наступать, а люди бегут. Кто куда. Жуков наперерез. Остановил всех.

- Михаил Михайлович, вот всякие легенды сочиняют про Жукова, что, мол, в сорок первом знаки различия срывал и расстреливал...