Шон Макглинн - Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне

Описанный выше пример с отрезанием женских грудей — это тревожный сигнал об экстремальных, почти неуместных добавлениях к хроникам. Но вот пример из современности. Один морской пехотинец, воевавший во Вьетнаме, хвастаясь ожерельем из человеческих ушей, приговаривал: «Уши мы обычно отрезали. Это трофей. Если у кого-то соберется целое ожерелье ушей, то он — хороший боец, хороший воин. Отрезали также носы, детородные органы, у женщин — груди. Нас хвалили за такие вещи! Офицеры рассчитывали, что ты будешь поступать именно так, а иначе ты ненормальный, с тобой не все в порядке». Сходные по жестокости эпизоды повторились и в Европе в самом конце XX века, во время войн между сербами и хорватами. И это все — современные примеры, помогающие объяснить средневековые зверства.

Так почему же тогда то, что творилось несколько столетий назад, мы так легко клеймим как «средневековая дикость»? Этому найдется ряд объяснений. Во-первых, существует тенденция подвергать сомнению многие утверждения средневековых писателей, особенно если они монахи. Если в какой-то момент автор начинает сочинять невероятные, совершенно надуманные, нелепые вещи, а в следующем параграфе он рассказывает о творимых зверствах, то у современных историков возникает естественная склонность к скептицизму. Во-вторых, многим писателям не верят, считая их истеричными монахами, явно склонными к преувеличениям, особенно если окрестные монастырские земли подвергаются даже незначительному разорению со стороны проходящих мимо войск или если из монастыря забирают часть зерна или лошадей. В-третьих, писатели изначально создавали свои труды, чтобы ублажить покровителей, поэтому при толковании их текстов следует учитывать известную предвзятость. В-четвертых, слишком много доверия оказывают религиозным и рыцарским текстам, а также законам и обычаям войны, которые нарушались и соблюдались лишь в единичных случаях. Большинство историков признает, что эти идеалы и законы применялись случайным образом, да и то зачастую не по отношению к некомбатантам. В-пятых, существует естественная и понятная тенденция, заключающаяся в том, что современный читатель не хочет верить в описанные ужасы. Это происходит из неуместных или искаженных представлений о том, что подобные вещи попросту не могут произойти сейчас, соответственно, не могли произойти и тогда (а если и происходили, то только в исключительных случаях). И, наконец, подведем черту: нет никаких свидетельств в виде пленок, фотографий или репортажей авторитетных журналистов, которые могли бы раз и навсегда зафиксировать акт зверства, в котором участвовали бы реальные люди — и палачи, и их жертвы. Технология позволяет нам сейчас иметь целые библиотеки с изображениями, фильмами и записями подобных эпизодов, происходящих в современных войнах. Средневековому обществу приходилось в этом деле полагаться лишь на писателей-хронистов, а ими, как правило, были именно монахи.

К эпизодам средневековых хроник, описывающим зверства и злодеяния, относятся весьма скептически либо вовсе игнорируют, поскольку они не соответствуют современным стандартам обоснованных утверждений. И все-таки очень часто сенсационность средневековых хроник, сообщающих о тех или иных событиях, вполне согласуется с реальностью событий нынешних. Причем существующие параллели просто поразительны. Убийство пленных — это характерная черта и современных войн. С этим сталкивались и во время Первой мировой войны, и во время Второй мировой войны. Так, политика «пленных не брать» часто применялась американскими солдатами во время боевых действий на Дальнем Востоке. Кроме того, в знаменитый День D, или «День высадки» 6 июня 1944 года, попавших в плен немцев просто убивали. Подобным же образом расправлялись со многими пленными во время Вьетнамской войны. Гражданские лица неизбежно попадают под удар, будь то налеты бомбардировочной авиации или прямые атаки деревень или городов противника. Британцы сбрасывали химические бомбы в Ираке в 1920-е гг.; Саддам Хусейн позднее применил химическое оружие в войне с курдами. Немцы проводили политику сожжения деревень и городов во время вторжения в Россию и последующего отступления. Полностью сжигались деревни во Вьетнаме и в ряде случаев, как в Май-Лаи, проводилась массовая резня жителей. В средние века крестьяне убегали с семьями в леса и горы, чтобы не попасть под горячую руку во время карательных походов; так же поступили греки во время Второй мировой войны, опасаясь жестких мер со стороны немцев. «Бесполезные рты» были изгнаны из Парижа в 1870 году, и на них ссылались подсудимые во время Нюрнбергского трибунала. Судьба военнопленных Второй мировой войны, которые погибли при тяжелых переходах на Дальнем Востоке и во время отступления немцев из Восточной Европы, не так уж отличается от участи мирного населения, попавшего под «каток» шотландских набегов в Англии и угнанных в рабство либо погибших по пути на чужбину. Уничтожение тех, кто мог воспротивиться такому насилию, подтверждается в XIX веке одним нигерийским рабом, который говорил, что приходилось бежать и старым, и молодым, иначе бы всех убили.

Как же тогда быть с наиболее шокирующими своей жестокостью эпизодами из Средневековья — теми, которые больше всего претендуют на вымысел? Монахи, описывающие страшную участь священников, которых обезглавливали прямо у алтарей, могли справедливо предполагать, что описывают самый вопиющий случай, однако не менее жуткие эпизоды с истязаниями и убийствами священнослужителей произошли во время Гражданской войны в Испании. Мрачный рассказ Генриха Хантингдонского о солдатах, перебрасывающих из рук в руки отрубленные головы, повторился в отвратительных подробностях во время массовой резни японцами китайского мирного населения в Нанкине. На итальянских фотографиях периода Второй мировой войны видно, как гражданская милиция прогуливается с деревянным шестом, на который надета отрубленная голова партизана. На голову убитого солдата армии Северного Вьетнама надели солнечные очки, вставили сигарету и вымазали экскрементами. В Испанском Марокко кавалеристы привязывали отрубленные головы к уздечкам своих лошадей.

Как же быть с каннибализмом у Шато-Гайара, Руана и во время других осад и походов? Вспомните выживших с судна «Эссекс», которые глодали кости своих мертвых товарищей! Во время Второй мировой войны японским солдатам было разрешено есть плоть своих пленников. Но даже такие истории игнорируются.

Война мало что меняет, если речь идет о боевых действиях на поле брани. В отдельных частях развивающегося мира, особенно в Африке, природа войны во многом такая же самая, как и в Европе периода Раннего Средневековья. Стоит повторить мои впечатления, выраженные в самом начале книги: наблюдая за развитием событий во время войны на территории бывшей Югославии в начале 1990-х гг., я был поражен тем, насколько современная война в Европе сходна с войнами Средневековья. Повсюду ужас и зверства служат результатом пресловутой военной необходимости.

И так было всегда, во все времена. Осажденный Юлием Цезарем в Алесии в 52 г. до н. э. Верцингеторикс изгнал из города «бесполезные рты» — женщин, детей и стариков. Несчастные медленно умирали под стенами города, поскольку Цезарь отказался пропустить их и даже не взял в рабство. В «Истории Пелопонесских войн» Фукидида рассказывается о том, как вырезалось мужское население целых островов. Сделанная более трех тысяч лет назад надпись на Моабитовом камне рассказывает о войнах царя Моаба против израильтян. Он хвастается тем, что устраивал резню во всех захваченных городах: «Я взял его [город] и убил всех — 7000 мужчин, мальчиков, женщин, девочек и рабынь».

Зверствами кишит и наш, современный мир: достаточно упомянуть Руанду, республики бывшей Югославии, Ирак, Судан и Конго. В этом смысле средние века ничем особенным не отличались. В недавно опубликованном исследовании средневекового геноцида автор пишет: «Современная этническая резня необязательно зависит от государственных и технологических ресурсов, обычно ассоциируемых с модернизацией. Когда текущие настроения и менталитет потворствуют экстремальным действиям, то самых базовых, примитивных средств обычно оказывается вполне достаточно». Автор данной книги стремился показать, что средневековая война потворствовала совершению крайних, экстремальных действий. Однако средневековое «варварство» было далеко от уникальности. Средневековые командиры одобрили бы убеждение генерала Скобелева, которое он выразил, заявив: «Продолжительность мира напрямую зависит от количества истребленных тобой врагов».

Гиральд Камбрийский хорошо знал о жестокостях войны. Печально, что его призыв к гуманному отношению противоборствующих сторон друг к другу не был услышан: «Когда суматоха битвы уляжется и [воин] отложит в сторону свое оружие, ярость тоже следует унять и еще раз соблюсти человеческие правила поведения, возродить чувство милосердия и снисходительности в истинно благородном духе». Война неотступно следует за нами, поэтому вышеупомянутый призыв остается актуальным и в XX веке, каким он был в эпоху Средневековья. Печально сознавать, но этот призыв едва доносится до нас сквозь артиллерийскую канонаду и разрывы бомб, повсюду находящих свои жертвы в угоду пресловутой военной необходимости…