Вячеслав Федоров - Оружие Победы

«Отец» американской водородной бомбы, физик-теоретик из венгерских эмигрантов Эдвард Теллер, работавший в Лос-Аламосской лаборатории, считал, что русским еще долго не удастся создать термоядерное оружие, тогда как он был на пути к нему. Теллер еще не знал, как он ошибался. То, что он создавал, было громоздким и неэффективным. Его бомбу даже нельзя было без опаски долго хранить.

Об этом авторитетному физику мог бы рассказать молодой ученый Андрей Сахаров, участвовавший в проверке американских расчетов, которые добыла советская разведка. Теллер шел по тупиковому пути. Рано или поздно он его обнаружит… Но лучше поздно. Значит, есть время. И советские ученые сполна им воспользовались.

К 1961 году все проблемы «атомного проекта» успешно решались. Полигоны в Семипалатинске и на Новой Земле работали на полную мощность.

Андрей Дмитриевич Сахаров, волею судьбы ставший «отцом» советской водородной бомбы, считал работы над атомным оружием «раем для теоретиков». Ведь большинство идей, которые закладывались в новый вид оружия, нельзя было проверить опытным путем, они существовали только в расчетах. Очередной полигонный взрыв подтверждал состоятельность теоретических замыслов.

«Отцы-создатели» водородного оружия Андрей Дмитриевич Сахаров и Игорь Васильевич Курчатов.

Много позднее Сахаров напишет в своих воспоминаниях: «Я не мог не сознавать, какими страшными нечеловеческими делами мы занимались. Но только что окончилась война — тоже нечеловеческое дело. Я не был солдатом в той войне, но чувствовал себя солдатом этой, научно-технической».

Но, видимо, не только это чувство двигало ученым. Были остатки сталинского страха, липкого и живучего. Работа над супербомбой шла во времена «хрущевской оттепели», но даже тогда страх за свое будущее не испарился, не исчез. Соратники Сахарова вспоминали, как однажды во время работы, когда что-то не клеилось, он сказал: «Если мы не сделаем ЭТО — пойдем строить железные дороги…».

ЭТО они сделали.

Бомбу собирали в одном из цехов промзоны Арзамаса-16 прямо на железнодорожной платформе. Для этого ветку пути удлинили и вывели прямо в цех. К окончанию работы платформа имела вид обычного грузового вагона.

В двадцатых числах октября глубокой ночью состав с бомбой покинул город. Сопровождавшие его военные не имели в проездных документах отметки конечного пункта доставки груза. В пути несколько раз адрес менялся. Наконец литерный состав оказался в закрытой зоне на Кольском полуострове. Остановился он на станции Оленья, где его уже ждали.

«Рай для теоретиков» заканчивался. Скоро он должен был превратиться в атомный ад.

А в это время под Керчью на аэродроме Багерово в полку тяжелых бомбардировщиков, специально созданном для испытаний атомного оружия, шли тренировки экипажей. Летчики отрабатывали сброс гигантской бомбы. Они не знали, что это за бомба, их делом было точно и вовремя отделить «изделие 202» от самолета и рвануть на форсаже.

Для сброса супербомбы был выделен Ту-95, которым командовал майор Андрей Егорович Дурновцев.

Тренировки сброса макета прошли нормально, и экипаж перегнал тяжелый бомбардировщик на северный аэродром в поселок Олений. Здесь летчики и увидели реальное «изделие 202», которое обхаживали военные и ученые. В специальной палатке супербомбе были созданы тепличные условия. Ученые считали, что охлажденная бомба может недотянуть до проектной мощности взрыва.

«Изделие 202» требовало заботы ученых и тепличных условий.

Накануне подвески бомбы к самолету возникла проблема с секретностью. Дело в том, что бомба не входила в бомболюк самолета-носителя и ее надо было подвешивать на наружных держателях под брюхом самолета. А со станции Оленья военный аэродром хорошо просматривался. Любопытствующие могли видеть самолет и бомбу под ним. Быстренько послали солдат в ближайший лес нарубить елочек и соорудили забор.

Когда настал решающий день и самолету-носителю разрешили взлет, он вмиг разметал потоками воздуха, идущими от четырех винтов, весь камуфляж. «Секретчики» ахнули, но чем прикроешь бомбу на взлете?

На глазах у всех Ту-95 понес ее по направлению к острову «Д» — так называли полигон на одном из островов, входящим в архипелаг Новая Земля. Он уже существовал шесть лет, занимая площадь в 90 тысяч квадратных километров. Северный полигон был задуман для подготовки и проведения ядерных испытаний в интересах Военно-морского флота. Официально он назывался «Государственным центральным полигоном Министерства обороны № 6». Но кто тогда знал это секретное название. Каждый, кто попадал туда, имел свой, строго очерченный круг забот, излишнее любопытство не приветствовалось.

Чаще всего полигон на Новой Земле испытатели называли «Островом», тогда как семипалатинский полигон — «Берегом».

«Остров „Д“» появился в терминологии благодаря кинооператорам, прибывшим для съемок знаменательного события. Для себя буковкой «Э» они обозначили эпицентр будущего взрыва, литерой «А» — аэродром на материке, с которого предстояло взлетать. Курс простой: от «А» до «Э» на «Острове „Д“».

Кинокадры подготовки к взрыву и самого взрыва рассекречены лишь недавно. Снимали их операторы Владимир Афанасьев и Дмитрий Гасюк. Они должны были взлетать на самолете-носителе и сопровождающем самолете из пункта «А». На самом «Острове» находился еще один оператор Владимир Андреевич Суворов.

В 1989 году сразу же несколько газет опубликовали его записки, я написал ему письмо и Владимир Андреевич откликнулся. Он рассказал, что работает над книгой и торопится записать воспоминания товарищей. Сами они не мастаки были в писании и приходилось долго расшифровывать и обрабатывать то, что они наговорили. Тогда Виктор Андреевич любезно предоставил молодежной газете несколько главок своих записок, часть из которых была опубликована. Появилась ли его книга на свет, не знаю, но присланные машинописные страницы я бережно храню. Владимира Андреевича Суворова уже нет на свете. Контакты с атомной бомбой жизнь, увы, не продляют.

Владимир Андреевич старался как можно меньше писать от своего имени. В его книге должны были говорить друзья, товарищи, коллеги.

Вот воспоминания Дмитрия Гасюка:

«Она большая была — термоядерная бомба. Я отснял ее со всех сторон. Наступил момент монтажа, и заряд скрылся в корпусе бомбы. Монтажники под наблюдением ученых подсоединили контакты, закрыли бомбу и после проверок покатили ее к носителю. Погрузка в бомболюк происходила поздно вечером, когда уже нельзя было снимать с естественным светом, да и какой естественный свет, когда зима вот-вот наберет силу и смеркается рано. Это вызвало осложнения. Режим никак не хотел давать разрешение на включение прожекторов, а при свете спичек мы еще не научились снимать.

— Сияние ваших прожекторов ночью привлечет внимание и вызовет любопытство, если не случится чего-либо похуже. Такое освещение на аэродроме в новинку — пойдут толки, слухи…

Но сомнения сомнениями, разговоры разговорами, а разрешение было дано:

— Свет включить на двадцать минут, и ни минутой больше! — сказало начальство. — Управитесь не управитесь, а чтобы все было снято!

— А подвеску успеют сделать в эти минуты?

— Для вас успеют. Подкатят, застопорят, поднимут, а больше вам ничего и не нужно.

— Нужно! Бомболюк закрыть!

— Значит закроют».

Бомбу подвесили под днище самолета-носителя Ту-95…

Раз уж быть последовательным во всем, то рассекретим еще одно обозначение: время сброса бомбы значилось как время «Ч». Над пунктом «Э» — эпицентром, самолет должен был появиться в 11 часов 30 минут московского времени.

На самолете-носителе летел кинооператор Дмитрий Гасюк:

«Жутковато лететь, можно сказать, верхом на водородной бомбе! Вдруг сработает? Хотя и знаю — на предохранителях она, а все же… И молекулы не останется.

Когда взлетали, погода была отвратительная: пасмурно, сплошная облачность — несколько эшелонов ее. Летим-летим вверх, а все облака…

Мы на боевом курсе. Створки бомболюка открыты. За силуэтом бомбы — сплошная вата облаков. Это очень неприятно, если стоишь без парашюта у провала люка. Ощущением беззащитности это состояние назвать можно.

Сброс! Бомба пошла и утонула в серо-белом месиве. Тут же захлопнулись створки. Пилоты на форсаже уходят от места сброса.

Под самолетом снизу и где-то вдали облака озаряются мощнейшей вспышкой. Вот это иллюминация! Облачность настолько плотна, что свет не режет, и ни очки на глаза, ни плотный фильтр на оптику даже не понадобились. За люком просто разлился свет — море, океан света, и даже слои облаков высветились, проявились. В этот момент наш самолет оказался между двух слоев облачности, а там, в этом прогале, снизу, появляется громаднейший шар — пузырь светло-оранжевого цвета! Он, как Юпитер, громадный, мощный, уверенный, самодовольный!»