Владимир Карпов - Маршал Жуков. Опала

1990–1993 гг.

Переделкино

В связи с тем, что я не мог нести бремя супружества в годы борьбы, я решил теперь, перед концом моей земной карьеры, жениться на той, кто после долгих лет верной дружбы приехала в этот осажденный город, чтобы разделить мою судьбу. По ее собственной просьбе она умрет вместе со мной как моя жена. Смерть вознаградит нас за то, чего мы были лишены тогда, когда я нес службу на благо моего народа.

Все, что является моей собственностью, если представляет какую—либо ценность — принадлежит Партии; или, если она перестанет существовать, Государству. Если же и Государство будет разрушено, то дальнейшее распоряжение с моей стороны представляется необязательным.

Произведения искусства, купленные мною, никогда не приобретались для личных целей; они покупались исключительно ради создания галереи в моем родном городе Линце на Дунае. Мое задушевнейшее желание, чтобы этот пункт моего завещания был полностью исполнен.

Своим душеприказчиком я назначаю моего самого верного партийного товарища — Мартина Бормана. Ему дается полное право принимать все решения. Ему разрешается выдать моим братьям и сестрам все то, что представляет какую—либо ценность как персональная память или, если необходимо, помочь им в поддержании скромного уровня жизни; то же надлежит сделать и в отношении матери моей жены и моих секретарей (мужчин и женщин), фрау Винтер и всех других, кто на протяжении многих лет поддерживал меня своими трудами.

Моя жена и я предпочитаем умереть, чтобы избежать позора капитуляции. Наше желание, чтобы наши тела были сожжены немедленно здесь, где я выполнял основную часть своей ежедневной работы в течение тех двенадцати лет, когда я служил своему народу.

Составлено в Берлине, 29 апреля 1945 года. 4.00 утра.

Подпись:

Адольф Гитлер

Свидетели:

Мартин Борман,

д—р Йозеф Геббельс,

Николаус фон Билов.

Прошло более тридцати лет с тех пор, как я внес скромный вклад в 1914 году как доброволец в первую мировую войну — войну, которая была навязана Рейху.

В течение этих трех десятилетий все мои мысли, все мои дела и все прочие аспекты моей жизни мотивировались исключительно любовью к моему народу и моей преданностью ему. Эти чувства дали мне силу принимать наиболее трудные решения, которые когда—либо выпадали на долю смертного. В течение этих трех декад я истощил мое время, мои творческие силы и мое здоровье.

Неправда, что я или кто—то другой в Германии хотел войны в 1939 году. Она была желаема и спровоцировала теми международными государственными деятелями, которые либо сами были еврейского происхождения, либо действовали в еврейских интересах. Я сделал слишком много предложений по ограничению и контролю над вооружением — они не могут быть проигнорированы последующими поколениями, — чтобы на меня возлагали ответственность за возникновение этой войны. Более того, я никогда не хотел, чтобы после ужасной первой мировой войны последовала вторая против Англии с Америкой. Пройдут столетия, но и тогда из руин наших городов и монументов возродится ненависть к тем, кого мы должны благодарить за все случившееся: международное еврейство и его пособников!

Всего за три дня до начала германо—польской войны я предлагал английскому послу в Берлине решение германо—польской проблемы, — решение, аналогичное тому, что было применено к Саарской области, когда ее поставили под международный контроль. Невозможно предать забвению это предложение. Оно было отвергнуто лишь потому, что в руководящих кругах Англии хотели войны. Дело в том, что эти круги подпали под влияние пропаганды, распространяемой международным еврейством, и предвкушали усиление деловой активности.

Я также не сомневаюсь в том, что если к народам Европы еще раз отнесутся как к обычным биржевым акциям, являющимися предметом купли и продажи для финансовых заговорщиков, то ответственность падет и на тех, кто воистину представляет виновную сторону в этой смертельной схватке: еврейство!

Более того, я не сомневаюсь в том, что на этот раз гибель миллионов людей не обойдется без того, чтобы платить пришлось и виновным, даже если к ним будут применены более гуманные меры, чем они заслуживают.

После шестилетней борьбы, которая, несмотря на все неудачи, войдет когда—нибудь в историю как славное и героическое выражение человеческой воли к жизни, я не могу покинуть этот город — столицу Рейха. В связи с тем, что наши силы слишком малы, чтобы устоять под натиском врага и из—за того, что наше сопротивление подорвано изнутри презренными тварями,[6] которым недостает силы характера, я хочу разделить судьбу миллионов людей, решивших остаться в этом городе. Помимо того, я не желаю оказаться в руках врага, намеревающегося поставить новый спектакль под еврейской режиссурой для ублажения оболваненных ею масс.

Следовательно, я решил остаться в Берлине и принять добровольно смерть в тот момент, когда буду уверен, что резиденция фюрера и канцлера не может быть больше удержанной. Я умираю с легким сердцем, обозревая бесчисленные подвиги и свершения наших солдат на фронте, женщин дома, достижения наших фермеров и рабочих, и военные усилия — уникальные в истории — нашей молодежи, носящей мое имя.[7]

Я выражаю мою сердечную благодарность всем тем, кто вопреки любым обстоятельствам продолжает борьбу против врагов Отечества в соответствии с принципами великого Клаузевица. Самопожертвование наших солдат и моя связь с ними и в смерти даст то зерно, которое тем или иным способом прорастет и приведет еще раз к славному возрождению национал—социалистического движения и к осуществлению подлинно расового общества.

Многие из самых храбрых мужчин и женщин решили связать свои жизни со мной до самого конца. Я просил и в конце концов приказал им не делать этого, а лучше принять участие в продолжении борьбы, ведущейся нацией. Я требую от руководителей армии, флота и военно—воздушных сил всеми средствами поддерживать дух сопротивления наших солдат в национал—социалистическом смысле, особенно подчеркивая факт, что я сам — основатель и вождь этого движения, — предпочел смерть трусливому бегству или капитуляции.

Пусть в будущем станет особой честью, присущей германским офицерам, — как это уже имеет место в, нашем флоте, — чтобы вопрос сдачи местности или города даже не рассматривался ими. А самое важное командиры должны показывать пример верного выполнения долга до самой смерти.

Перед своей смертью я исключаю из партии бывшего рейхсмаршала Германа Геринга и лишаю его всех прав, данных ему декретом от 29 июня 1941 г. и моим заявлением в рейхстаге от 1 сентября 1939 г.

Вместо него я назначаю адмирала Деница рейхспрезидентом рейха и верховным главнокомандующим вооруженными силами.

Перед своей смертью я исключаю из партии и снимаю со всех официальных постов рейхсфюрера СС и рейхминистра внутренних дел Генриха Гиммлера. Вместо него я назначаю гауляйтера Карла Ханке рейхсфюрером СС и шефом германской полиции, а гауляйтер Пауль Гислер назначается рейхсминистром внутренних дел.

Геринг, Гиммлер и их секретные переговоры с врагом, ведшиеся без моего ведома и против моей воли, а также их преступная попытка захватить государственную власть, помимо нелояльности лично ко мне, нанесли неисчислимый вред стране и всему народу.

Для того, чтобы германскому народу дать правительство, состоящее из достойных людей, а именно такое правительство, которое продолжит войну всеми возможными средствами, я назначаю лидерами нации следующих членов нового кабинета:

рейхспрезидент — Дениц,

рейхсканцлер — д—р Геббельс,

министр по связи с партией — Мартин Борман,

министр иностранных дел — гауляйтер Гислер,

военный министр — Дениц,

главнокомандующий сухопутными силами — Шернер,

главнокомандующий ВМС — Дениц,

главнокомандующий ВВС — Грейм,

министр юстиции — Тирак,

министр культуры — Шеель,

министр пропаганды — д—р Науман.

министр финансов — Шверин—Крозиг,

рейхсфюрер СС и шеф германской полиции — гауляйтер Ханке,

министр экономики — Функ,

министр сельского хозяйства — Баке,

министр труда — д—р Хупфауэр,

министр вооружения — Заур,

руководитель германского трудового фронта и член имперского кабинета, рейхсминистр — д—р Лей.

Некоторые из этих людей, как Мартин Борман, д—р Геббельс и другие, включая их жен, добровольно присоединились ко мне здесь. Они не хотят покидать столицу Рейха ни при каких обстоятельствах, они желают умереть со мной. Тем не менее, я вынужден попросить их повиноваться моему приказу и в данном случае поставить интересы нации выше своих собственных эмоций.