Владимир Орлов - Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения

«Кратер Ломоносов» — в мраморе и бронзе возникает перед взором монумент «отца русской науки»; «Кратер Циолковский» — вспоминается глуховатый голос, светлые глаза, устремленные в будущее, глаза гениального

человека, который предсказал межпланетный полет; «Кратер Жолио-Кюри»—так и видишь добрую улыбку бесстрашного рыцаря мира, героического исследователя атомного ядра.

Капитализму предшествовала эпоха великих географических открытий, и мы знаем, что ко многим из них толкала человека корысть.

Коммунизму предшествует эпоха великих исследований космоса — величайший пример бескорыстного служения науке. На подобные бескорыстные подвиги неспособен капитализм.

Осуществилась вековая мечта человечества: советский летчик майор Юрий Гагарин шагнул в космос, горделиво пронесся в межпланетном пространстве. Радиотелеметрические и телевизионные системы наблюдали за состоянием космонавта в полете. Сам майор Гагарин в радиограммах из космоса извещал земных друзей, что чувствует себя хорошо. И, наконец, спуск, приземление. Первый человек, побывавший в космосе, снова на родной земле. Свершился подвиг, сделавший явью дерзновенные прогнозы русской научной мысли. Была взята еще одна, самая высокая ступень триумфальной изобретательской лестницы нашего, отечественного первенства в реализации идеи полета, лестницы, у начала которой находятся и первый полет Крякутного на наполненном горячим дымом воздушном шаре, и первые полеты Можайского на пыхтящем белыми клубами пара прототипе современного самолета.

Коллективный разум, коллективные руки советских людей оказались способными на новый величавый акт творения, по размаху превзошедший безудержную фантазию античных и библейских мифов. Человеческое деяние вторглось в сферу, относившуюся священным писанием к безраздельной компетенции бога. За какие-нибудь два с половиной года советские люди — коммунисты и атеисты — наяву повторили мифический календарь сотворения мира. Лишь недавно минули первые дни творения, когда люди, бросив вызов богам, сами создали новую твердь — небольшое, независимое небесное тело — искусственный спутник Земли. На нем создали далее все, что необходимо для жизни: свет и воздух, пищу и тепло; заселили его растениями и животными, примитивными и сложными, маленькими и большими. Наконец, наступил наивысший, все венчающий день творения — день шестой! — на искусственной планете появился человек.

Человек воцарился на искусственной планете и впервые ощутил великое безмолвие космоса, заглянул изумленными очами в до странности плоское, лишенное стереоскопической глубины межпланетное пространство и увидел острые звезды, и слепяще яркий, яростный диск Солнца на угольно-черном небе, и выпуклый бок Земли, прикрытый овчинами облаков. Земной шар был рядом с летчиком, поворачивался на глазах, как обыкновенный глобус. Сутки бешено ускорили свой бег: день и ночь сменялись с сорокаминутной частотой.

Давно ли считалось фантастическим название романа Жюля Верна «Вокруг света в 80 дней»? А сегодня не в фантазии, а наяву советский космонавт за один лишь вылет совершил кругосветное путешествие! «Вокруг света за полтора часа» — вот вполне реальный, даже деловой подзаголовок летописи его полета.

Американцы любят прихвастнуть количеством мелких спутников, запущенных в околоземное пространство. Но в науке количество опытов ценно лишь тогда, когда рождает новое качество. Если опыты множатся, а новое рождается туго, возникает подозрение, что наука повторяет сама себя, начинает буксовать, топтаться на месте.

Сила советской науки, советского изобретательства в том, что каждый бросок в космос знаменует собой качественно новое достижение. Штурм космоса ведется у нас единым, ритмичным, неуклонно восходящим движением.

Когда-нибудь, когда на земле поуменьшится число охотников подчинять величайшие мирные достижения науки человекоубийственным целям, мир узнает все подробности обо всей сумме научных и технических средств, позволивших встать на новую высокую ступень освоения космоса. А пока лишь вольная кисть воображения рисует исполинскую ракету, метнувшую тяжелый космический корабль, и перед умственным взором возникает как бы колокольня с пламенным хвостом жар-птицы, плавно возносящаяся вверх, — богатырская звонница русской славы.

Старинным мореплавателям, дерзнувшим плыть за океан, рисовались не только действительные, но и мнимые опасности. На краю океана им виделись смыкающиеся скалы, раздавливающие суденышки, как скорлупки, чудились морские змеи, глотающие корабли. Неведомые опасности рисовались и перед путешественником, перешагивающим границу космического пространства. Говорили о космических снарядах-метеорах — и не только о потоках больших камней, но и об отдельной маленькой крупинке, потому что даже горошинка, летящая столь стремительно, при столкновении с ракетой может произвести такие же разрушения, как несколько килограммов взрывчатки. Говорили о космических излучениях — и не только о потоках частиц, — нарушающих химизм обмена веществ в живой клетке настолько, что возникает лучевая болезнь.

Поэтому, перед тем как лететь человеку, советские спутники, вооруженные телеметрической аппаратурой, как саперы миноискателями, буквально «прочесали» космическое пространство, и люди убедились, что многие опасности перекочевали в разряд мнимых, таких же, как древние смыкающиеся скалы или змеи, глотающие корабли. Десятки и сотни миллионов километров налетали советские спутники и ни разу не столкнулись с метеором. Обнаружилось также, что зоны радиационной опасности можно очертить на звездной карте, как зоны рифов в море и проложить в космосе безопасные маршруты. Бледнеют и расступаются пугающие тени. Человек бесстрашно заглядывает в звездные бездны как покоритель и властелин.

Человек преодолел «физические барьеры» на пути в мировое пространство, пересилил мировое тяготение и сопротивление атмосферы. Но остался еще один неизведанный барьер, пролегающий внутри нас, через все элементы нашего организма. Перенесет ли человеческое тело условия заатмосферного пространства? Устоит ли? Выдержит ли?

Иностранные публикации по вопросам биологии и физиологии полета свидетельствуют, что человеческое тело подвергалось жесточайшим допросам с пристрастием. Человека подвергали воздействию грандиозных ускорений, при которых удельный вес его крови становился равным удельному весу ртути, а суммарный вес всего тела — весу крупного быка. Нам запомнилось (с иностранных фотографий), как меняется лицо летчика под воздействием чрезмерных ускорений. Нижняя губа отвисла, кожа как бы поползла с лица, над глазами нависли железные веки Вия. Одна физическая закономерность определяла характер этих изменений: под воздействием ускорений кожа стала тяжелей свинца, мягкость тканей при этом осталась прежней…

Да простят меня физиологи, но в потоке зарубежных исследований разнообразных порогов между жизнью и смертью мне чудится знакомая тенденция капитализма разрешать изобретательские проблемы — даже если дело идет об овладении космосом! — главным образом за счет человека. Сэкономить горючее, металл и электронику за счет человеческой крови, мышц и нервов, довести человека до порога, выжать все, что он может дать, — вот он, старый капиталистический принцип! Чем дряхлее становится капитализм, чем бессильнее он перед проблемами, которые свободно решает социалистический мир, тем все больше будет расплачиваться человек за хромающую кибернетику, калорийность горючего, слабость двигателей ракет.

«Все для человека!» — давно провозгласила советская социалистическая наука. И в труднейшую, героическую эпоху покорения космоса она не отступает от этого священного принципа. Ей чужды суета и вредная спешка, ей чуждо тщеславие пустого рекордсменства. Советский человек полетел в космос лишь тогда, когда была создана и сто крат проверена кабина с нормальными условиями существования, когда была отработана надежная система взлета и посадки.

Идет день шестой, когда вновь создаваемые миры в межпланетном пространстве заселяются человеком и на них создаются условия жизни, условия не худшие, чем на родной Земле. День шестой продолжается…

Ну, а что будет в день седьмой?

В день седьмой, если верить библии, господь бог попросил отдохновенья, чтобы любоваться делами рук своих.

Но наше коммунистическое вдохновенное творчество не знает отдохновенья, и нам чуждо праздное любование делами рук своих.

Планомерный штурм космоса продолжался.

Пока американцы подпрыгивали в своих ракетах над Землей, не в силах выйти на орбиту, начался легендарный полет Титова… Мне посчастливилось. Вместе с авиационной поисковой группой я вылетел в район приземления нового советского космонавта. Я помню низкое серое предрассветное небо над одним из аэродромов близ района приземления. Летчики, врачи, конструкторы, парашютисты небольшими группками стояли на летном поле, разговаривая друг с другом вполголоса, как во время ответственной операции. Мы были всего лишь малым узелком огромной, напряженной и чуткой, как паутина, сети, привязанной к космическому кораблю. Я чувствовал себя примерно так, как Пьер Безухов во время Бородинского сражения — в поле зрения попадали лишь детали громадной панорамы событий. Там над всеми слоями облаков, под черным небом, над слоем атмосферы летел он, завершая последние круги своего маршрута, почти столь же длинного, как дорога в облет Луны. Он летел в безвоздушном пространстве по орбите столь же независимой, как орбита самой Земли, а мы, стоя на участке земного шара, поворачивающегося как глобус, неслись ему навстречу.