Вильгельм Эртель - Охотник на бобров

Теперь, когда Раф и Теа-ут-вэ вошли в вигвам, та же самая девушка бросилась навстречу вождю; он крепко прижал ее к своей груди.

- Посмотри, Эймоа, - сказал он, - этот белый - мой пленник. Он страдает от ран - перевяжи ему их.

Хорошенькая дикарка взглянула своими большими красивыми глазами на Рафа. Она знаками показала, чтобы он сел на землю и осмотрела раны на руках и на ногах. Это причинило ему ужасные страдания, но он с удивительным мужеством переносил нестерпимую боль. Он сам промывал себе раны во время остановок в степных источниках, но в последний день они воспалились сильнее.

Молодая Эймоа тотчас же принесла глиняную чашку с водой и хотела обмыть раны. Раф не позволил ей этого. Эймоа с удивлением взглянула на него. Он обратился к ее отцу и просил передать ей, что это не в обычаях белых, он сделает это сам, потому что у них это считается неприличным. Вождь перевел это своей дочери. Она засмеялась и вышла из хижины. Раф промыл свои раны. Эймоа вернулась в вигвам с какими-то листьями. Она наклонилась к молодому человеку, положила листья на раны и обернула ему ноги и руки тонкой оленьей шкурой. Листья уняли жгучую боль, и Раф от души благодарил молодую девушку. Она не понимала слов; но поняла выражение глаз и лица.

Потом дикарка подошла к огню, нарезала кусочками бизоньего мяса и изжарила их на огне. Раф с удовольствием поел жареной говядины: все последние дни ему приходилось есть жесткое и черствое сушеное мясо. Потом Эймоа принесла различных ягод и плодов и ушла в свой вигвам, который стоял рядом с вигвамом ее отца. Раф и Теа-ут-вэ легли отдыхать на шкуры бизонов, которые еще раньше принесла Эймоа и положила одну на другую.

На другой день раны уже не были так ужасны. Они больше не горели, и вид их был гораздо лучше. Эймоа вновь перевязала их, и Раф опять благодарил ее от всего сердца. Потом он стал помогать ей в хозяйстве, разложил костер и убрал вигвам. Молодая девушка ласково смеялась, но часто с сожалением и участием смотрела на него. Раф видел, что ей жаль, что он должен погибнуть, как погибают все пленные у индейцев.

Он взял маленькую руку молодой девушки и крепко сжал ее. Она не отнимала руки и только с еще большим состраданием взглянула в его глаза.

Еще рано утром Теа-ут-вэ ушел в том же костюме, в котором он вышел из вигвама совещаний на Арканзасе. Также и теперь в левой руке он держал трубку мира, а в правой - длинное копье.

Это совещание должно было решить участь Рафа. Все индейцы отличаются необыкновенной скрытностью. Высказать свои настоящие чувства считается у них слабостью, и они кажутся совершенно холодными и апатичными, тогда как находятся в самом ужасном волнении. Эта особенность характера была и для Теа-ут-вэ. Но несмотря на это Раф из его поступков мог заключить, что он относится к нему благосклоннее других дикарей. Спас ему жизнь тогда, когда он попал в руки дикарей, он заботился о Рафе во время длинного перехода через степи, дал ему лошадь, а теперь взял его даже в свой вигвам и дал ему полную свободу. Раф надеялся, что Теа-ут-вэ и в этот раз заступится за него.

Вот что привязывало вождя к Рафу. У Теа-ут-вэ был сын. Он любил его больше всего на свете. Своею храбростью на войне, ловкостью и силой на охоте за бизонами этот молодой человек отличался от других дикарей и обещал сделаться таким же знаменитым, как "Черный Орел". Тогда Эймоа была еще ребенком; мать умерла при ее рождении и Теа-ут-вэ не взял себе другой жены. Сестра вождя занялась воспитанием маленькой девочки, которая во всем была похожа на свою мать. Но его сын был убит в одной из кровавых битв с команчами. Это так поразило Теа-ут-вэ, что он долго горевал и сделался суровым и угрюмым. Его только и оживляла мысль о кровавой мести за своего любимою сына.

Сердце его сжалось, когда он увидел на Арканзасе Рафа. Белолицый напомнил ему убитого сына. Он был его роста, в глазах было то же выражение мужества, ума и твердости души, которыми отличался его сын. Это сходство спасло Рафа.

Теа-ут-вэ внимательно наблюдал за Рафом, но так, что тот этого не мог заметить. Он думал, что Джек Вильямс его отец; от него не ускользнула печаль Рафа об убитом, и он видел, с каким мужеством он скрывал это от всех. Это нравилось старику. Он находил что-то родственное себе в этом белом, и в его лице, и в его характере. С первой же минуты он решился его спасти, чего бы то ему ни стоило, и для этого пустил в ход все свое влияние.

Раф еще спал, когда вождь подошел к его постели и долго с участием смотрел на него. Старые, наболевшие раны сердца снова раскрылись, когда он смотрел на крепкого красивого юношу, на его доброе и мужественное лицо.

Тихо вошла Эймоа и вывела отца из задумчивости. Она с любовью взглянула на старика; его лицо тотчас же сделалось строгим и сдержанным, как всегда.

- Не напоминает ли тебе этот белый моего милого сына? - спросил он и отвернулся в другую сторону, чтобы скрыть свое волнение.

Эймоа положила руку на его плечо и сказала ласковым голосом:

- Неужели он должен умереть?

Вождь молчал. Ему сделалось еще тяжелее, потому что он видел, что и его дочери нравился юноша.

- Как бы мне хотелось спасти его, - сказал он вполголоса.

Голова Эймоа опустилась на грудь. Она тоже стояла молча. Долго смотрели они с любовью на спящего юношу. Его бледные щеки разгорелись. Одна мысль пришла на ум обоим; их глаза светились ярче, грудь высоко поднималась. Но что волновало обоих, того не высказал ни один из них.

Раф скоро проснулся. Он хотел быстро вскочить, но чуть не упал от боли. Вождь поддержал его. Ни одного стона не вырвалось из груди Рафа. Потом Теа-ут-вэ оделся в нарядный костюм, сказал, чтобы Раф не выходил из вигвама, и ушел. Он отправился на совет самых старых вождей племени.

Трубка мира обошла круг, и Теа-ут-вэ открыл совет. Он рассказал об охоте на бизонов и о том, что индейцы взяли в плен "белолицего". При этом зашла речь также и о Хау-ку-то. Все в один голос обвинили его в убийстве белого, в то время когда тот хотел добровольно сдаться.

Долго говорили о том, что делать с белым. Многие хотели, чтобы на него была устроена охота. Теа-ут-вэ доказал, что это будет для них позором, тем более, что из белого пленника может выйти хороший черноногий. Это мнение поддержали другие вожди, которые были на совещании у реки Арканзаса. Один из них сказал:

- Покажем его нашим девушкам, когда его раны заживут. Если какая-нибудь выберет его себе в мужья, то пусть он живет между нами, если же нет, то пусть умрет!

Этим решением одного из известных, храбрых воинов окончилось совещание. Теа-ут-вэ был в восторге, но ни один мускул на его лице не дрогнул от радости, наполнявшей его душу. Он пожелал оставить белого до выздоровления в своем вигваме. Все единодушно согласились на это, и совет кончился.

В вигваме Теа-ут-вэ жизнь потекла мирно и спокойно. Раф не смел выходить из него, но он и не жаловался на это; раны его еще не зажили и причиняли ему ужасную боль при малейшем движении. Кроме того, ему нравилось постоянно быть с Эймоа. Дикарка привязалась к нему, она так горячо и с такой любовью ухаживала за ним, что он невольно ее полюбил. Когда он оставался один, то все прошлое представлялось ему с удивительной ясностью, и различные мысли теснились в его голове. Но что с ним будет потом? О бегстве и думать было нечего, да оно бы только ускорило его смерть. Куда и как бежать? Степь была вся сожжена, от дорог не осталось ни единого знака, а компаса не было, чтобы можно было бы узнать, где находится Арканзас. В сторону Миссури страна была гориста и покрыта лесами. В них постоянно охотились дикари - это ему сказал Теа-ут-вэ. Сама река была гораздо дальше, нежели он думал. Но если бы он даже добрался до Миссури, то в какой стороне жилища белых? А там, далеко на родине, горюет о нем милая мать! Такие мысли приходили ему на ум, и тяжело становилось у него на душе. Эймоа садилась возле него, с любовью смотрела ему в глаза, ласкала, как маленького ребенка, утешала его, приносила вкусные лакомства. Иногда ей удавалось развеселить его, и тогда она приходила в полный восторг. Особенно старалась она выучить Рафа по-индейски. В несколько дней он мог назвать все вещи в вигваме. Эймоа прыгала, танцевала и хлопала в ладоши, как веселое шаловливое дитя, и с новой охотой принялась учить белого. Он в свою очередь учил ее говорить по-английски.

Вождь видел отношения молодых людей и с радостью думал о том, как бы хорошо было навсегда оставить белого в семействе.

Между тем над головой Рафа собралась грозная туча.

Хау-ку-то нравилась Эймоа, но она ненавидела этого злого, мстительного дикаря. Он проведал, что Раф и Эймоа полюбили друг друга, и злоба против них становилась все сильнее и сильнее. Он всеми силами старался восстановить против пленника все племя и приписывал белолицему все несчастия.

- Вы не принесли его в жертву Великому Духу, - говорил он, - так вот теперь и кайтесь! Великий Дух отнимет у черноногих свое покровительство, свою помощь в нашей войне против команчей, и мы не сможем теперь отомстить нашим злым врагам за скальпы, снятые с наших братьев! Великий Дух посылает на нас всевозможные несчастья! Он показал команчам, где мы охотились, и помог им зажечь луговые степи!