Александр Андреев - Богдан Хмельницкий и его характерники в засадах и битвах

Тайные хлопцы полковников братьев Стасенко взрывали там, где надо мосты, разрушали переправы, портили вражеские пушки, поджигали цейхгаузы, угоняли боевых коней противника. Хмельницкий всегда сеял в войсках Польской Короны хаос, неуверенность, напряжение, сменявшиеся чувством обреченности и паникой, и многие военные шляхтичи говорили, что деревенели только при одних слухах о его приближении.

Гетман управлял тайной службой Войска Запорожского так, что непосвященные не понимали ничего в совершающихся секретных событиях, просчитать которые было так же невозможно, как и разобраться в том, почему и по какой причине Хмельницкий в течение обычного летнего дня 1648 года мягкий, резкий в суждениях, горячий, приветливый, приятный, молчаливый, простой, радушный, лукавый, злой, мстительный, добрый, суровый, жестокий, отчаянно смелый, хладнокровный, предусмотрительный, упрямый, компромиссный, противоречивый, цельный, нетребовательный, скромный, бешеный, великий.

Никто из многочисленных врагов Хмельницкого никогда не мог определить, какой стратегический и тактический прием он использует, чтобы добиться поставленной цели. Летом 1648 года, после побед под Желтыми Водами и Корсунью, Богдан понимал, что теперь Польская Корона займется им и казаками по-настоящему, и день и ночь готовил Войско Запорожское к осенней грандиозной битве с шляхетными нелюдями, льющими людскую кровь, как воду.

Все понимали, что Украина не может добиться независимости от Польши только собственными силами. Москва выжидала их обоюдной слабости, Крым рассчитывал, кто больше заплатит, а слабая Турция была далеко. В Варшаве ястребы без перерыва орали в сенате и сейме, что быдлу нужен только батог.

– Не лезьте к нам, выверну вверх ногами, – пообещал Польской Короне украинский гетман Богдан Великий. – Будет тогда вам всем батог!

– Не лезьте к нам, выверну вверх ногами, – пообещал Польской Короне украинский гетман Богдан Великий. – Будет тогда вам всем батог!

В феврале 1652 года не утвердивший Белоцерковский мир сейм постановил вести войну с казаками до конца. Ян Казимир, очевидно после очередного дворцового пира, предложил украинскому вождю атаковать Турцию, чтобы затем добить казаков с двух сторон, но Богдан даже не ответил королю и сенаторы в Варшаве говорили: «Хмельницкий молчит, как волк в яме лежит».

Энергично и почти без сна укреплявший украинскую государственность гетман Войска Запорожского в апреле 1652 года провел в Чигирине тайную раду полковников и старшин, подтвердившую решение стоять против Польской Короны до конца. Украина читала новый универсал гетмана:

«Ляхи по-прежнему причиняют нам обиды, и уже немало войсковых молодцов безвинно замучили и погубили. Пришла удобная пора вырваться нам из неволи, потому что ляхи от своего большого ума сами не знают, что делают, а через свою безмерную наглость хотят сами себя сгубить.

Оповещаем, чтобы все были готовы к войне с запасами, но не двигались с места без моего приказа, чтобы не дать ляхам повода к нарушению мира с нашей стороны, чего они только и хотят».

В начале мая 1652 года Хмельницкий впервые в войне решил взять на себя стратегическую инициативу, не встречая, а атакуя врага почти на своих условиях. Служивший и нашим и вашим, а больше всего лично себе, а не народу молдавский правитель – господарь Василий Лупу, совсем непрочно сидевший на престоле в Яссах из-за казней своих не очень виновных бояр, само собой с конфискацией их имущества себе, надоел своим двурушничеством всем соседям. Богдан, желавший взять под контроль вредившему ему господаря, понимал, что Польская корона ни за что не захочет терять даже слабого, но все же союзника, помогавшего ей в борьбе с казачеством. Чтобы выманить в нужное ему место коронную армию Речи Посполитой, Богдан направил в Яссы казачий корпус во главе с сыном Тимошем, сватавшимся к дочери Лупу Розанде.

Тайная стража гетмана аккуратно рассказала сенату о начавшемся походе пяти тысяч казаков во главе с гетманенком на Молдавию и на их разгром из Дубно тут же двинулось большое кварцяное войско Мартина Калиновского.

Отправив впереди себя двадцать тысяч казаков с Тимошем, Хмельницкий с гвардейским Чигиринским, Черкасским, Корсунским и Переяславским полками и вызванной им для польского страха пятитысячной ногайской ордой, не подчинявшейся Бахчисараю, пошел на перехват коронной армии Речи Посполитой.

В середине мая Калиновский двинулся из Староконстантинова к молдавской границе и тут же из Умани вышел с авангардом Хмельницкий, готовый зайти в тыл великому коронному войску, по беспечной шляхетной привычке ловившему корпус гетманенка там, где его показывали. Поляки встали в Брацлаве, а казаки Тимоша с незаметным Хмельницким за спиной в Ладыжине, южнее Винницы, на расстоянии сорока километров друг от друга. Силы противников были почти равны.

Богдан, вызывая неуемный и неоправданный гонор не раз битого им Калиновского, из Ладыжина послал ему резкое письмо, в котором приказал – предложил великому коронному гетману не переходить казакам дорогу и не мешать Тимошу с хлопцами наказывать вероломного молдавского господаря, а вообще убираться со всеми жолнерами к горячо любимой ими Висле. На письме стояла дата десятидневной давности и пометка «из Чигирина».

Калиновский, естественно, со всего уродзонного гонора влетел в хмельницкую ловушку. Он тут же пришел в ярость и заявил на смотре войска, что лишит засевшего в Чигирине Хмельницкого сына, посмевшего выйти в поход на Яссы всего с пятью тысячами казаков, и отомстит за случившийся ровно четыре года назад Корсунский разгром. После этих слов человека – неудачи коронный хорунжий вместе с главным войсковым знаменем вдруг грохнулся с лошади и в суеверных хоругвях заговорили о плохой примете перед походом. Калиновский, поднимая боевой дух войск, приказал атаковать Тимоша с его жалкими и никчемными хлопскими тысячами. Гетманенок, естественно, тут же испуганно отошел. Вместе с ним тихонько двигался с полками Хмельницкий.

Коронное войско встало лагерем у Южного Буга, в урочище у горы Батог, у села Четвертиновка над Тростянцом. Опытные командиры попытались объяснить Калиновскому, постоянно и тупо отбиравшему их жизни, что выбранная им позиция почти невменяема, вокруг густой лес, болота, параллельно Бугу идет невысокая горная гряда, и у войска совсем нет никакого обзора. Гетман напыщенно заявил, что никакого боя не будет, просто поляки, которых в десять раз больше, убьют казаков Тимоша, а потом выманят на себя из Белой Церкви его отца и разобьют со всеми казацкими полками.

В польском лагере у горы Батог встали восемь тысяч наемных немецких пехотинцев, двенадцать тысяч кварцяных кавалеристов, десять тысяч шляхтичей и двадцать тысяч их военных слуг. Гоноровое панство с келехами мальвазии в руках не очень отчетливо говорило, что пятьдесят тысяч жолнеров просто сотрут пять тысяч хлопов гетманенка, вот и все, vivat. Ночью на виду всего лагеря пролетела комета в виде рапиры, острием на запад к полякам, эфесом на восток, к Чигирину. В хоругвях расстроено заговорили, что поход опять будет неудачным, хуже винницкой осады Богуна на этом же Буге. Над Батогом совсем не спешил раскатываться весенний рассвет 22 мая 1652 года. Полторы тысячи лет назад точно также задерживалось утро над небольшим римским городком Канны.

– Ну и место выбрали панята для лагеря, только с ведьмами танцевать!

Богдан слез с высокого дуба, с которого внимательно осматривал слишком растянутый польский лагерь. Уже почти сутки гетман с характерниками Максима Гевлича изучал расположение коронной армии, и план сражения почти сложился у него в голове. Бой был не только его стихией, но и ремеслом, которым он владел досконально. Не раз он говорил своим хлопцам: «если хочешь победить большого врага – зароди в нем страх и убей веру в победу». Войска под командой Калиновского не побеждали никогда, поэтому и боялись комет и падений знамен с лошадей. Ладно, панята, будет вам новый Корсунь в его годовщину, раз вы к нему готовы!

Утром 22 мая из леса ввиду польского лагеря появились пять тысяч казаков корпуса Тимоша и выманили на себя всю коронную армию, которая не видела сколько казаков ее атакует и весь длинный майский световой день простояла с оружием в руках, отгоняя наглых хлопов в чащу, в которой не могла их преследовать. На вопрос боевых офицеров, как коронный гетман на такой позиции собирается разбить даже малочисленных казаков, Калиновский, конечно, не ответил.

Вечером Хмельницкий обратился к своему пятидесятитысячному войску. Голос Богдана звенел над казацкими рядами как колокол, и стояли перед ним родные полки как стены, как молчаливые и грозные, вылитые из бронзы великаны:

– Братья-рыцари! Никогда ляхи не смогут нас ни победить, ни согнуть! Нет конца этой сатанинской панской гордыне. Даже сами себя они готовы грызть ради наживы. Ляхи забыли, что мы хозяева на своей земле. Солнце одинаково светит и добрым и злым. Посмотрим, как панам будет завтра светить наше казацкое солнце.