Кирилл Гусев - Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции

Однако в пореформенной России общинное землевладение развивалось не в сторону уравнительности, а по пути усиления неравенства. Более или менее уравнительно внутри общины распределялась лишь надельная земля, роль которой по мере развития капитализма в деревне непрерывно падала. Действительное же землепользование, включающее купчую и арендованную землю, было далеко не равномерным, и остановить в условиях капиталистического товарного производства процесс концентрации земли в руках сельской буржуазии и обезземеливания бедноты ничто не могло.

Социалисты-революционеры утверждали, что в сельском хозяйстве доминирующую роль играет не капитал, а личный труд земледельца и производительные силы земли, которая, «не будучи продуктом человеческого труда, не есть капитал сама по себе, хотя при существовании частной собственности на землю может служить средством эксплуатации»100. Следовательно, ликвидация частной собственности на землю ведет к уничтожению эксплуатации в сельском хозяйстве. Однако практически тот, у кого нет ничего, кроме рабочих рук, остается рабом капитала, поскольку даже после полной ликвидации частной собственности на землю самостоятельное хозяйство можно вести, лишь обладая определенными денежными средствами и орудиями производства.

Поэтому «мысль о «социализации» земли без социализации капитала, мысль о возможности уравнительного землепользования при существовании капитала и товарного хозяйства есть заблуждение»101. Эсеры провозглашали уравнительность во имя социализма, в то время как переход всей земли к крестьянам без выкупа лишь ускорил бы развитие капитализма в его наиболее демократической форме, которое пошло бы свободнее и менее мучительно для массы крестьянства.

Поравнение, которое предлагали эсеры, носило мелкобуржуазно-утопический характер. Это было, как определил его В. И. Ленин, «мечтание интеллигента-народника и крестьянина-трудовика о том, будто можно было бы новым и справедливым разделом всех земель устранить власть и господство капитала, устранить наемное рабство или будто можно было бы удержать «справедливый» «уравнительный» раздел земель при господстве капитала, при власти денег, при товарном производстве»102.

Желание эсеров введением уравнительного землепользования уничтожить разницу между богатыми и бедными было вполне социалистическим, но на фоне благих намерений их расплывчато-демократические воззрения выступили еще резче. Идеологи эсеров не видели разницы между капиталистической и остатками феодальной эксплуатации, между демократическими и социалистическими преобразованиями. Резко осуждая и критикуя капитализм, но не понимая объективного хода экономического развития, они не видели, что «не может быть уравнительного пользования землей, пока есть на свете власть денег, власть капитала»103. Самый «справедливый» раздел земли при капитализме только способствовал бы дальнейшему развертыванию товарного производства, освобожденного от всех феодальных перегородок. Социализм, который пишет проекты о всеобщем уравнительном пользовании землей и полагает, что можно всех людей сделать «уравнительными» хозяйчиками, В. И. Ленин назвал мелкобуржуазным, мещанским социализмом.

Равенство, которое хотели ввести социалисты-революционеры, было не равенством изобилия, а равенством нищеты, поскольку рассчитано на мелкие и средние крестьянские хозяйства. «Социализация земли, — писали впоследствии сами эсеры, — когда принимает меры к охране и поддержанию мелкого единоличного крестьянского хозяйства путем дополнительного наделения их землей», приспособляется «к беспросветной мужицкой жизни»104.

Своими рассуждениями о «социализации земли» и «трудовых хозяйствах» эсеровские теоретики играли на руку буржуазии, затушевывая капиталистические отношения в деревне и тот факт, что большинство этих хозяйств либо покупали, либо продавали рабочую силу. «Интересы буржуазии (за которой слепо плетутся народники), — писал В. И. Ленин, — требуют смешения крестьянского пролетариата с крестьянской буржуазией.

Интересы пролетариата требуют борьбы с этим смешением, требуют ясной размежевки классов повсюду, в том числе и среди крестьян»105. В то время как рабочие разъясняли мелким крестьянам, что они сами полупролетарии и их спасение только в союзе с рабочим классом, капиталисты уверяли их, что они сами хозяйчики, их «трудовое хозяйство» может расти и при капитализме и поэтому их место в лагере буржуазии. Левонародники, указывал В. И. Ленин, на деле повторяли «учение буржуазии, развращая мелких крестьян «хозяйскими» иллюзиями»106.

Эсеры объясняли поддержку крестьянами требования уравнительного раздела земли их «социалистической» психологией и «социалистическим» характером крестьянского движения. Но причина заключалась совсем не в этом. В уравнении, как подчеркивал В. И. Ленин, крестьяне прежде всего видели уничтожение помещичьего землевладения. Они боролись не за социализм, а за «свободного фермера» на «свободной», очищенной от средневековых перегородок и пут земле, за условия, наиболее благоприятные для массы народа из всех возможных при капитализме107. Идея равенства, самая революционная в борьбе со старым порядком вообще и с крупнопоместным землевладением в особенности, была законной и прогрессивной у мелкого буржуа-крестьянина, поскольку она выражала стремление 10 млн. разоренных земледельцев к разделу помещичьих латифундий. «И плох был бы тот марксист, — делал заключение В. И. Ленин, — который, критикуя фальшь социалистического прикрытия буржуазных лозунгов, не сумел бы оценить исторически-прогрессивного значения их, как самых решительных буржуазных лозунгов в борьбе против крепостничества»108.

Социализмом эсеры называли уравнительные крестьянские требования, и вполне понятно, что в капиталистической стране в эпоху обостренного движения против крепостников эти требования пользовались поддержкой. Осуществление их, т.е. успех несомненно революционного, но не социалистического крестьянского движения, означал бы радикальный буржуазно-демократический, но никоим образом не социалистический переворот. А социалисты-революционеры видели в уравнительном землепользовании переход от крепостнического угнетения к свободе и равенству, стало быть, к социализму. В этом сказалась их мелкобуржуазная ограниченность. Они не замечали, что их «социализация» «из рамок капитализма выскочить не может, наемного рабства не уничтожит, но средневековье смести с лица русской земли может»109.

Демократизм эсеровской аграрной программы заключался именно в том, что она правильно отразила стремление крестьянской демократии к полному уничтожению остатков крепостничества, к ликвидации помещичьего землевладения. «Ложный в формально-экономическом смысле, народнический демократизм, — писал В. И. Ленин, — есть истина в историческом смысле; ложный в качестве социалистической утопии этот демократизм есть истина той своеобразной исторически-обусловленной демократической борьбы крестьянских масс, которая составляет неразрывный элемент буржуазного преобразования и условие его полной победы»110.

В замечании В. И. Ленина: «…с.-р. потому носят свое двойное прозвище, что их социализм вовсе не революционен, а революционность не имеет ничего общего с социализмом»111 — содержится очень точная характеристика сущности эсеровской программы, особенно ее аграрной части. В ней ясно видно, что социализм эсеров мелкобуржуазный, утопический, а не революционный, а их революционность носит характер отнюдь не социалистический, а всего лишь демократический.

Сочетание этих двух сторон программы эсеров являлось для В. И. Ленина исходным моментом при выработке отношения к ней революционной социал-демократии. Он требовал от марксистов, не смешивая буржуазные меры с социализмом, поддерживать буржуазно-демократические преобразования против крепостников и крепостничества, «заботливо выделять из шелухи народнических утопий здоровое и ценное ядро искреннего, решительного, боевого демократизма крестьянских масс»112.

Резко и справедливо критикуя «трудовое начало» и уравнительность как отсталый, реакционный, мелкобуржуазный социализм, нельзя было забывать, что эти теории одновременно выражали передовой, революционный, мелкобуржуазный демократизм и служили знаменем борьбы против крепостнических порядков. Забвение этого положения приводило к тому, что ни одно из оппортунистических течений никогда не могло правильно решить крестьянского вопроса. К его решению они подходили либо с правореформистских и догматических позиций, либо с позиций мелкобуржуазного революционаризма и ультрареволюционной левизны. В силу этого обстоятельства одни из них (меньшевики, троцкисты) недооценивали крестьянство и считали его союзником буржуазии, а другие (эсеры и иные мелкобуржуазные партии народнического направления) преувеличивали его революционность и считали главной движущей силой революционного процесса.