Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП) - Баркер Джульет

Победа также зависела от денег, но они были в дефиците. Генрих IV, похоже, плохо разбирался в финансовых делах, и, несмотря на обещание избегать расточительности, которая сделала Ричарда II таким непопулярным, он не мог позволить себе "жить за свой счет", особенно когда ему приходилось вознаграждать своих сторонников из своих личных доходов и подавлять мятежи. Это означало, что он должен был идти с шапкой в руке ко все более раздраженному Парламенту, чтобы добиваться налогов и субсидий, что никак не способствовало ни его популярности, ни его авторитету как монарха-реформатора. Его нежелание или неспособность выделить достаточно денег на валлийские войны было одной из главных причин того, что они затянулись надолго.

Кампаниям принца Генриха в Уэльсе постоянно мешала нехватка средств. Неоднократные просьбы о выделении большего количества людей, припасов и денег никогда не приводили к поступлению их в полном объеме. Принц и его военачальники постоянно жаловались, что их войска находятся на грани мятежа или дезертирства из-за невыплаты жалованья. В 1403 году Генрих заложил свой собственный запас "маленьких драгоценностей", чтобы помочь осажденным замкам Харлеч и Аберистуит, а в 1405 году лорду Грею из Коднора так не хватало денег для выплаты жалованья войскам, что ему пришлось заложить собственные доспехи. Эдуард, герцог Йоркский, юстициарий принца в Южном Уэльсе, пытался собрать средства для оплаты труда своих людей в Кармартене путем получения займов, но все, к кому он обращался, ответили отказом, поскольку им еще не были возвращены ранее взятые у короны займы. Чтобы удержать своих людей на месте, ему пришлось пообещать им на словах "как истинный джентльмен", что, если не будет найдено других средств для оплаты их труда, он предоставит в их распоряжение доходы от своих йоркширских владений. Временами принцу даже приходилось угрожать, что он будет вынужден оставить страну мятежникам: "Без мужской силы мы не сможем сделать больше, чем любой другой человек из меньшего сословия", — предупреждал он своего отца.[54]

Уроки такого существования "из рук в руки" были очевидны, и Генрих быстро усвоил их. В отличие от своего отца, финансовое благоразумие, экономия и стратегическое планирование должны были стать его девизом. Уже в 1403 году он приступил к ряду мер по увеличению своих доходов от герцогства Корнуолл и графства Честер, увеличивая арендную плату, возвращая под свое управление земли, которые сдавались в аренду, и значительно сокращая размер ренты, которую он выплачивал из местных доходов. Постепенное отвоевание его земель в Уэльсе также постоянно пополняло его кошелек, так что после 1409 года он мог рассчитывать на ежегодный доход в размере тысячи восьмисот фунтов с южного Уэльса и тысячи трехсот с северного Уэльса, по сравнению с жалкими пятьюстами фунтов с каждого из них, когда он только получил княжество.[55]

Такая финансовая мудрость не могла не расположить к принцу тот же парламент, который стонал от бесхозяйственного обращения с деньгами его отца. Парламент не был обязан предоставлять монарху какие-либо налоги, за исключением исключительных случаев для обороны королевства. На практике решение о том, предоставлять или не предоставлять налоги, принимала Палата общин. Она решала, на каком уровне следует установить налогообложение. Как покажет правление Генриха V, ее члены не всегда отказывались делать это и могли быть щедрыми. Взамен они ожидали от него соотношения цены и качества, или, как они это называли, "хорошего управления". В этом отношении Генрих IV неоднократно вызывал их гнев, направляя деньги, которые они выделяли на оборону Кале, Аквитании или войну в Уэльсе, на другие цели, например, на выплату ренты своим сторонникам. В беспрецедентной степени Палата общин открыто критиковала короля, настаивая на том, что налоги должны расходоваться на цели, для которых они были предоставлены, требуя от короля сократить размер и изменить характер его домашнего хозяйства и требуя надзора за его назначениями в совет. Ответ Генриха IV на эти приставания был контрпродуктивным: он обещал выполнить требования и ничего не сделал, тем самым добавив к списку претензий к нему недоверие. Палата общин отреагировала на это, выдвигая все более жесткие условия к своим субсидиям, не только в обход королевской казны назначая специальных казначеев для войны, но и настаивая на том, что их счета должны быть проверены и представлены на утверждение парламента.[56]

Искренний страх, что монархия обанкротится, не был безосновательным, как мы видим из чрезвычайных мер, к которым принц Генрих и его военачальники в Уэльсе были вынуждены прибегнуть для финансирования войны. Королевская несостоятельность также имела прецедент. В 1340 году трудности с финансированием войны против Франции разорили Эдуарда III и разорили два флорентийских банковских дома, по кредитам которых он объявил дефолт.[57] Предоставив Генриху IV субсидию в 1406 году, парламент подверг короля самому жестокому унижению — назначил совет с полномочиями по надзору за королевским правительством и контролю за его расходами. То, что именно принц Генрих был назначен его главой, свидетельствует о высоком авторитете, которым он уже пользовался. Через год совет настолько эффективно справился со своей работой, что Палата общин приняла вотум благодарности принцу за его службу в Уэльсе, где конец восстания был уже близок, и, что более важно, выделила еще половину субсидии.[58]

Поскольку присутствие Генриха в Уэльсе стало менее необходимым, он смог уделять больше времени Совету и приобрести тот необходимый опыт в работе правительства, который рекомендовала Кристина Пизанская. Несмотря на то, что назначение Совета было навязано королю парламентом, он почти полностью состоял из его друзей. В него вошли, по крайней мере, два человека, которые разделили его изгнание: Томас Арундел, архиепископ Кентерберийский, который короновал его королем и теперь был канцлером Англии; и сэр Джон Типтофт, один из его вассальных рыцарей, который с 1402 года был членом парламента от Хантингдоншира и спикером Палаты общин в 1405-6 годах, а затем стал казначеем Англии. В новый совет также вошли ближайшие родственники короля, на которых он очень полагался, когда его собственные сыновья были слишком молоды, чтобы принимать активное участие в политике. Это были три его сводных брата — Джон Бофорт, граф Сомерсет, Томас Бофорт, граф Дорсет, и Генри Бофорт, епископ Винчестерский — и их кузен и доверенное лицо Томас Чосер, сын поэта, который был спикером Палаты общин в парламентах 1407, 1410 и 141 годов. (Бофорры, а также их сестра Джоан, которая была замужем за Ральфом Невиллом, графом Вестморленда, были незаконнорожденными детьми Джона Гонта и его любовницы Кэтрин Суинфорд, на которой Гонт запоздало женился в 1396 году. Их потомство было узаконено папством и королевским патентом, утвержденным в парламенте, хотя формально они были лишены права наследования престола.[59])

Кроме архиепископа Арундела, с которым принц Генрих, кажется, бесповоротно поссорился, вероятно, из-за их разного отношения к Франции, и Джона Бофора, графа Сомерсета, который умер в 1410 году, все эти люди должны были оставаться доверенными советниками будущего короля. Влияние Бофоров, в частности, было чрезвычайно важным в формировании приоритетов Генриха и его роли как принца и короля. Джон и Томас Бофорты были активными участниками и ветеранами валлийских кампаний. Более важно то, что оба они служили адмиралом Англии и капитаном Кале, что сделало их страстными сторонниками защиты морей и защиты английских торговых интересов с Фландрией. Одного этого было достаточно, чтобы рекомендовать их в Палату общин, где существовало мощное купеческое лобби, и успехом в выполнении своих обязанностей они также заслужили одобрение парламента. Их брат Генри Бофорт был необычным человеком, чье богатство, власть и влияние уступали только его амбициям, энергии и способностям, позволяя ему с одинаковым успехом работать в светском и церковном мире. В возрасте двадцати двух лет он был избран ректором Оксфордского университета, год спустя получил свое первое епископство (что не помешало ему стать отцом бастарда овдовевшей сестры архиепископа Арундела), а в 1409 году, когда ему было всего тридцать два года, он был назначен кардиналом раскольническим папой в Риме Григорием XII. Усердно посещая заседания королевского совета, он впервые стал канцлером Англии в 1402-5 годах и проложил путь к своей будущей роли главного ростовщика короны, предоставив заем в две тысячи марок на оборону морей и Кале. Солидарность Бофортов с проблемами Палаты общин дала им возможность слышать и говорить в нижней палате, но поскольку они никогда не теряли доверия короля, то могли выступать в качестве посредников между ними. Предприимчивый принц выигрывал пропорционально, будучи полностью информированным о мнениях в Палате общин, а также приобретая там друзей и сторонников.[60]