Николай Маркевич - История малой россии - 2

Канцлер Вишневецкий выдавал замуж двух дочерей своих. К нему съехалось множество магнатов и Сенаторов. Хозяин, два Замойских, Потоцкий и Яблоновский взяли полк Замойского, напали на Греко-российские монастыри, ругались над церковными утварями, били монахов и священников, предавались всем возможным неистовствам. Государь, дав знать о том Кардиналу Спиноле, в Рим, послал подробную опись всех злодеяний Католиков и Униатов; описывал как шляхтич Свяцкий дал попу Русскому несколько сот ударов киями; как шляхтич шафранский, назвав другого священника схизматиком, отрубил ему три пальца; как шляхтич Шпилевский привязал к четырем кольям третьего священника и, обнажив его, бил, принуждая к Уние; как шляхтич Голынский мучил четвертого, продев ему шест между рук и ног; как одного продержали в тюрьме девять месяцев, а другого, прицепя за шею веревкою к лошади, гнали три мили; как Иезуиты, набежав на один девичий монастырь, стреляли, ругались и чуть не сожгли монахинь; как они же с своими студентами напали на похоронное шествие, прибили священника до полусмерти крест изрубили, народ разсеяли, свечи поломали, хоругви отняли и унесли в свой монастырь. Ни Спинола, ни Папа Царю не дали удовлетворения. Игумен Гедеон Шишка писал к Коммиссару Рудаковскому, что ксендз Любенецкий, ограбив нашего священника, поносил нашу веру и Государя, говоря: Царь ваш Москаль; напрасно ты на него надеешься! И Коммиссар мне безделица; я их не боюсь; а тебя, схизматика, свяжу как барана и к Папе отошлю.» Залусский приковал мещан Геческой веры к стенам, крутил их члены веревками, доводил до самоубийства. Соколинский руби и стрелял по ним, скидывал с чернецов камилавки, Советника Голошовского бил до смерти палками; жены и дети несчастных скитались без пропитания и без пристанища.

Смерть Петра Великого лишила несчастный край всякого покровительства. Петр II и Анна Иоанновна, после ПЕТРА, Полякам не страшны были. Более всего нападали они на церковные процессии, на похоронные шествия, отнимали и трощили свечи и кресты, обдирали образа и Евангелия, грабили чаши, потиры, дискосы, раздирали ризы, выбрасывали из гробов тела покойников в болото и обломки крестов на кровли Жидовских изб.

Елисавета Христолюбивая и набожная не более была счастлива, стараясь об улучшении судьбы Православных, в этом безалаберном правительстве. В их подвиги в царствование Елисаветы: двести Иезуитских студентов напали на один монастырь и чуть было не умертвили всех монахов; одной даме разбили камнем голову, — она умерла; одну мещанку высекли нещадно; могилу, в которой был погребен православный, били дубьем, приговаривая: «Мы тебя достанем Жидзе, Кальвине, схизматик!»— Людям забивали под ногти и зажигали серные спички; отнимали скот, хлеб и деньги; один Гребницкий, подвязав священника под лошадь ногами, вышиб у него глаз, дал ему полтораста плетей, а сыну его шестьдесят; на другой день снова его высек и, положив перед ним ком сена и ведро воды приказывал есть и пить на третий день дал ему четыреста плетей и отнял сто четырнадцать ефимков. Иезуиты зажигали ракетами храмы; помещицы неистовствовали, с отвратительным в их поле безчеловечием. Все это производилось ежедневно, с ругательствами и разными приговорками.

А между тем уже гроза росла над ними; она шла с юга от Новосербии. Тамошний простодушный, добронравный народ и ныне помнит эти времена. Уже готовилась страшная месть, кровавый подвиг наших отчаянных наездников. Уже они столплялись в Новосербском Черном лесу и в Чигиринской Чуте.

Вступила на престол Екатерина Великая. Утомленная длинным рядом злодеяний, Царица, через Кейзерлинга и Репнина, потребовала немедленного прекращения безумства и кровопролитий. Архиепископ Белорусский, знаменитый Георгий Конисский, загремел речыо перед Королем.

Сотник Харько заговорил иначе; он собрал семьсот козаков и произвел сильное кровопролитие за утеснение веры. Король объявил свободу вероисповедания; конфедерация Барская возстала против Короля; Харька поймали в Жаботине; в конюшне ему отрубили голову.

В Смелом, в вотчинах Князя Любомирского, священники были иные закованы, иные истиранены иные умерщвлены, домы их раззорены и разграблены. Под Ольшаною Данило Кожевский был обвернут пенькою, облит смолой и зажжен; в Мошнах, в Корсуне священство было замучено; в Таганче православных били нещадно, давая розгами по шестисот и по восьмисот ударов. Женщины, девицы, дети были истерзаны. Польки участвовали в мучительствах не менее мужей. Маршалек Пулавский взял насилыю в Лысянке, у Реймептаря Воронича, полк кавалерии, навербовал шляхты, и явился в староство Чигирииское склонять народ к Унии рукою вооруженною. Полковник Чигиринских козаков Квасневский спешил унять Пулавского. Униаты вышли из Староства; но мера терпения народного преисполнилась.

Духовенство взволновалось и спешило в Чигиринский монастырь к Архимандриту Мельхиседеку Значко-Яворскому. Этот поборник веры уже был однажды в руках Униатов; за отклонение народа от Унии, его схватили в Радомысле и посадили в Дермане в тюрьму, по повелению Униатского Митрополита Фелициана Володковича; он спасся бегством. Епископ Переяславльский Гервасий благословил на возстание. В монастыре составили совет, послали духовное посольство на Запорожье просить помощи; питомец Сечи, монастырский послушник, уроженец Чигиринский, Максим Железняк решился защищать православие; собрал охотников, соединился с Запорожцами, которые гуляли в Мотреннинском лесу и расположился в двух верстах от леса, у оврага Холоднаго, над ключом, где шла дорога от мельницы к монастырю через лес. Они нарубили дубов, наделали рогаток; на другой день Железняк явился к Мельхиседеку, получил от него благословение, помолился об успешном окончании доброго дела, возвратился в табор, и нашел там разные запасы и коней. Посоветовавшись, решились поладить с козаками, составлявшими надворное войско Князя Яблоновского; у них была надежда, что Квасневский возьмет их сторону, и уверенность в согласии с ними прочих козацких Старшин. Разослали гонцов ко всем окрестным Чинам и Сотникам; Железняк с несколькими Запорожцами поехал в Медведовку к Квасневскому; хозяина не было дома; Полковница испугалась; Железняк ее успокоил и объявил в чем дело. Квасневский, боясь и Железняка и своего правительства, бежал. Железняк занял место Чигиринского Полковника; здесь присоединился к нему уроженец Медведовский Иван Усач. Козаки сходились; несли отовсюду; оружие, порох, вели лошадей. Из лесов Мошнинских, Каневских, Трахтимировских, Чигиринских являлись толпы гайдамаков. Мельхиседек дал Железняку универсал, золотыми буквами написанный, и прозванный Золотою Грамотою.

Громада провозгласила Железняка Полковником. Вся ватага пришла в монастырь в Троицын день, в храмовый праздник; отслужили молебен и пошли по дороге Жаботинской. Расправа началась.

Жиды и Поляки смутились. Железняк пришел в Жаботин; согнал тех и других на площадь; управителя отдал в руки тамошнему Сотнику Мартыну Белуге. Этот водил его и спрашивал: «а що, пане Губернаторе, не одного тепер Ляха голова заляже?» Жителей вырезали, — то была первая поминка по Харьку; она повторялась везде по дороге, по которой шел Железняк; народ встречал его с восторгом и с подобострастием слушал Золотую Грамоту. Сподвижники прибавлялись ежедневно. С левого берега Днепра козаки толпами спешили к Железняку. Иван Усач пришел в Смелу, разорил замок; всем крещеным, то есть не Полякам и не Жидам, велел выбраться из города, и зажег его со всех концов. Гайдамаки, став кругом, бросали бегущих обратно в пламень. «Три ночи зарево отражалось на синих лесах; три дня солнце восходило и заходило, ввиде кровавого круга, без лучей; трое суток дым и чад клубились до Днепра и до Тясьминя.» К Усачу пристал Смелянский Сотник Шило; они пошли в Богуслав; там все шанцы завалили Жидами и направили путь на Звенигородку.

На кровавый след Железняка сбирались толпы народа; ходили по окрестным селам и хуторам, опустошали, грабили, резали панов и поссессоров; более других отличился один Неживый, горшечник села Мельников, — места, где родился Железняк.

Король не мог защищать Жидов и шляхты; его занимала Барская конфедерация; было одно спасение для панов: скрываться от Железняка в укрепленных городах; они сбежались в Лисянку, в Белу Церковь, а наиболее в пространный и богатый Умань. Это Железняка радовало; он уверен был тремя замахами истребить все племя гонителей. Умань был силен, мог дать отпор, но силу его составляли козаки; Железняк надеялся, что паны погибнут от собственного оружия. Уманский козак Дзюма перебежал к Железняку и объявил, что «из Уманя не втече навить и дух Ляцкий.» Железняк готовился туда идти; а на Лисянку и на Белу Церковь отправил два отряда, с повелением резать Поляков и Жидов, но беречь Православных.