Клод Леви-Стросс - Печальные тропики

Вильганьон — странная личность. Он сменил одно за другим множество занятий и соприкоснулся со всеми современными ему проблемами, сражался против турок, арабов, итальянцев, шотландцев (он похитил Марию Стюарт, что сделало возможным ее брак с Франциском II) и англичан. Его видели на Мальте, в Алжире и в битве при Чересоле[18]. И уже почти в конце своей бурной карьеры, когда он, казалось, посвятил себя фортификационному искусству, после какого-то профессионального разочарования он решается от» правиться в Бразилию. Но и там он строит планы в соответствии со своим беспокойным и честолюбивым духом. Что собирается он делать в Бразилии? Основать колонию и, разумеется, обеспечить свое господство в ней, а в качестве более близкой цели — учредить пристанище для преследуемых протестантов, которые захотели бы покинуть метрополию. Будучи сам католиком, а возможно, и вольнодумцем, он добивается покровительства Колиньи [19] и кардинала Лотарингии. После кампании по вербовке приверженцев обоих вероисповеданий, которую он проводил также в публичных местах среди распутников и беглых рабов, он смог в конце концов 12 июля 1555 года погрузить шестьсот человек на два корабля — смесь пионеров, представляющих все сословия, и извлеченных из тюрем преступников. Он упустил из виду только женщин и продовольствие. Отплытие проходит утомительно. Корабли дважды возвращаются в Дьепп [20], наконец 14 августа они окончательно снимаются о якоря, и тут начинаются трудности: стычки на Канарских островах, испортившаяся вода на борту, цинга. 10 ноября Вильганьон бросает якорь в бухте Гуанабара, где французы и португальцы уже в течение многих лет оспаривают друг у друга влияние. Привилегированное положение в тот период Франции на бразильском побережье поднимает любопытные вопросы. Оно, без сомнения, восходит к началу века, которое отмечено многочисленными французскими экспедициями (в частности, в 1503 году Гонневиля, вернувшегося из Бразилии с зятем-индейцем), почти совпадавшими с открытием «Земли Истинного Креста» португальцем Кабралом в 1500 году[21]. Стоит ли углубляться еще дальше? Можно ли только из факта присвоения именно французами этой новой земле названия Бразилия (засвидетельствованного по крайней мере с XII века в качестве наименования, хранившегося, впрочем, в строжайшей тайне, мифического континента, откуда происходили древесные красители) и наличия многих терминов, заимствованных французами из индейских диалектов без посредничества иберийских языков: ананас, маниок, муравьед (тамандуа), тапир, ягуар, сагуни (обезьяна-прыгун), агути, ара, кайман, тукан, коати, акажу и т. п. — сделать заключение о том, что эта дьеппская легенда об открытии Бразилии Жаном Кузеном [22] за четыре года до первого путешествия Колумба имеет какое-то основание? Правда ли, что на корабле у Кузена находился один из Пинсонов, а именно тот, который ободрял Колумба, когда в Палосе[23] он был как будто готов отказаться от своего намерения? И опять-таки Пинсон командует «Пинтой» в первой экспедиции, и с ним Колумб старается совещаться всякий раз, когда собирается изменить курс. Другой Пинсон [24], следуя курсом, от которого ровно год назад отказался Колумб, достиг Кабу-Сан-Агостину, что обеспечило ему честь первого настоящего открывателя Бразилии и лишило Колумба одного из славных титулов. Если не произойдет чуда, этот вопрос никогда не удастся решить.

На острове посреди бухты Гуанабара Вильганьон основывает Форт-Колиньи. Индейцы его строят, снабжают продовольствием маленькую колонию, но, быстро потеряв вкус давать, ничего не получая взамен, они сбегают, бросив свои деревни. Форт охвачен голодом и болезнями. Вильганьон начинает проявлять тиранический характер — каторжники бунтуют, их истребляют, к тому же возникает эпидемия, она переходит на материк; немногочисленные сохранившие верность миссии индейцы заражены, восемьсот человек умирают.

Вильганьон пренебрегает мирскими делами, он переживает духовный кризис. Общаясь с протестантами, он переходит в их веру, взывает к Кальвину, прося прислать миссионеров, которые наставили бы его в новой вере. Вот так в 1556 году состоялось то плавание, участие в котором принимает Лери.

И тут вся эта история принимает столь странный оборот, что я удивляюсь, как ею до сих пор не прельстился ни один писатель или сценарист. Какой бы это был фильм! Изолированная на континенте, неведомом подобно чужой планете, ничего не знавшая о его природе и людях, неспособная обрабатывать землю для обеспечения собственного пропитания, зависящая во всех своих нуждах от непонятного населения, встретившего пришельцев к тому же ненавистью, осаждаемая болезнями горстка французов (которая пошла навстречу всяческим опасностям, чтобы избежать распрей в метрополии и основать очаг, где могли бы сосуществовать различные верования в обстановке терпимости и свободы) попала в собственную ловушку. Протестанты стараются обратить в свою веру католиков, а те в свою веру — протестантов. Вместо того чтобы, работая, обеспечить себе существование, они недели напролет проводят в безрассудных спорах. Как следует толковать тайную вечерю? Нужно ли смешивать воду и вино для освящения?. Святое причастие, обряд крещения служат темой для настоящих теологических турниров, после которых Вильганьон то обращается в протестантскую веру, то отказывается от нее.

Дело доходит до отправки в Европу эмиссара, чтобы проконсультироваться с Кальвином и отдать на его усмотрение разрешение спорных вопросов. В это время столкновения усиливаются. Возможности Вильганьона на исходе. Лери сообщает, что по цвету его костюмов можно было судить о его настроении и нетерпимости. В конечном счете он поворачивается против протестантов и начинает морить их голодом; те перестают- принимать участие в общей жизни, перебираются на континент и присоединяются к индейцам. Той идиллии, которая складывается в отношениях между ними, мы обязаны шедевром этнографической литературы — «Путешествием в Бразильскую землю» Жана Лери[25]. Конец этого приключения печален: женевцам удается, хотя и не без труда, вернуться домой на французском корабле. Теперь и речи не было о том, чтобы действовать так же, как на пути в Америку, когда они были в силе и весело «снимали сливки», то есть грабили встреченные по пути корабли; на борту воцарился голод. Трюмные крысы и мыши — последние съестные припасы — необычайно поднимаются в цене. Кончается вода. В 1558 году команда высадилась в Бретани, еле живая от голода. Между тем колония на острове распадается в обстановке казней и террора. Ненавидимый всеми, предатель для одних и ренегат для других, страшный для индейцев, напуганный португальцами, Вильганьон отказывается от своей мечты [26]. Форт-Колиньи, которым стал командовать его племянник Буа ле Конт, в 1560 году переходит в руки португальцев.

В Рио я прежде всего стараюсь уловить отклик тех давних событий. Однажды мне это удалось, когда Национальным музеем была организована археологическая экспедиция на участок побережья в глубине бухты.

Катер высадил нас на топком пляже, где ржавело выброшенное морем старое судно. Оно, конечно, относилось не к XVI веку, но тем не менее вносило какую-то историческую соразмерность в просторы, где ничто не отражало хода времени. Далекий город закрыли низкие тучи и стена мелкого дождя, непрекращавшегося с раннего утра. За крабами, кишевшими в черной грязи, и корнями деревьев (по их поводу невозможно сказать, происходит ли развитие их форм в процессе роста или в результате разложения) на фоне леса мокрыми силуэтами выделялись несколько соломенных хижин вне всякой временной принадлежности. Еще дальше в бледном тумане купались откосы горных склонов. Подойдя к деревьям, мы достигли цели своего посещения — песчаного карьера, где крестьяне недавно откопали черепки глиняной посуды. Я ощупываю толстую керамику, бесспорно выполненную индейцами тупи, судя по белому ангобу [27] с красной каймой и тонкому переплетению из черных полос — лабиринту, предназначенному, как говорят, для того, чтобы злые духи заблудились и не добрались до человеческих костей, хранившихся когда-то в урнах. Мне объясняют, что мы могли бы доехать до стоянки, расположенной всего в пятидесяти километрах от центра города, на автомобиле и, кстати, застрять там на целую неделю из-за размывшего дорогу дождя. Это позволило бы нам вплотную приблизиться к прошлому, которому не по силам изменить такое меланхолическое место, где Лери обманулся, возможно, в своих ожиданиях, глядя на ловкое движение смуглой руки, формирующей с помощью смоченного в черном лаке шпателя «тысячи мелких редкостей, таких, как гильошировка[28], и другие забавные вещицы», о значении которых я вопрошаю, держа в руках мокрый черепок.