Билл Брайсон - Краткая история быта и частной жизни

Разумеется, Дарвин в конце концов отправился в этот вояж; его отец смягчился благодаря… запутанным родственным отношениям. Как ни странно, в XIX веке приветствовались внутрисемейные браки. Это хорошо видно на примере Дарвинов и их родственников Веджвудов (прославившихся своей керамикой). Чарльз женился на своей двоюродной сестре Эмме, дочери своего любимого дядюшки Джосайи Веджвуда.

Сестра Дарвина Каролина вышла замуж за Джосайю Веджвуда III, брата Эммы и, соответственно, своего кузена. Другой брат Эммы, Генри, женился на своей двоюродной сестре из другой ветви семьи Веджвудов, усложнив и без того непростые генетические связи собственного семейства. Наконец, некий Чарльз Лэнгтон, не принадлежавший ни к одной из этих двух семей, сначала взял в жены Шарлотту Веджвуд (еще одну сестру Эммы и Джосайи), а после ее смерти женился на родной сестре Дарвина Эмили. Эти крайне запутанные родственные отношения могли обернуться тем, что дети Эмили и Чарльза приходились бы кузенами собственным родителям.

Тем не менее это была одна из счастливейших семей XIX века: почти все Дарвины и Веджвуды искренне симпатизировали друг другу. Когда отец Дарвина выразил свои сомнения касательно планов сына, дядя Джосайя с удовольствием замолвил за Чарльза словечко. Дарвин-старший уважал и любил Джосайю и поэтому передумал и отпустил сына в плавание.

Таким образом, благодаря своему дяде и традиции сохранять гены внутри семьи, Чарльз Дарвин отправился в море и провел там следующие пять лет, собрав факты, которые позволили ему изменить мир. А теперь, пусть и несколько неожиданно, мы поднимемся наверх и исследуем последнее оставшееся помещение в доме.

Богатым на события летом 1851 года, когда люди толпами стекались на лондонскую «Великую выставку», а священник Томас Маршем устраивался в своем новом доме в Норфолке, Чарльз Дарвин принес своим издателям объемистую рукопись, результат восьмилетнего исследования происхождения и повадок усоногих ракообразных.

Монография «Об усоногих», возможно, была не слишком захватывающим чтением, но именно благодаря ей Чарльз Дарвин зарекомендовал себя как уважаемый натуралист и получил, по словам одного биографа, «право говорить, когда пришло время, об изменчивости видов» — то есть об эволюции.

Стоит отметить, что Дарвин продолжил и дальше изучать усоногих. Через три года он произвел на свет 684-страничное исследование усоногих ракообразных и более скромную сопроводительную работу по окаменелым усоногим, не упомянутым в его первой монографии. «Я, как никто другой, ненавижу усоногих», — заявил он по окончании работы, и в этом ему трудно не посочувствовать.

Монография об усоногих раках не стала слишком популярной, как и другая книга, опубликованная в том же 1851 году, — странная, загадочная притча из жизни китобоев, которая называлась просто «Кит». Книга была своевременной, потому что массовая охота на китов уже в то время угрожала им вымиранием, но критики и читающая публика восприняли притчу без энтузиазма. Текст оказался труден для понимания, перегружен рефлексией и огромным количеством фактов.

Месяц спустя книга была выпущена в Америке под другим названием: «Моби Дик». Но там она тоже не пошла. Ее провал кажется странным, ведь автор, тридцатидвухлетний Герман Мелвилл, уже имел большой успех с двумя более ранними романами о морских приключениях — «Тайпи» и «Ому».

«Моби Дик» так и не стал популярен при жизни Мелвилла, та же участь постигла и другие его книги. Он умер, всеми забытый, в 1891 году. Его последняя повесть, «Билли Бадд», нашла своего издателя только через тридцать лет после смерти автора.

Маловероятно, что мистер Маршем читал «Моби Дика» или монографию об усоногих раках, между тем обе эти работы отражают фундаментальную перемену, постигшую мыслящий мир: у многих возникло почти навязчивое стремление разложить на составляющие каждый казавшийся очевидным факт и пристально рассмотреть его. Среди джентльменов, склонных к такому подходу, стали весьма популярны полевые исследования. Некоторые увлеклись геологией и естественными науками, другие сделались антикварами. Самые отважные пожертвовали домашним уютом и годами исследовали самые дальние уголки света. Они стали называться «учеными» (scientists) — это было новое слово, придуманное в 1834 году.

Их любознательность и преданность науке не знали границ. Они с готовностью отправлялись в самые захолустные места и изучали самые ничтожные предметы. Именно в эту эпоху охотник за растениями Роберт Форчун путешествовал по Китаю, притворяясь местным жителем, и тайно собирал сведения о выращивании и обработке чая; Дэвид Ливингстон совершил плавание по реке Замбези и побывал в самых неведомых районах Африки; смелые ботаники прочесывали территории Северной и Южной Америки в поисках новых интересных экземпляров, а двадцатидвухлетний Чарльз Дарвин пустился в качестве натуралиста в эпическое плавание, которое круто изменило не только его, но и наши жизни.

Внимание Дарвина привлекало почти все, с чем он сталкивался во время пятилетнего кругосветного путешествия. Он записал столько фактов и собрал такое количество образцов усоногих, что ему потребовалось еще полтора десятилетия, чтобы разобраться в этих ракообразных. Помимо прочего, у него накопились сотни образцов новых видов растений; он сделал множество важных геологических открытий; разработал широко признанную ученым миром гипотезу, объясняющую формирование коралловых атоллов; собрал материалы, необходимые для создания революционной теории жизни, — неплохое начало для молодого человека, который вместо всего этого вполне мог бы, согласно воле своего отца, сделаться сельским священником, как наш мистер Маршем (Дарвина пугало подобное будущее).

Забавно, но капитан «Бигля» Роберт Фицрой пригласил Дарвина в кругосветное путешествие именно из-за его теологического образования: Фицрой надеялся, что Дарвин сможет доказать божественное происхождение жизни. Джосайя Веджвуд, уговаривая Роберта Дарвина отпустить сына в плавание, тоже напирал на то, что «исследование законов природы — весьма подходящее занятие для священнослужителя».

Однако чем больше Дарвин изучал окружающий мир, тем больше он убеждался в том, что история планеты устроена куда сложнее, чем представляется многим священникам: например, на формирование коралловых атоллов ушло бы гораздо больше времени, чем отведено в Библии на всю историю мироздания, — это вольнодумство совершенно возмущало набожного капитана Фицроя.

В конце концов Дарвин разработал концепцию «выживания сильнейших», как ее иногда называют, или происхождения видов, как он сам ее называл. Эта теория объясняла удивительную сложность живых существ и не предполагала божественного вмешательства. В 1842 году, через шесть лет после окончания путешествия, Дарвин на 230 страницах кратко набросал основные принципы своей теории, а затем… запер свою работу в ящике стола и держал ее там следующие шестнадцать лет. Он понимал, что эта тема слишком взбудоражит общественность.

Задолго до появления дарвиновской теории люди находили вещи, которые противоречили ортодоксально религиозному взгляду на природу. Одна из первых таких находок была сделана всего в нескольких милях от старого дома приходского священника, в деревне Хоксен, где богатый землевладелец и антиквар Джон Фрир обнаружил в конце 1790-х множество кремниевых орудий вперемешку с костями давно вымерших животных. Такое соседство наводило на мысль о том, что древние люди существовали одновременно с этими древними животными. Как рассказал Фрир в своем письме лондонскому Обществу любителей древностей, найденные орудия сделаны людьми, «которые еще не использовали металлы… что относит их к очень древнему периоду».

Идея показалась слишком фантастической для того времени, и ею просто пренебрегли. Секретарь Общества поблагодарил Фрира за его «весьма любопытное сообщение», и в течение следующих сорока лет к этому вопросу больше не возвращались[91].

Затем были сделаны новые находки древних орудий и древних костей. В пещере рядом с Торки, в графстве Девон, преподобный Джон Макенери, католический священник и археолог-любитель, обнаружил неопровержимые свидетельства того, что древние люди охотились на мамонтов и других ныне вымерших животных. Эта мысль показалась Макенери настолько противоречащей библейским текстам, что он сохранил в тайне свои находки.

Потом французский таможенник Жак Буше де Перт нашел человеческие останки и древние орудия в долине реки Сомма и написал объемистую работу «Кельтские и допотопные древности», которая привлекла мировое внимание. В это же время Уильям Пенгелли, директор одной английской частной школы, осмотрел пещеру, обнаруженную Макенери, а также другую, в соседнем Бриксхеме, и опубликовал находки, которые обескураженный Макенери не пожелал сделать достоянием общественности.