Поль Зюмтор - Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта

При всей своей монотонности деревенский пейзаж Голландии не был лишен очарования. Количество водных путей создавало впечатление разнообразия при единстве формы, а великое множество мельниц придавало этой унылой местности особую живописность. Многие именитые иностранцы приезжали сюда, чтобы насладиться красотой этого края. Увозимые ими впечатления представляли собой смешение воспоминаний, в которых деревня выступала своего рода приятным и несколько размытым фоном, на котором еще отчетливее проявлялось великолепие городов.

Соединенные провинции оставались прежде всего страной городов. Голландия — в большей степени, чем остальные. Многочисленные, густонаселенные и в большинстве своем богатые города руководили жизнью страны, определяли нравы жителей, политику, духовное развитие. Деревне оставалось лишь во всем следовать за городом. Тем не менее в южных и западных провинциях с большим населением, в которых не было столь характерных для остальных частей страны пустынных пространств, различие между городом и деревней (как мы это понимаем) выражалось нечетко и основывалось лишь на юридическом статусе. Городом именовалось селение, которое было окружено валом, имело городскую таможню и направляло депутатов в Генеральные штаты провинции. В Голландии лишь 18 населенных пунктов обладали статусом города — Амстердам, Лейден, Гарлем, Делфт, Гауда, Дордрехт, Роттердам, Горкум, Схидам, Схонховен, Ден-Бриль, Алкмар, Хорн, Энкхёйзен, Медемблик, Эдам, Моникендам и Пюрмеренд. Некоторые из них выглядели в XVII веке вполне по-деревенски. Зато значительные поселения продолжали официально числиться деревнями, например, Гаага или Зандам, крупный промышленный центр, протяженность причалов которого составляла 8 километров, а население в то время достигало 20 тысяч человек. Неплохо для «деревеньки»!

Лишь немногие из 400 деревень, зарегистрированных в провинции Голландия к 1660 году, представляли собой земледельческие поселки. Они были сконцентрированы в основном на востоке страны, а к северу их число заметно уменьшалось. Аккуратные деревенские домики охраняли старый местный стиль, определенный характером почвы и родом занятий жителей. Рыбаки из Маркена строили свои дома из пропитанной смолой древесины, устанавливая их на искусственных холмиках или высоких сваях. Внутри оборудовалась всего одна комната, посреди которой на листе железа, брошенного на пол, разводился огонь. В Твенте и Велюве на фермах не строили перегородок и люди жили вместе со скотом под неотесанными дубовыми балками перекрытий в просторном помещении с земляным или грубо мощенным полом. Фасад дома, перед которым торчал журавль колодца, выходил не на улицу, а на прямо противоположную сторону. На дорогу же открывалась дверь черного хода, через которую выгоняли скот и выкатывали телеги. В Богом забытой провинции Дренте дровосеки жили в хижинах, сложенных из кусков торфа. Эти полуземлянки не имели даже окон. На равнинах Гронингена выросли огромные трехуровневые фермы, напоминавшие настоящие крепости.{19} В Лимбурге тип построек приближался к французскому: жилые помещения, хлев, амбар выстраивались по периметру прямоугольного двора, закрывавшегося воротами. Обычно такие дома окружал ров со съемным перекидным мостком.{20} Фасад закрывала стена деревьев. Часто дикий виноград, посаженный у входа, поднимался до крыши и расходился шпалерами, обвиваясь вокруг специально вбитых колышков. Большинство домов было покрыто соломой, так что дым от печи выходил через открытую дверь или особое отверстие.

Хотя попадались и отдельные хутора, в большинстве своем дома фермеров обычно скапливались без какого бы то ни было порядка вокруг церквей, кузниц, трактиров — как правило, общественных мест, живописный вид которых вдохновлял живописцев. Но в местах, не изуродованных изгородями (за исключением Фрисландии), где собак держали порой на плоском дне барок, где вечером крестьянки ехали в лодках на луга пасти коров, в XVII веке выросли как грибы после дождя роскошные виллы — места отдыха городских толстосумов, которые проводили здесь воскресные дни или отдыхали в теплую погоду. Популярностью также пользовались Бетува, Велюва, область Делфта и большей частью берега рек. На аккуратных газонах здесь выросли утопавшие в зелени загородные дворцы — роскошь, которую могли себе позволить лишь состоятельные люди. Большинство именитых горожан Амстердама также имели владения по берегам Вехте или Амстела. Великолепие и комфорт усадьбы возрастали по мере сокращения из-за нехватки свободного пространства площади садов, которые урезались до нескольких аллей, расположенных вокруг лужайки, а иногда и водоема. Никаких балюстрад и стриженых кустов. В украшениях все сильнее чувствовалось итальянское и французское влияние. Устраивались водопады, фонтаны, маленькие островки с мостками на крошечных озерах. Площадь парка при этом не увеличилась, что приводило порой к украшательству откровенно дурного вкуса. Пришедшая из литературы мода превратила некоторые парки в аркадии. Черпая вдохновение в гравюрах и картинах идиллической жизни, декораторы тщательно воспроизводили сады Армиды. В других парках царил лабиринт — дорожка, петляющая меж кустами подрезанной живой изгороди. Этот вид садоводства получил столь широкое признание, что в 1613 году городские власти Амстердама распорядились устроить своего рода лабиринт на берегу канала Принцев.

Собственно замков в Соединенных провинциях насчитывалось относительно немного. Лишь в Хелдере, крае мелкопоместных дворян, дело обстояло иначе. То тут, то там еще встречались более или менее благоустроенные древние средневековые постройки. Одним из самых впечатляющих стал замок Мёйдена, расположенный на берегу залива Зёйдер-Зе в четырех лье от Амстердама. Время его создания — XIII век. В XVII веке было возведено несколько замков во французском стиле, в частности замок Гуйсвик, построенный по указанию штатгальтера Фредерика-Хендрика.

Сепаратизм провинций, подкрепленный различием природных условий, деятельности и образа жизни людей, легко порождал своеобразный шовинизм. Жители Голландии, Зеландии и Гронингена ревностно охраняли свои обычаи. Патриотизм, подогретый освободительной войной, особенно ярко проявлялся на местах. Человеку того времени, еще не расставшемуся со своими средневековыми корнями, родина представлялась городом, а еще скорее — деревней (поскольку горожане все же чаще общались с внешним миром). И что общего могло быть между общественной жизнью дрентского пастуха, завязшего в вересковых зарослях, где земля черна от торфа, и зеландского рыбака? Жители Хелдера слыли самыми храбрыми воинами, а голландцы предпочитали хорониться за спинами немецких и скандинавских ландскнехтов. Из города в город, из деревни в деревню менялись костюмы, расположение жилищ, обряды на частных и общественных праздниках, форма инструментов, диалект… И если даже отличие заключалось лишь в маленькой детали, его значение было огромным. В каждом местечке имелись собственные песни, народные или авторские, которые часто издавали в местных сборниках — духовные псалмы, песни о любви, большое число патриотических поэм, вышедших из-под пера доморощенных поэтов, воспевавших «малую родину». Разделенные всего несколькими километрами Хорн, Алкмар и Энкхёйзен состязались в стихосложении. Каждый из них претендовал на звание самого старого, самого красивого и самого процветающего города. В тавернах, где исполнялись подобные произведения, пение легко переходило в потасовку. Представители более сильной партии поколачивали своих идейных противников. Чувство сплоченности общества подпитывали местные легенды. В деревне Лоосдуйк проезжающим показывали в местной церквушке два медных чана, в которых омыли 364 ребенка графини Матильды, рожденных ею в один день. Жители Эдама вспоминали, как в давние времена в тех местах была поймана и приручена русалка. Песчаная отмель, закупорившая Ставоренский проход, происходила, по местным поверьям, от груза зерна, высыпанного с досады за борт богатой вдовой, которую обвела вокруг пальца собственная команда.

Мегалиты, в обилии встречавшиеся на северо-востоке, считались делом рук демонов-великанов…

Голландия располагала великолепно развитой сетью путей сообщения и наилучшей в Европе системой общественного транспорта. Естественная легкость передвижения по пересеченным водными путями равнинам способствовала в первую очередь развитию торговли. Это сделало возможным совершенствование инфраструктур и умножение средств транспорта. Направляясь из Делфта в Гаагу, путешественник выбирал между большим трактом, наподобие аллеи, и каналом, воды которого текли в тени посаженных по обоим берегам красивых деревьев; попасть из Лейдена в Амстердам можно было уже четырьмя путями: на лодке через Гарлемское озеро, через вырытый в середине столетия канал, по озеру Брассемер с помощью ночной общественной службы; а также в экипаже или верхом по дороге, ведущей через болота. И лишь в восточной части страны, где водные пути не столь многочисленны, альтернативы при выборе транспорта не было. В большинстве прочих случаев предпочтение оказывалось каналу или реке, нежели дороге.