Алексей Митрофанов - Повседневная жизнь русского провинциального города в XIX веке. Пореформенный период

Тем не менее это учреждение было довольно популярным. Здесь, к примеру, сам гроссмейстер Ласкер давал для удовольствия просвещенных купцов сеансы шахматной игры.

Но не везде членский взнос был столь низок. Один из жителей Ростова-на-Дону писал о тамошнем Коммерческом клубе: «Здесь состоят членами все боги и полубоги местного торгового и промышленного Олимпа членский взнос 40 рублей, на дверях надпись: «кто беден — мне не пара». Чтобы попасть в члены этого дорогого клуба, надо не столько быть отличным добродетелями, сколько доказать свою способность по благоприобретению «движимости и недвижимости»».

В конце столетия века по всей России стали открывать Народные дома — своего рода клубы для простонародья. Основной задачей этого движения было отвлечь городское население от неумеренного употребления бодрящих напитков. Открывали их, как правило, такие общественные организации, как «Попечительство борьбы за трезвость» и ему подобные.

Поэт Н. Заболоцкий посвятил таким домам стихотворение:

Страсти там и впрямь разыгрывались те еще. Ведь горожане, вопреки задумке трезвенников-энтузиастов, воспринимали Народные дома не как альтернативу, а как дополнение к кабаку. Однажды, например, в Народный дом Владимира явился пьяный в дым почетный гражданин города В. Харленков. Прямо оттуда он был перевезен в другой дом, ночлежный — поскольку документов при этом уважаемом господине не обнаружилось, а сам он был не в состоянии представиться.

И таких случаев было великое множество — разве что статус у подобных поросят был несколько пониже.

Впрочем, Народные дома действительно служили делу если и не протрезвления, то просвещения. Один из жителей того же города Владимира, М. В. Косаткин, вспоминал: «Однажды утром поздней осенью 1906 г. на уличных заборах появились большие, необычные для нас, молодежи, афиши. Они возвещали, что в ближайшие дни на сцене только что построенного Народного дома начнутся спектакли только что прибывшей на зимний театральный сезон драматической труппы под руководством артиста, режиссера и директора Глеба Павловича Ростова. И вот в начале октября театр открыл свои двери, и театральный сезон начался. Само театральное здание, только что построенное городским архитектором, впоследствии большим моим приятелем Я. Г. Ревякиным, и внутренняя отделка с претензией на модный тогда стиль ампир нас не поразили. Они остаются и теперь такими же. Но зато первые же спектакли взволновали и очаровали нас и проходили при полном зале, полном сборе. Тут были и классики: Гоголь, Грибоедов, Островский, Шекспир, Гюго, Шиллер и масса новинок, включительно до модных тогда пьес Л. Андреева, Горького, Чирикова, Чехова, Найденова, Шпажинского, Гауптмана и даже Метерлинка».

Смоленский же Народный дом давал такие объявления в местную газету:

«Во вторник, 13 января, бенефис артистки А. К. Колосовой, на сцене Народного дома поставлена классическая трагедия Шекспира «Ромео и Джульетта»».

«Где на Руси какой народ живет и чем промышляет. «Самоеды» соч. Александрова. Начало в 2 ч. дня. Вход бесплатный.»

И так далее.

Громаднейший Народный дом решили выстроить в Архангельске. Сам губернатор Сосновский рассказывал об этих планах: «Архангельская городская дума отвела безвозмездно для названного дома большое удобное место в Соломбале, где Петром I была лично основана первая русская верфь для постройки торговых судов и спущен на воду первый русский корабль, отправленный с товарами за границу.

Место это находится в непосредственном соседстве с управлением работ по улучшению порта и портовыми мастерскими, в которых сосредоточивается в летнее время значительное количество рабочих.

В проектируемом Народном доме предполагается устроить залу для народных чтений и спектаклей на тысячу человек, дешевую столовую, чайную, читальню, библиотеку, а если позволят средства, то и музей по судостроению и промысловому делу с образцами усовершенствованных судов, рыболовных снастей и орудий звериного промысла и т. п., имеющими полезное показательное значение.

Устройством такого дома было бы достигнуто серьезное улучшение быта — и не только местных портовых и других рабочих, но и пришлого рабочего элемента в лице судорабочих и матросов нашего торгового флота».

Увы, дом полностью сгорел, будучи почти достроенным.

Большое значение придавалось созданию Народного дома в Уфе. В 1908 году, когда Россия отмечала скорбный юбилей — пятидесятилетие со дня кончины писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, уфимский губернатор созвал экстренное совещание, на котором решили построить в башкирской столице Аксаковский Народный дом. Сразу же было определено, что он, во-первых, должен быть самым большим домом Уфы, во-вторых, строиться лишь на народные пожертвования, а в-третьих, совмещать в себе зрительный зал, аудитории, бесплатную библиотеку и читальню, музейный комплекс, состоящий из этнографического, исторического и естественного отделений, а также картинную галерею.

Трудности начались незамедлительно. В Петербурге был объявлен конкурс на проект этого здания, но ни один из вариантов (их было 24) не понравился уфимцам — «ввиду полного несоответствия как прямому назначению сооружаемого здания, так и местным условиям».

Тогда решили обратиться к своему родному архитектору П. Рудаковскому, который сразу же и приступил к работам. Его проект во всем устроил специальный комитет: «По предложенному проекту Аксаковский народный дом является грандиозным, — единственным в Уфе по размерам, — зданием, длиною в 50 и шириною в 26 сажен… По своим размерам уступает весьма немногим в России театрам и представляется вполне удобным по своему простору, по обилию воздуха, по соответствию требованиям акустики… Все сооружения будут состоять из бетона, камня, кирпича и железобетона, следовательно, явятся вечными, вполне безопасными в пожарном отношении и не потребующими долгое время каких-либо значительных расходов на ремонт».

К 1914 году стены Аксаковского дома были полностью возведены, и мастера уж было занялись отделкой. В одном из помещений даже разместилась аксаковская библиотека. Но тут началась Первая мировая война. Библиотеку снова вынесли вон, на ее месте обустроили военный госпиталь, а само «грандиозное здание» долго пугало прохожих своей диковатой заброшенностью.

Не везло этим самым Народным домам!

Одним из популярных мест провинциального «культурного досуга» были гостиницы. Они не только давали приют гостям города, но и служили местом для общения и встреч для местных обывателей. Особенно славились гостиничные рестораны — они были чище, роскошнее, хотя и дороже простых кабаков.

Рестораны входили в фольклор. В частности, в общепитовское заведение рыбинской гостиницы «Столбы» однажды заглянули знаменитые клоуны Бим и Бом.

— Можно у вас пообедать за свои деньги? — спросили они официанта.

— Конечно, — ответствовал тот.

Клоуны затеяли шикарнейшее пиршество, а когда официант принес им счет, они предложили ему всего несколько грязноватых копеечек.

— Почему вы не хотите расплатиться за обед? — грозно спросил у актеров владелец «Столбов».

— Нам сказали, что здесь можно пообедать за свои деньги, а теперь требуют больше, — под хохот других посетителей ответили обиженные Бим и Бом.

Вообще же с гостиничным делом в том Рыбинске были проблемы. Глеб Успенский писал: «Вся мебель в «номерах» расшатана неугомонными коммерсантами, все скатерти пахнут неведомо чем, и все двери в тех же номерах запираются и отпираются не без напряженных усилий со стороны проезжающего и прислуги. Проезжающему, который не может выйти из номера, так как ключ поворачивается во всех направлениях и даже выходит насквозь, внимательная прислуга советует потянуть к себе дверь, поддержать ногою одну половицу, взять ключом «этак вот в сторону».

Деревянные счеты на комоде и следы начинавшегося пожара от опрокинутой коммерсантом после биржи и арфисток свечи, — о чем свидетельствует выгоревшее в полу около кровати место величиной с тарелку, — составляет принадлежность всякого номера, всякой гостиницы, и даже часы в Рыбинске, где счет идет по московскому, по петербургскому и еще по рыбинскому времени, также находятся иногда как бы в истерическом состоянии: в один и тот же час в разных местах показывают разное время».

В основном русская провинциальная гостиница — своего рода символ отсталости, невежества, неряшливости, хамства. В Орле, к примеру, находилась гостиница «Берлин». Князь В. А. Друцкой-Соколинский о ней вспоминал: «Ну вот мы в Орле. Носильщики выносят наши вещи и грузят их в карету, присланную из гостиницы «Берлин», а позднее — «Белград». Гостиница старая, достаточно грязная, с потертой мебелью и затхлым запахом плохо проветренных комнат, но она — лучшая в городе… Напившись чаю, мы с Таней подходим к окну… Напротив нашей гостиницы, как бы раздвигая улицу, возвышается здание городской думы, с каким-то странным не то куполом, не то башенкой. Перед думой — скверик с тополями. На противоположенной стороне улицы — ряд магазинов, вернее, лавок По улице грохочут ломовые, редко проезжает легковой извозчик, снуют немногочисленные пешеходы».