Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских

Бранные слова широко бытовали в русском языке и прежде, и так же часто без желания обругать, оскорбить кого-либо, и даже, как иногда отмечают современники, у простого народа – в ласкательном смысле, из чувства расположения! («Матросы иначе в третьем лице друг друга не называют, как они или матросиком, тогда как обращаясь один к другому прямо, изменяют тон. «Иди, Сенька, дьявол, скорее! тебя Иван Александрович зовет», – сказал этот же матрос Фаддееву, когда тот появился. «Ну, ты разговаривай у меня, сволочь!» – отвечал Фаддеев шепотом, показывая ему кулак. Это у них вовсе не брань: они говорят не сердясь, а так, своя манера», писал И. А. Гончаров в своих путевых записках «Фрегат «Паллада»). Названия половых органов широко употреблялись в фольклоре; в одной из песен свадебного обряда, исполнявшейся во время мытья невесты в бане, подробно рассказывается, как намыленная вехотка (мочалка) соскользнула невесте в… Особенно много мата в детском фольклоре («Тики-тики-точки, ехал… на бочке, а… в тележке щелкала орешки…» и т. д.). И даже великовозрастные кадеты и юнкера уснащали «Звериаду» и «Журавля» неподходящими даже для нынешней печати словечками. В армии грубая брань была самым обыкновенным явлением, срываясь с губ лощеных аристократов. А уж моряки вообще считались отъявленными сквернословами: в экстремальных условиях на парусном корабле площадная брань, лившаяся широким потоком с командного мостика, была просто средством эмоциональной разрядки; К. М. Станюкович в повести «Вокруг света на «Коршуне» показал тщетность попыток либерального командира корабля вывести употребление боцманами и офицерами непристойной ругани. Известный кораблестроитель, академик А. Н. Крылов, учившийся в 80-х гг. XIX в. в Морском корпусе и проходивший практику на кораблях, вспоминал: «На старых парусных судах процветала «словесность» старших офицеров, вахтенных начальников и боцманов; училищные офицеры, столь вежливые и корректные в стенах корпуса, ступив на палубу корабля, беспрестанно подкрепляли, стоя на вахте, всякую команду каким-нибудь затейливым ругательством «в третьем лице», и хотя это официально воспрещалось, но унаследованный со времен Петра обычай был сильнее всяких приказов» (73; 61).

Не следует заблуждаться на счет изысканности старого общества, в том числе и дворянского. Довольно широко известные, по выражению митрополита Евгения (Болховитинова), «срамные сочинения» переводчика и поэта XVIII в. И. С. Баркова, «барковщина», имели продолжение и в следующем столетии, и кажется, не чужд ее был и А. С. Пушкин. А такой пылкий и несдержанный человек, как В. Г. Белинский, широко употреблял матерные слова в письмах к друзьям, так что нынешние издатели его сочинений должны во множестве прибегать к отточиям. Не нужно и «сваливать» заслугу обогащения русского языка матом на татар. Во всяком случае, известное выражение «… твою мать» – исконно славянское, и в некоторых славянских языках оно сохранилось в полном составе: «Пес… твою мать». У арийских народов собака была нечистым животным: в России в простом народе собаку не впускали в избу, если она вспрыгнула случайно на печь, следовало печь переложить, а если вбежала в церковь – храм надлежало освятить заново. Остатки этих представлений сохранились и в русской бранной речи: сукин сын – сын женщины, сожительствовавшей с псом, как у поляков бытует до сих пор «пся крев».

С другой же стороны, мы видим совершенно любопытное явление: при девицах не просто не употребляли грубых слов, но и многих обыкновенных. Например, вместо слова «панталоны» часто употреблялся эвфемизм «невыразимые»; правильнее было бы говорить – «непереводимые», поскольку «панталоны» – слово нерусское. Девушка просто не должна была знать, что у мужчин есть ноги и иные части тела, которые прикрываются панталонами. Этакие они были невинные существа! Если мать с приятельницей начинали обсуждать своих знакомых с не совсем приличным поведением или даже просто говорить о том, что кто-то из знакомых находится в «интересном положении», девица должна была покраснеть и быстро удалиться: она не должна была знать, даже не должна была задумываться, как появляются на свет люди. Появляются, и все тут!

Особенности социального строя, стабильность и традиционализм всей жизни привели к созданию устойчивой системы обращений к людям. Сегодня это проблема – как обратиться к человеку. И вот сорокалетняя продавщица говорит шестидесятилетнему мужчине-пенсионеру «молодой человек», а юнец обращается к ней – «девушка»! Между тем, помимо существования совершенно официального титулования, имела место широкая палитра неофициальных обращений. Человек барского обличья и положения, например, чиновник или помещик, говорил крестьянке «баба», а крестьянину «мужик» и это никого не оскорбляло – это были вполне «законные» слова, как сейчас «женщина» или «мужчина»; какой-нибудь исправник, собрав крестьян для объявления, обращался к ним: «Господа мужики». Но к лицам низкого положения обращались и с оттенком смягчения, если не презрения, например, «любезный», «любезнейший», «милейший», «почтеннейший», а то и просто «братец». Полового в трактире, официанта в ресторане, лакея называли попросту – «человек», а во множественном числе о прислуге говорили «люди»; но молодую горничную называли уже «девушка» («Пошли девушку принести квасу»). Простой люд обращался к людям господского обличья со словами «барин», «барыня», «барышня», «барчук», «господин», либо «Ваше благородие», как полагалось титуловать дворян и чиновников, а к людям купеческого облика – «Ваше степенство» («степенный» – очень старинное титулование горожан, занимавших выборные должности «по степени», то есть по очереди). Особенно хорошо ориентировались в людях те, кому много приходилось работать в обслуживании, например, извозчики. «Сударь», «господин», «Ваше степенство», «Ваше благородие», «Ваше сиятельство» так и слетали с их губ с некоторым оттенком подхалимажа: кашу маслом не испортишь; при этом в скороговорке, да и по малограмотности эти слова иногда искажались: «Ваше бродь», «Ваш сиясь». Лица примерно одинакового положения обращались друг к другу со словами «мадам», «месье», «мадемуазель» (простой народ переиначил это в «мамзель» и «мусью», а «мадам» стали называть не только замужних дам высокого социального положения, но и… содержательниц публичных домов). Чаще говорили «сударь», «сударыня», а в более усиленном варианте – «милостивый государь» или «милостивая государыня», во множественном же числе говорили «господа» или «милостивые государи». Но если хотели выразить негодование, презрение, могли сказать: «Милостивый государь мой!». А вот обращение к лицу мужского пола «мужчина», столь популярное ныне, было свойственно только уличным проституткам («Мужчина, угостите папироской»).

Вообще поражает множество оттенков в обращении. С одной стороны, высшие обращались к простолюдинам на «ты», хотя люди, строго придерживавшиеся правил вежливости, и прислуге говорили «вы», употребляя, однако, только имя («Вы, Петр»), простолюдины же обращались к господам на «Вы». Но в то же время бытовала форма обращения слуг, прежде всего старых, заслуженных, к своим господам на «ты», иногда сочетавшееся с готовой формулой титулования во множественном числе («Ты, Ваше сиятельство»). И. А. Гончаров описывал забавную форму обращения к нему его вестового-матроса Фаддеева: «…На вот, ваше высокоблагородие, мойся скорее… а я пока достану полотенце тебе рожу вытереть!».

Помимо неофициальных форм обращения, существовала строгая и сложная система титулования по чинам, дворянским титулам или духовному сану. К неслужащим дворянам, гражданским и военным чинам 14-го – 9-го класса и баронам низшие обращались «Ваше благородие», к штаб-офицерам, то есть гражданским и военным чинам 8-го – 6-го классов Табели о рангах – «Ваше высокоблагородие», к чинам 5-го класса – «Ваше высокородие», к военным и статским генералам в 4-м – 3-м классах – «Ваше превосходительство», а во 2-м – 1-м классах – «Ваше высокопревосходительство». Однако, хотя в обществе титулы «Ваше превосходительство» и «Ваше высокопревосходительство» и употреблялись даже дамами, которые вообще считались принадлежащими к высшей иерархии, это представлялось не особенно приличным, а владельцев титулов иной раз и раздражало, так что они могли оборвать собеседника: «Я сам знаю, что я «превосходительство», а для вас я просто Николай Петрович»; это называлось – «быть без чинов». Высшие к низшим обращались, называя просто по чину, например, «господин капитан», «господин коллежский секретарь». Существовало почти официальное правило «Чин чина почитай»; подчиняясь ему, например, подпоручиков именовали поручиками, штабс-капитанов и штабс-ротмистров – капитанами и ротмистрами, а подполковников – полковниками, то есть на чин выше. Офицеры именовали солдат по их званию («рядовой Иванов», «старший боцман Перфильев»), а солдаты обращались к унтер-офицерам также по званию, прибавляя слово «господин»: «Господин вахмистр». Графов и «природных» князей титуловали «Ваше сиятельство», а светлейших князей – «Ваша светлость», причем при обращении по службе титул по чину или название чина опускались, так что генерал и солдат говорили поручику-графу «Ваше сиятельство». В духовенстве дьяконы титуловались «Ваше преподобие», священники «Ваше высокопреподобие», хотя в быту обычно к ним обращались «батюшка» или «отче» (используя старинный звательный падеж); при обращении и в третьем лице говорили также «отец», добавляя имя (нынешнее «батюшка сказал то-то» режет ухо; «отец Петр» или «отец Василий» – иное дело). Архимандриты и игумены также именовались «Ваше высокопреподобие» епископы – «Ваше преосвященство», а митрополиты и архиепископы – «Ваше высокопреосвященство», и даже заочно употреблялись титулы «Преосвященнейший» или «Высокопреосвященный»; к епископату допускалось и обиходное обращение «Владыко» в звательном падеже, а в третьем лице говорили «владыка» (например, «Преосвященнейший владыка»).