Татьяна Носенко - Иерусалим: три религии - три мира

Из Иерусалима были вывезены все ценности, которые удалось спасти из огня пожарищ или извлечь из тайников, предусмотрительно устроенных богатыми жителями. Но самыми ценными трофеями была добыча, захваченная в храме — золотой стол и золотой светильник-семисвечник, одежды священников и серебряные трубы, возвещавшие о начале жертвоприношений. Все эти сокровища император Веспасиан поместил в выстроенном им храме богини Мира в Риме, а пурпурные завесы Святая Святых и свитки Торы он приказал хранить в своем дворце. С распадом Римской империи иерусалимские сокровища бесследно исчезли. По одной из версий, они были сброшены в Тибр во время волнений, связанных с завоеванием Рима в 312 г. первым христианским императором Константином I. По второй, их захватили вместе с другой добычей вандалы, разграбившие город в 455 г. Есть и третья версия, согласно которой после падения царства вандалов храмовые святыни были спрятаны где-то в Константинополе и до сих пор хранятся там. Однако ортодоксальные евреи Иерусалима убеждены, что сокровища древнего храма хранятся в недрах Храмовой горы, в том месте, где сегодня возвышается мусульманская святыня «Купол скалы». Именно поэтому ни один истинно верующий иудей не может взойти на Храмовую гору, так как это означало бы попрание хранящихся в ней священных предметов.

Итак, с падением Иерусалима Иудея прекратила свое существование как государство. Для евреев начался многовековой период рассеяния, в течение которого им выпало пережить немало унижений, трагических испытаний и катастроф, но и проявить силу духа и преданность национально-религиозной идее. Рассеянные по всему свету евреи не утратили духовной связи с Иерусалимом. Вознося молитвы Всевышнему, они повторяли слова знаменитого псалма: «Если я забуду тебя, Иерусалим, — забудь меня десница моя; прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего».[59] Молитвы в большие праздники — пасхальный седер, новогодняя трапеза, Судный день — до сих пор заканчиваются в некоторых общинах словами: «На будущий год в Иерусалиме!».

Иерусалиму же была предопределена необыкновенно насыщенная историческая судьба, но многие века она была связана с другими народами и их богами.

Хотя Иерусалим был разрушен, но жизнь в городе не прекратилась, и в немалой степени этому способствовали сами завоеватели. На протяжении нескольких десятилетий центром городской жизнедеятельности являлся гарнизонный лагерь Х римского легиона, располагавшийся, по общему убеждению ученых, в границах нынешнего армянского квартала Старого города. Лагерь, видимо, состоял из деревянных и палаточных сооружений, так как следов более фундаментальных построек обнаружить не удалось.

Зато среди археологических находок много осколков керамики, на которых сохранились фрагменты инициалов Х легиона — Leg. X F (Legio X Fretensis) — и его эмблем — дикого вепря и морских галер. Это остатки той деятельности, которой легионеры занимались в мирное время: они были умелыми производителями таких строительных материалов, как керамическая плитка, кирпичи, керамические трубы. Римские воины принимали участие в строительстве городского водопровода, и имена некоторых из них, высеченные на сифонных камнях акведука, дошли до наших дней. Поистине, рационализм римлян не может не восхищать: воины-завоеватели, выполнив свою основную функцию, организовывались в «строительные бригады» для созидательных целей во имя величия империи.

Население города немного увеличилось во время правления императора Септимия Севера (193–211 гг.), когда солдатам легиона было разрешено жениться и обзаводиться семьями. К тому же еще при Тите в Иерусалиме и его окрестностях стали селиться отставные римские легионеры. Присутствие римского гарнизона привлекало в город купцов и торговцев из Сирии и других восточных частей империи. Солдатам требовалось продовольствие и другие товары, а торговцы в свою очередь обустраивали и приспосабливали город к своим нуждам. Х легион оставался в Иерусалиме до 289 г., когда в соответствии с реорганизацией, проводившейся императором Диоклетианом, он был переведен в Эйлат.

В первые десятилетия после падения Иерусалима в городе, видимо, все же оставалась небольшая еврейская община, несмотря на суровые запреты центральных властей. Она селилась в наименее разрушенной части Верхнего города, именуемой сегодня горой Сион, где, по описаниям христианского историка IV в. Епифания, уцелели жилые дома и даже семь синагог, больше походивших на монашеские кельи.[60]

О жизни и обычаях ранней христианской общины в Иерусалиме надежных сведений очень немного, а археологических свидетельств практически нет никаких. Считается, что иерусалимские христиане, вернувшиеся из города Пелла в Заиорданье, куда они бежали во время Иудейской войны, нашли пристанище также на горе Сион. По рассказам раннехристианских историков, они собирались в одном из уцелевших домов, который позднее новозаветная традиция связала с эпизодами явления воскресшего Иисуса своим ученикам и сошествия Святого Духа в день Пятидесятницы.

Раннехристианские предания в Иерусалиме черпали свои сюжеты в еврейских. Легенду о том, что первый человек Адам был похоронен на горе Мориа, где затем Соломон построил храм, иерусалимские христиане переиначили на свой лад, и уже в III в. они утверждали, что Адам покоится под Голгофой, что в переводе с арамейского дословно значит «череп». Кровь распятого Иисуса стекала по трещине в скале и, попадая на череп Адама, «омывала» его грех, а вместе с ним и грехи всех людей. Мистическое совмещение библейского первочеловека и галилейского раввина отражало веру молодой общины в то, что Иисус был новым Адамом, положившим начало обновленному человечеству. Вот почему в современном храме Гроба Господня под часовней Голгофы располагается часовня Адама. В ней трещина в скальной породе, для пущей достоверности помазанная красной краской, демонстрируется как подтверждение раннехристианской легенды.

Более полувека после разрушения в 70 г. Иерусалим находился в состоянии заброшенности и запустения. Люди стали забывать имя некогда прекраснейшего из городов Востока. В исторических хрониках сохранился рассказ об одном христианском мученике в Египте, назвавшем своим родным городом Иерусалим. Судья, никогда не слышавший о существовании такого города, распорядился подвергнуть его пыткам, чтобы выяснить правду[61]

Но вот весной 130 г. через Иерусалим на пути в Египет проследовал император Адриан. Этому деятельному и просвещенному правителю досталась от его предшественников огромная империя от Британии, Галлии и Испании на западе до Парфянского царства на востоке. Половину времени своего правления он провел в пути, объезжая эти необъятные владения и демонстрируя своим физическим присутствием вездесущность и всеведение Рима. Особенно его увлекала идея консолидации всех народов империи в единую культурную общность, и воплощением ее должны были стать новые римские города, храмы, дороги, сооружавшиеся в самых отдаленных уголках. Прибыв в Иудею, он решил одарить ее жителей новым городом, который будет возведен на руинах Иерусалима вместо убогого гарнизонного поселения. Два самых священных римских имени должны были соединиться в названии нового города. В честь самого императора, полное родовое имя которого было Публий Элий Адриан, и в честь капитолийских богов Рима, которые должны были стать покровителями города. Так город был назван Элия Капитолина.

Историки расходятся во мнениях относительно действительной подоплеки решения императора: одни считают, что оно носило антиеврейскую направленность и служило целям искоренения варварского, с точки зрения римлян, культа Яхве. Другие полагают, что Адриан руководствовался исключительно соображениями модернизации далекой, разоренной войной провинции, до которой он стремился донести умиротворяющие плоды римской цивилизации.[62] Похоже, просвещенный император искренне был уверен, что Рим оказывает большое благодеяние «отсталым» народам, приобщая их к своему «прогрессивному» образу жизни, — заблуждение, свойственное всем правителям великих империй. В своем унификаторском рвении Адриан издал указ, запрещавший широко распространенную на Востоке практику обрезания, а также наложил запрет на изучение Торы и другие проявления еврейской духовной жизни.

Евреи, ожидавшие от либерально настроенного императора разрешения восстановить свое отечество, были жестоко разочарованы. У них окончательно отбирали «град Божий», олицетворявший собою духовную суть народа, а это было равносильно разрушению мира, наступлению эпохи всеобщего хаоса и распада. Императорские эдикты ставили всю систему иудейского вероисповедания вне закона. Иудея, собрав последние силы, вновь поднялась на войну с римлянами, вознамерившимися лишить народ самого смысла его существования.