Лапландия. Карелия. Россия - Матиас Александр Кастрен

Пятнадцать лет тому назад решился я посвятить всю дея­тельность жизни моей исследованию языка, нравов, религии, обычаев, образа жизни и прочих этнографических отношений финского народа и других с ним родственных племен. Для этой цели во время пребывания моего в университете я ста­рался теоретически и практически изучать финский язык и вместе познакомиться с родственными ему языками — эстон­ским и лапландским[1]. Скоро увидел я, что для лучшего успе­ха в этом деле мне необходимо приобрести знания прочнее и обильнее тех, которые доставляются печатными пособиями, и что должно предпринять для этой цели путешествия в раз­личные страны Азии и Европы. Затрудняясь в средствах, не­обходимых для столь дальних путешествий, я начинал отчаи­ваться в успехе и отказывался от лучших планов моей юнос­ти, когда соученик и друг мой доктор Эрстрём предложил мне в 1838 году объехать с ним вместе Финскую Лапонию, кото­рую он в качестве врача намеревался обозреть в течение лета. Хотя такое слишком поспешное обозрение не могло принести мне желаемых плодов, однако же я с радостью принял дру­жеское предложение и рано весною выехал из Гельзингфорса.

Вскоре после моего отъезда другой воспитанник Алек­сандровского университета, магистр Бланк решился по­сетить Лапонию для изучения ее по части естественных наук и присоединился к нашему обществу. Случилось в то же время, что пастор Д у р х м а н получил от соборного капи­тула в Або поручение отправиться в Энаре, в пограничную Лапландию[2] для назидания паствы своей. Все мы незадолго до Иванова дня собрались в Торнео, место пребывания Эрстрёма, составили общий план нашему лапландскому путе­шествию и отправились 13 июня.

В нескольких милях от города Торнео возвышается зна­менитая гора Аава-Сакса (Aawa-Saksa), на которую путеше­ственники с востока и запада собираются каждый год перед Ивановым днем для того, чтобы полюбоваться незаходящим ивановским солнцем. Мы пошли в сопровождении одного молодого немца и взобрались на вершину горы ровно к 12 часам. Тут нашли мы несколько городских дам и мужчин, голландского профессора Аккерсдика, который, казалось, приехал сюда для того, чтобы поверить по солнцу часы; кучу простого народа, который кричал: «Antakaa lantti!» (дайте слант — медную деньгу), и толпу мужчин и женщин, сидев­ших около огромного костра. Когда первые упомянутые гос­пода удалились, а от вторых откупились мы деньгами, мы присоединились к сидящим у разведенного огня и тут толь­ко начали наслаждаться представляющеюся картиной. Вер­шина горы сама по себе некрасива, но окрестность восхити­тельна. Большая река Торнео и река Тенгельйоки сливаются у самой подошвы горы, острова их украшены красивыми домами и деревьями; видны две церкви: Матарэнги на швед­ской стороне, Алкула на финской, а горизонт весь окаймлен высокими горами. Вообрази наше маленькое веселое обще­ство, сидящее за несколькими бутылками вина: молодые люди низвергают со скалы камни, девицы болтают и сеются у огня, светлое летнее солнце озаряет всю окрестность — вообрази все это, и ты получишь слабый очерк ивановской ночи, про­веденной нами на горе Аава-Сакса.

Мы собрались идти домой, и все поднялись за нами. Приятно было смотреть на густую толпу людей, спускав­шихся по извилинам горной тропинки; все вместе дошли мы до берега реки, девушки пели песни, и когда мы рас­стались, было уже 4 часа. Наш немец был вне себя от восторга: «Прекрасно! Чудесно! Восхитительно!» — кри­чал он на каждом шагу. Все казалось ему в высшей сте­пени интересным и замечательным, и когда мы на стан­ции обедали, то он положил в карман кусок хлеба (здесь употребляют ржаной хлеб) и сказал, что, возвратясь в Любек, покажет его друзьям и расскажет, как едят на границах Лапландии.

На следующий день мы осматривали церковь Алкула и гору Луппио (Luppio), представляющую замечательную игру природы — совершенное подобие нагорного замка с отвесными стенами, лестницами, гротами, сводами из пря­моугольных каменных масс и т.д. Не могли мы узнать никаких преданий касательно этого места, и когда я спро­сил на самой горе у одного из проводников: «Onko tässä haltiota?» (Живет ли здесь дух?), он смутился и отвечал шепотом: «Kyllähän se läällä on haltio» (Конечно, здесь живет дух).

Подле церкви Алкула дорога сухим путем прекращает­ся, и путники едут уже в лодках. Берега реки и прибрежные деревья являют глубокие следы прохождения льдин, кото­рые идут с ужасной силою; в некоторых местах вода подни­малась на три сажени против обыкновенной своей поверхно­сти. Замечено здесь, что прилив (tulwa) случается всегда че­рез 20 лет. И теперь еще рассказывают про ужасное весеннее наводнение 1798 года и про другое, случившееся в 1818 году; в нынешнем 1838 году вода была также выше обыкновенно­го, но не было такого опустошения, как в оба прежних раза.

25 числа в 11 часов утра заметили мы большую переме­ну во всем окружающем: горы и холмы исчезли, земля по­низилась, показались болота, мох, а на берегах — расте­ния, принадлежащие исключительно одной лапландской флоре; лесу множество, особливо соснового, но каждое де­рево носит печать дряхлости, каждое стоит печально, пас­мурно, покрытое мхом и как будто у могилы живой приро­ды — не достает большого креста и надгробной надписи: «Взгляни на эти белые массы, чувствуешь ли, какой холод они распространяют? Знаешь ли причину такой перемены?». Мы переехали Полярный круг.

Здесь-то настоящая граница Лапландии. В этом цар­стве ночи и холода нельзя было ожидать малейших следов строения, и нам было очень приятно ошибиться в этом. С удовольствием упоминаю о двух светлых точках, озарив­ших нам этот хаос.

Первая есть дом директора Е... в Тортола, за 12 миль к северу от Торнео, дом, который мог бы служить украшени­ем везде в Финляндии — тут находилось все, что сделалось необходимостью самого утонченного высшего образования: книги, музыкальные ноты, инструменты и т.п. К сожале­нию, дочерей директора не было дома, однако же нас уго­щали музыкой, и когда мы легли в постель, полночное сол­нце уже освещало новый, начинающийся день.

Вторая светлая точка — есть железный завод Кенгис, лежащий еще далее к северу. Тут образованность водвори­лась еще с лишком за 200 лет. Завод этот получил привиле­гию в 1637 году от королевы Христины и неутомимо про­должает с той поры свои разработки. Железо добывается из соседней горы, где прежде находилась и медная руда. Завод расположен прямо над слиянием реки Торнео с Муонио, в дикой, живописной стране. Водопад здесь — один из вели­чайших, какие я видел: на протяжении 2000 футов он име­ет 72 фута падения.

Надобно теперь сказать несколько слов о туземцах.