Мурад Аджи - Азиатская Европа (сборник)

Собственно, к этой мысли и подводила «реформа» Игельстрома.

Однако парадокс ситуации состоял совсем в другом: киргиз-казаки были не нужны русскому царю ни с ханом, ни без хана. Балласт, кроме забот, ничего не дававший казне. Их нельзя христианизировать, значит, делать крепостными! Нельзя продавать и покупать. Зачем тогда они? Формально казахи оставались мусульманами, беглыми узбекских ханов, по конфессиональному праву их нельзя было трогать.

Да, у них не было мечетей, не было духовенства, но жил дух, он спас незадачливых степняков от рабства. Новых славян не получилось. Крепостных — тоже. Они остались тюрками, правда, лишенными достоинства, заискивающими, но все-таки тюрками. Что конечно же чуть-чуть и делает им честь… Казахстан вплоть до ХХ века хранил веру в Тенгри, берег ее монастыри и храмы, там многое продолжалось по-старому. Тайно. По счастливой случайности люди Игельстрома не забирались в глубинку, другие заботы одолевали их.

Французская революция раскатами эха катилась тогда по России, по удаленным ее землям, хотя вряд ли там слышали о революции в Европе. Иезуиты, орден которых попал под запрет, переметнулись в Петербург и Москву, сюда переехала их штаб-квартира, здесь собирали они свое побитое французами войско. И притом по-прежнему руководили совестью и политикой русского царя. Это чувствовалось даже сильнее, чем прежде.

Они произвели царя Павла I в магистры Мальтийского ордена, святая святых Западной церкви, и от его имени действовали теперь. Не ясно, как им удалось? Чтобы глава православной страны стал главой католического ордена? Это нонсенс, абсолютно невозможное. Но именно так случилось тогда.

В тех условиях Казахстан с его проблемами сам собой отодвинулся на третий план… 16 декабря 1798 года русский царь надел красный плащ магистра Мальтийского ордена. Однако высшей силой Западной церкви, ее венцом, оставались иезуиты, вокруг которых и разворачивались события. Их орден, появившийся в XVI веке, обрел огромное влияние, и его закрыли, но закрыли формально. Ордену по-прежнему подчинялись другие папские ордена, в том числе Мальтийский.

Рим провел рокировку сил: папа был в плену у французов, а его армия готовилась в далекой России к решающей схватке с Наполеоном. И об этом мало кто знал. Иезуиты имели глубоко законспирированную организацию со строгой дисциплиной, их отличали фанатизм, абсолютное повиновение своим генералам и одежда — черный кафтан, плащ-епанча и шляпа-цилиндр с чуть загнутыми с боков полями… Все осталось.

Кстати, именно эта одежда стала модной в Петербурге в начале XIX века, едва ли не вся русская знать носила ее. Почему?

Царским указом от 18 октября 1800 года иезуитам передали церковь Святой Екатерины в Петербурге, многочисленные городские постройки. Сам царь выступил гарантом их спокойствия… Девиз ордена «Цель оправдывает средства» витал над Россией.

Ордену традиционно покровительствовали князья Голицыны, которые со времен Смуты были его поверенными в российских делах. Заодно они вели дела русской духовной жизни — Церкви, науки, культуры. Так, Василий Голицын, изменивший Борису Годунову, в 1606 году был «дублером» Лжедмитрия, «вторым номером» Смуты. Борис Голицын воспитывал Петра I. Александр Голицын возглавлял церковный синод, потом был министром народного просвещения и духовных дел… Здесь целая история в лицах.

Иезуитской Россия стала не сразу, лишь при Екатерине Великой (точнее, немецкой принцессе Софье Фредерике Августе Анхальт-Цербстской) она открыто заявила о преданности идеям ордена. Царица расширила его права, приблизила ко двору… Россия и Пруссия были единственными странами, приютившими папских слуг, от которых очищалась Европа после французской революции. Этот факт даже не требует оценок. Его надо просто принять во внимание, говоря о последующих событиях в Казахстане.

Александр I благоволил иезуитам, надеясь с их помощью «привести к цивилизации отсталое русское население». Он был протектором Мальтийского ордена. Показательно, особые полномочия орден получил в южных губерниях России — Саратовской, Астраханской и других, то есть там, где не смолкла тюркская речь и не умерла прежняя культура. Сюда переселили более двух миллионов человек из Европы, степняки их назвали «штундой», сектантами, они распространяли христианство… Немецкие колонии в Казахстане, выходит, появились не сами собой.

Именно иезуиты привлекли в Москву Наполеона Бонапарта, иной причины Отечественная война 1812 года, увы, не имела. Эта война — этап борьбы между папой и монархами за власть над Европой. Был разыгран спектакль по сценарию российской Смуты, только с другими действующими лицами… Режиссер остался тот же, но уже в другом звании выступал он, ему подчинился сам папа римский, которого заставили восстановить орден: «Общество Иисуса» обрело вторую жизнь. А уже ненужный Наполеон, подобно Лжедмитрию, сошел с исторической сцены.

В 1802 году генералом ордена иезуитов в России стал Грубер, его сменил Березовский. Их люди (в шляпах с чуть загнутыми по бокам краями) были всюду, где считали нужным быть. Им по-прежнему подчинялись и царь, и его бюрократы. Тем не менее утверждать, что золотой век России связан только с иезуитами, было бы слишком неосторожно. Конечно, нет.

Но вот как отличить тех, кто входил в члены ордена, от остальных?

Иезуиты же создавали тайные общества и кружки, которыми жила аристократия. Они привносили и поддерживали идеи, питавшие русское творчество… Зная о том, уже без восторга, как прежде, читаешь Пушкина, имевшего у них кличку Сверчок, в одном из таких кружков приобретшего свою славу: его сказки написаны по заказу (это тюркские сказки), а «Борис Годунов», «Полтава», «Песнь о вещем Олеге» и другие талантливо коверкали русскую историю. Осознав это, поэт сам стал искать себе смерть. Совсем иначе вырисовываются и декабристы, тоже ставшие жертвой иезуитов. Их восстание, оказывается, царь подавил за две секунды, одним-единственным окриком: «На колени», и те встали. А потом началась очередная «чистка» высшего общества. Даже славянофилы под воздействием иезуитов превратились в невольников навязанных идей…

«Если у тебя появился враг, береги тело, а главное — душу», — учил Древний Алтай. Не уберегли!

Лишь в 1854 году русские основали в Казахстане крепость Верный (ныне Алматы), куда пришли их войска. Контингент состоял из донских казаков, сосланных на вечное поселение. Потом там выросла мощная оборонительная система, включавшая укрепления и военные городки, заградительные линии. Казахстан лежал в поле ее зрения. Крепость Верный в военно-политическом смысле — повторение Оренбурга, плацдарм для захвата Средней Азии и Алтая. Русскими отрядами там командовал полковник Циммерман. В 1860 году он, якобы упреждая агрессию, вторгся в пределы соседних, среднеазиатских ханств. Начал войну.

То было вторжение России в исламский мир…

1854 год ознаменовался и другим событием: началась христианизация Алтая. Вели ее миссионеры из России во главе с Василием Вербицким. Несомненно, то были честные, уверенные в правоте дела люди, однако, судя по запискам Вербицкого и Ландышева, их очень удивило, что алтайские инородцы крестились «навыворот» — слева направо. Что прекрасно знали иные сюжеты Ветхого Завета, уверенно говорили об Адаме, Еве, о бессмертии души, ангелах, вратах ада. Будто читали Библию или «Божественную комедию» Данте… Российским миссионерам и в голову не пришло, что находятся на земле, которую в Европе называли Эдемом — Раем земным. Отсюда в мир пришли религия и знания о Боге Небесном.

Круг сомкнулся.

Великое переселение народов, начавшееся на Алтае в V веке до новой эры, завершилось в XIX веке преобразованием самого Алтая, его древние монастыри пали. С ними закончилась история Дешт-и-Кипчака, прошло Средневековье — время рыцарей и рыцарства, благородства и чести… Религия Запада, по-своему исправившая священные книги Алтая, окончательно превратилась в политику.

Власть над миром перешла из одних рук в другие.

На руинах тюркской державы поднималась Россия, ее создавали иезуиты, делая буфер между двумя мирами — Востоком и Западом. Она жила, не замечая крепостных, столоначальников и жутчайшей нищеты, царившей вокруг. Ей поставляли из Европы придворную свиту, правящую бюрократию, и она медленно гнила: революция 1917 года была итогом ее слабости. Закономерным итогом, который предсказал французский маркиз Астольф де Кюстин, побывавший в России XIX века и оставивший двухтомник «Россия в 1839 году», о нем долго говорила просвещенная Европа.

Книгу перевели на русский язык, но издали с сокращением. Русские тогда впервые увидели себя такими, каковы были на самом деле. Дорожные письма де Кюстина приоткрыли суть: из темных изб, из нищих рабов с красивыми лицами и состояла Россия, они — плоды ее новой духовной культуры. Люди-вещи, которые при жизни умирают, гниют, силясь выжить, и потому воруют и пьют. А далее вывод, обжигающий своей неожиданной правдой: «Скажем точнее, русского народа нет… есть императоры, есть крепостники, царедворцы, тоже имеющие крепостных, но все это не составляет народа». Для цивилизованного европейца Россия была примером дикости, которую сами русские уже не замечали.