Жить вместе в 21 веке - Андреа Риккарди

— девяностые годы потерпел поражение арабский национализм, но в Иране пришел к власти Хомейни. Фундаменталистские идеи стали важной составляющей «исламского 68 года» (простите мне это сравнение), способного поднять на восстание против политических властей. Идеи эти распространяются, в частности, саудовской пропагандой при поддержке нефтедолларов, особенно с эпохи нефтяного кризиса. Остается размышлять о мудрости недальновидной религиозной политики Саудовской давы, то есть миссии, распространившей ваххабитский радикализм во многие уголки исламского мира. Выросшая в этой школе молодежь, оторванная от традиционной культуры отцов, протестует против исламских лидеров своих стран и против самих Саудовских властей. Каковы последствия Саудовских религиозных инвестиций среди палестинцев, в Африке, в Пакистане, во многих местах уммы? А ведь в то же время Саудовская Аравия уже шестьдесят лет является союзницей Соединенных Штатов.

Сложная смесь радикальных идей и чувств изменила некоторые аспекты языка и деятельности активистов марксизма и идеологии «третьего мира». Символично обращение в ислам международного террориста Карлоса, совершившееся в Судане при Хасане Тура- би (Hassan Tourabi) (который затем выдал его Франции). В Ливане имам Мусса Садр (Moussa Sadr), исчезнувший при таинственных обстоятельствах в 1978 году, политизировал шиитское меньшинство и превратил его в вооруженное движение, выдвигающее социальные требования. Среди шиитов важную роль играет иранский интеллектуал Али Шариати, который учился в Париже, в контакте с марксизмом и исламоведением, а умер в 1977 году до победы революции Хомейни. Шариати ввел в политический ислам революционные категории, создав таким образом синтез марксистской мысли и исламского взгляда. Он перевел с французского революционную библию третьего мира — «Проклятые земли» Фанона. Хотя и в противоположность шиитскому клерикализму, он разработал исламскую теологию освобождения. Именно Иран, где более, чем вообще в суннитском мире, распространена западная политическая и философская мысль, создал синтез ислама и марксизма, революционной мысли и религиозного радикализма. Для Хомейни мир делится на угнетенных и угнетателей. Его позиция в холодной войне — «ни Восток, ни Запад, только ислам».

Радикальные течения распространились в исламе. Их содержание и воинствующий язык овладели сердцами и умами определенных слоев молодежи. Мир радикалов молод, урбанизирован и имеет мало перспектив для будущего. Он находит опору не в национализме, как предшествующее поколение, а в простоте исламистских формул, которые кажутся вечными: «Ислам — ответ на все». В начале девяностых годов в арабском, иранском, вообще исламском мире, растет процент молодежи. Было отмечено, что Франция перед Революцией, Соединенные Штаты перед 1968 годом и Иран перед революцией переживали заметный демографический рост.

В этом смысле можно говорить об исламском шестьдесят восьмом годе как о движении транснационального характера, одновременном и многообразном. Движение это вобрало в себя неудовлетворенность и надежды многих и дало язык для выражения идей, альтернативных политическому и социальному статусу кво. Оно отличается вечностью религии и современностью утопии и используемых средств (сначала видеокассеты, затем Интернет и разнообразные технологии).

Как противостоять этому течению сегодня — серьезная проблема. Борьба против терроризма — дело важное и неотложное. Не все фундаменталисты — террористы, хотя и находятся среди них те, кто поддерживает теракты камикадзе в Израиле (такие, как проповедник Аль-Джазиры, Карадави, хотя он и критикует теракты на Западе). Не всё — терроризм, хотя исламизм и становится прекрасной почвой для этих явлений. Не стоит делать легких уподоблений, но признать связи все же необходимо. Однако нет двух исламов, радикального и умеренного (о котором много говорят на Западе). Определение умеренного ислама (если не понимать под ним либеральных мусульман: это важный слой, но их все же меньшинство) мало соответствует реальности и в сущности слабо перед более «религиозными» требованиями радикалов.

Есть много исламов и много мусульманских стран с разной историей и разным современным положением. Недостаточно устраивать террористические зрелища, чтобы сделаться представителями всего ислама. В реальности есть сила сопротивления радикализму. Поэтому Жиль Кепель (Gilles Kepel) в 2000 году говорил о кризисе фундаментализма. После 11 сентября тот же автор сфокусировал положение в мусульманском мире вокруг идеи фитны, беспорядка и анархии, в мире, чувствующем угрозу внешней агрессии. Есть распространенное ощущение, что «мусульманскую землю» топчут неверные. Десятилетиями мусульмане переживают палестинский вопрос как свой. Подумаем также о Боснии, о Кашмире, на который претендуют пакистанцы, о Чечне (где вновь началась древняя борьба мусульман против России)… Свою роль играет и война в Ираке и присутствие западных войск в стране. Терроризм включен в эти рамки борьбы против Запада и мусульман-предателей. Не война в Ираке создала терроризм. Но теперь Ирак представляется избранной землей единения исламистов и националистов.

Ислам чувствует, что на него нападают, и отвечает борьбой единым фронтом: это упрощение с легкостью гуляет по СМИ, но оно ложное. Ислам не един: их много, как много мусульманских стран. Есть сила сопротивления разных ситуаций, национальных интересов и культур. Терроризм может создать серьезные трудности для мусульманских правительств, но не может вобрать их в себя и поставить на свои позиции.

Прежде всего, необходимо различать (и может быть, это не всегда ясно и сейчас в моем изложении) ислам «большого» Ближнего Востока (включая Северную Африку и Иран) и остальную часть мусульманского мира: «Главная проблема, — считает Фарид Закария (Fareed Zakaria), — не в мусульманском мире, а в Ближнем Востоке». И добавляет: «ни одна из двадцати двух стран-членов Лиги Арабских государств не является выборной демократией, в то время как во всем мире шестьдесят три демократических государства из ста». Закария справедливо говорит о «политическом поражении» и об укорененности авторитарных культур. Совсем разные истории у Индонезии (недавно ставшей демократической), Пакистана (для которого ислам — главный смысл существования) или у 140 миллионов индийских мусульман.

Нужно открыть многообразие мусульманского мира и самим мусульманам. Средства информации, телеканалы (подумаем об успехе Аль-Джазиры и ее транснациональном влиянии), Интернет играют положительную роль в арабском мире. Ренцо Гуоло (Renzo Guolo) замечает: «Возможность выражать свое мнение без риска попасть под всегда занесенную над головой секиру власти, так же как и возможность обсуждать мнения, отличные от официальных, стала достижением, от которого нет пути назад». В мусульманском мире утвердилось более сложное и разнообразное общественное мнение, хотя оно и кажется нам недостаточно либеральным, слишком близким к фундаменталистам и внутриисламским.

Фундаменталистский ислам хочет сделать однородным арабский (и остальной исламский) мир, почти по националистическому образцу. Но национализм чаще всего действовал в границах одной страны. Националистический панарабизм потерпел поражение. Сможет ли радикальный ислам построить мусульманскую нацию?

Многообразие существует, и оно сильно. Для выражения его необходима свобода. Однако вместо этого происходит