Ирина Поздеева - Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

Очень много для понимания истинного значения московского книгопечатания сделали прежде всего библиографы XIX и XX вв., введя в научный оборот сведения о сотнях сохранившихся ранних московских изданий. Труды В.М.Ундольского[3], И.П.Каратаева[4] и многих других и сегодня незаменимы при изучении проблем раннего славянского книгопечатания; неизвестные издания в XX в. открывали чаще всего не историки книги, а археографы и книговеды.

В 1956 г. в Москве была издана и сегодня остающаяся основополагающей работа А. С. Зерновой «Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI–XVII вв.: Сводный каталог». В книгу вошли полные библиографические описания всех изданий Московского печатного двора XVI и XVII вв., экземпляры которых в то время были известны. А. С. Зернова учла 501 московское издание (109 названий) наиболее важных для функционирования государства и Русской православной церкви книг. На основании именно этого каталога крупнейший книговед, специалист в области истории раннего книгопечатания в Европе Н.П. Киселев сделал выводы, во многом определившие дальнейшее развитие исторических исследований в области русского книгопечатания. Н.П.Киселев, опираясь на данные Сводного каталога, выдвинул и аргументировал положения, которые были очень четко им сформулированы и вполне соответствовали господствовавшей в это время в советской науке концепции, отрицавшей значение христианской культуры и христианской книги. Н.П.Киселев утверждал, что «культурное и общественное значение книгопечатания было сведено к производству пособий для церковных служб. И меньше всего думали… о книгопечатании как орудии просвещения… Никаких взаимоотношений, никакой связи с современной жизнью, с политическими событиями или политическими идеями… содержание печатных книг до Петра I не имело»[5]. По мнению ученого, почти 90 % изданий Печатного двора фактически обслуживали литургическую функцию Церкви и представляли относительное значение только для узкого круга православного священства. Такая оценка раннего московского книгопечатания, высказанная известным ученым и им убедительно для своего времени аргументированная, фактически на много лет определила ситуацию, при которой даже общие курсы истории культуры не учитывали раннее русское книгопечатание как существенное (тем более важное) явление.

Ситуация в науке резко изменилась в конце 1960 – 1970-х гг., когда появились работы, посвященные и печатной книге как явлению культуры, и самому Печатному двору. К сожалению, и в это время еще не было преодолено влияние прежней концепции (например, появляется теория о том, что Московский печатный двор использовался для получения прибыли от реализации вышедших изданий), хотя, как будет показано ниже, до середины 30-х гг. XVII в. книги продавались «почем в деле стали»[6]. Продолжали сохраняться и представления, когда-то вошедшие в науку, о непопулярности печатных изданий в сравнении с рукописными, о нераскупаемости многих отпечатанных книг, о систематической выдаче сотрудникам Печатного двора жалованья книгами, о том, что печатная книга оседала только в Москве и Подмосковье.

Однако изменение духовного климата и общих концепций духовного развития России в 1960-х годах привело к принципиальному пересмотру роли Государева московского печатного двора в истории русской культуры. Работы Е.Л.Немировского[7], С.П.Луппова[8], А.И.Рогова[9], А.С. Демина[10]и многих других радикально изменили представления о раннем книгопечатании и в науке, и в общественном сознании. Однако мало было, исходя из вполне справедливых, но общих представлений, объявить господствующую концепцию неправильной. Необходимо было детально аргументировать, доказать и осознать реальное ведущее значение московских изданий в жизни русского средневекового общества. Эта теоретическая задача имела и самое широкое практическое значение, так как речь шла о доказательствах необходимости тщательного сохранения, изучения, описания не только спасенных временем рукописей, но и сохранившихся экземпляров старопечатных изданий, к которым во многих государственных хранилищах относились (да и до сих пор[11] еще относятся!) достаточно небрежно.

Что касается истории самой типографии, то для ее исследования имелась уникальная репрезентативная и фактически всесторонняя источниковая база. Речь идет о давно известном архиве Приказа книг печатного дела (или Приказа книгопечатного дела), знаменитом фонде РГАДА № 1182[12]. До конца 1970-х гг. фонд хотя и многократно использовался, но никогда не исследовался как единый комплексный источник.

Эта задача в какой-то степени была выполнена только в 1980-1990-х гг.[13]Однако и сегодня архив Печатного двора недостаточно исследован наукой, мало или почти неизвестен даже тем, кто тщательно следит за всеми новинками в истории русской традиционной культуры. С этой точки зрения вполне справедливым остается тезис о том, что XXI век – век подлинников, и задачей науки является не только тщательное исследование как известных, так и неизвестных источников, раскрывающих путь российского духовного развития, но и предоставление широкой общественности возможности с ними знакомиться[14].

Для того чтобы объективно и доказательно аргументировать тезис о ведущем значении деятельности Московского печатного двора в культурной, церковной, политической жизни своего времени и в просвещении народа, необходимо убедительно ответить на два основных вопроса.

Прежде всего: какие книги и для каких целей на Московском печатном дворе издавались?

Второй вопрос – на какие круги общества были рассчитаны издания Московской типографии – решается в зависимости от ответа на вопросы о количестве разных типов издаваемых книг, т. е. о тиражах различных изданий; о цене печатной книги и ее реальном распространении и бытовании (использовании) в русском обществе своего времени.

Данные архива Московского печатного двора позволяют ответить на эти и ряд других важнейших вопросов с максимально возможной степенью доказательности.

Если говорить об ответе на первый вопрос, предполагающий анализ репертуара типографии, то, к сожалению, окончательных цифр мы до сих пор не имеем. До последнего времени исследователи ограничивались данными вышеупомянутого Каталога А. С. Зерновой. Для времени, избранного нами для предлагаемого исследования, т. е. для истории Печатного двора от его восстановления (1615) после пожара во время Смуты до перехода типографии фактически в единоличное управление патриарха Никона (1652), в Каталоге А. С. Зерновой учтено 214 изданий, экземпляры которых в это время были известны как в России, так и за ее рубежами[15]. Исследования последних десятилетий позволили значительно расширить этот список[16]. На основании изучения информации архива было выявлено 25 изданий, экземпляры которых не сохранились или были в это время еще неизвестны, но, несомненно, вышли на Московском печатном дворе в период от его восстановления до 1652 г. В 1990 г. А. А. Гусева, обобщив данные старой библиографии, новых археографических находок и вышеупомянутых архивных изысканий, представила Список разыскиваемых изданий XVII в.[17], не вошедших в Каталог А. С. Зерновой, в который вошли 99 изданий интересующего нас времени. Из них выход 39 изданий несомненно доказан, так как 25 установлены по материалам архива, а экземпляры еще 14 найдены и находятся в крупных библиотеках (РГБ, БАН, НБ МГУ, Уральского ГУ и др.). Таким образом, общая доказанная цифра изданий, осуществленных Московской типографией с 1615 по 1652 г., составляет в данный момент[18] 253 книги (214 + 25 + 14). Все эти издания представляют нам книги 71 названия, из которых 63 учтены в Каталоге А. С. Зерновой.

В данном контексте не ставится вопрос об анализе реального выхода остальных изданий, указанных в списке А. А. Гусевой, хотя многие из них, скорее всего, никогда не существовали. Поэтому примем как достаточно обоснованную гипотезу, что из оставшихся 60 изданий, выход которых указан в библиографии, действительно была издана половина. (Убедительной эту гипотезу делает количество найденных в последние десятилетия или установленных по материалам архива не известных А. С. Зерновой изданий.) В этом случае доказательное количество изданий Московского печатного двора с 1615 по 1652 г. в данный момент можно определить как 253 издания; гипотетической, но достаточно близкой к действительности может быть принята цифра 283 издания: 253 – ныне известных и 30 (1/2 указанных в библиографии). В этом случае в первой половине XVII в. на Московском печатном дворе за два года печаталось в среднем 15 изданий.

Поскольку наша задача – проанализировать реальное функционирование московских печатных изданий и их место в русской действительности первой половины XVII в., то и классификация по определенным типам должна быть сделана в зависимости от их общественной функции (что является также принципом выделения различных типов исторических источников). С этой точки зрения, несомненно, первое место среди изданий Печатного двора интересующего нас времени принадлежит книгам, необходимым для осуществления общественного и частного богослужения, т. е. книгам литургическим. Может показаться, что таким образом повторяется основной тезис концепции Н.П. Киселева. Однако это совершенно не соответствует действительности[19].