Михаил Стеблин-Каменский - Мир саги

О том, что в сознании людей древнеисландского общества существовала только одна форма правды, говорят прежде всего данные языка. [О значении рассматриваемых здесь древнеисландских слов см. также: Steblin-Kamenskij M.I. An attempt at a semantic approach to the problem of authorship in Old Icelandic literature. - Arkiv for nordisk filologi, 1966, LXXXI, p. 24-34; Lцnnroth L. European sources of Icelandic saga-writing. Stockholm, 1965, p. 6ff.]

Такие понятия, как "историческая правда", "художественная правда", "художественный вымысел", которые легко могут быть выражены на любом современном языке, в том числе и на современном исландском, не находили никакого выражения в древнеисландском и, следовательно, не существовали для людей того времени. В древнеисландском были только слова и выражения, которые всего ближе по значению к современным "правда" и "ложь". Однако у этих слов было явно более широкое значение, чем у соответствующих слов в современных европейских языках, так как они могли относиться и к тому, что с современной точки зрения надо назвать "художественной правдой" или "художественным вымыслом", но никак не просто "правдой" или "ложью".

Можно было бы предположить, что к понятиям "художественная правда", "художественный вымысел" и т.п. всего ближе то, что описывается в древнеисландской литературе как "забавное", хотя и "лживое". "Эту сагу рассказывали королю Сверриру, и он говорил, что такие лживые саги (lygisogur) всего забавнее (skemmtiligastar)", - говорится в знаменитом рассказе о празднике в Рейкьяхоларе. А в рассказе о быке Брандкросси есть такое высказывание: "Хотя некоторым кажется этот рассказ сомнительным, слушать его забавно (er gaman at heyra hana)". В обоих случаях речь идет о произведениях, правдивость которых, видимо, вызывала сомнения в силу их явного неправдоподобия. Однако в "сагах о епископах", т.е. произведениях, которые вне сомнения не считались "лживыми" и которые с современной точки зрения всего менее "художественны", не раз говорится, что они рассказываются "для забавы" (til gamans) или что они "хорошая забава" (gур skemmtan). Так что древнеисландские слова, которые мы переводим как "забавный", явно не имеют ничего общего с современным словом "художественный".

Не было в древнеисландском и никаких слов, обозначающих произведения, которые претендуют на то, что они только историческая правда или только художественная правда. Ничего аналогичного таким современным обозначениям литературных произведений, как "роман", "повесть", "рассказ", "новелла", "драма" и т.п., с одной стороны, и "статья", "исследование", "монография", "диссертация", "разыскание" и т.п. - с другой, не было в древнеисландском языке, и, следовательно, не существовало и соответствующих понятий. Поэтому утверждать, например, что "автор этой саги хотел написать роман, а не историческое исследование" - а такие утверждения нередко встречаются в современных работах о "сагах об исландцах" - так же абсурдно, как приписывать автору саги понимание того, что такое сценарий кинофильма или телевизионный спектакль.

В древнеисландском языке существовало универсальное слово "сага" (saga, очевидно, от segja "говорить"), которое обозначало любое как письменное, так и устное повествование. Исходным его значением было, вероятно, "сказанное", "высказывание". Это слово могло обозначать и сами события, о которых повествуется. Например: "Он был тогда уже очень стар, когда эти события (sjб saga) произошли". И так как события, о которых повествуется в саге, это всего чаще распря, saga может значить "распря". Например: "Так произошла распря Торбьёрна и Хаварда Хромого" (saga юeira юorbjarnar ok Hбvarрar ens halta). Но в то время как в современном исландском у этого слова есть два четко различающихся значения - "сага как литературное произведение" и "история как наука", в древнеисландском нет ни малейшего следа такого различия. Считалось ли повествование правдивым или лживым, оно одинаково называлось этим словом.

То же неразличение двух правд - исторической и художественной - подразумевают и другие, более редкие древнеисландские обозначения повествований - frбsogn, frбsaga, а также обычное обозначение более или менее самостоятельной части повествования - юбttr, букв, "прядь (каната и т.п.)." Нередко предполагается, что только историческую правду подразумевало слово frжрi "знания", "мудрость". В новоисландском это слово действительно приобрело значение "наука", "ученость". В древнеисландском, однако, оно явно обозначало любые знания, в частности знание саг, как устных, так и письменных, а могло оно значить также "писания", "заклинания" и "стихотворение". Значение "наука" впитывают в это слово потому, что оно в "Первом грамматическом трактате" применено к писаниям Ари Мудрого ["те мудрые знания (frжрi), которые Ари Торгильссон записал в книги с большим умом"], а писания Ари Мудрого сравнительно всего менее непохожи на то, что в наше время называется "наукой". Но дело в том, что эта "научность" Ари - его индивидуальная особенность, а вовсе не свойство якобы существовавшего в то время научного жанра (ср. также с. 40). Поэтому применение слова frжрi к тому, что было записано Ари Мудрым, - это только частный случай употребления этого слова в его обычном значении "знания".

Древнеисландские переводные повествования, как исторические, так и неисторические, тоже обозначались словом saga. В переводных произведениях встречаются иногда обозначения литературных произведений, характерные для европейской средневековой литературы, - dжmisaga "притча" (букв. "сага-пример"), жfisaga или lнfssaga "жизнеописание" (букв, "сага жизни") и т.п. Но эти обозначения включают в себя, как правило, все то же слово saga и, следовательно, осознавались лишь как разновидность того, что обозначалось этим словом.

Эти данные языка говорят недвусмысленно о единстве правды в сознании людей древнеисландского общества. Единство правды имело место, конечно, и в отношении "саг об исландцах", самого своеобразного из всей древнеисландской прозаической литературы, и самыми своеобразными они, по-видимому, потому и кажутся современному человеку, что в них единство правды находит наиболее полное выражение.

За что принимали эти произведения те, кто их создавал, и те, для кого они создавались? В литературе о "сагах об исландцах" принято либо совсем обходить этот вопрос, либо давать на него уклончивый ответ. Между тем только исчерпывающий ответ на этот вопрос позволил бы понять, в чем заключается неповторимость этих произведений. По-видимому, в последнее время в литературе о "сагах об исландцах" господствует представление, - правда, обычно только косвенно выраженное, - что они считались художественным вымыслом, созданным из того или иного материала, совершенно так же, как авторы нашего времени создают свои произведения - романы, повести и т.п. Дело в том, что с нашей современной точки зрения "саги об исландцах" - действительно в большой или меньшей степени художественный вымысел и в той мере, в какой он правдоподобен, - художественная правда. Но были ли они художественным вымыслом или художественной правдой с точки зрения людей древнеисландского общества? Очевидно, нет. Ведь таких понятий не существовало.

Когда говорят, что замыслом автора той или иной "саги об исландцах" была художественная, а не историческая правда, то по существу утверждают, что его замыслом было написать исторический роман, т.е. произведение, которое, хотя и содержит некоторый скелет из исторических фактов, в основном представляет собой художественный вымысел. Иногда, впрочем, и прямо утверждают, что "саги об исландцах" - это исторические романы по замыслу их авторов. Совершенно несомненно, конечно, что у "саг об исландцах" были определенные литературные прообразы. Но могли ли этими прообразами быть произведения, которые появились шестьсот лет спустя? Ведь исторический роман возник как жанр только в начале XIX в. (а в Исландии даже в конце этого века) и был результатом длительного развития, этапы которого хорошо известны. Можно, конечно, предположить - и это тоже иногда делается, - что прообразом той или иной саги была другая сага, а та уже была, в сущности, историческим романом. Но что было прообразом этой другой саги? "Айвенго" или какой-нибудь другой роман Вальтера Скотта? Для исландцев XIII в. "саги об исландцах" были, конечно, просто сагами - как особый жанр "саги об исландцах" были осознаны только в новое время, о чем будет сказано ниже, - т.е. произведениями, подразумевающими единство правды, и прообразами для них могли быть, конечно, только такие же произведения.

В сущности, логичнее, чем считать прообразом "саг об исландцах" исторический роман, предположить, что их прообразом был рыцарской роман о Тристане и Изольде - произведение, возникшее в XII в. во Франции и впервые переведенное в Норвегии в 1226 г., и такое предположение было сделано. Правда, считается установленным, что первые "саги об исландцах" были написаны до 1226 г. Но хронологическая неувязка здесь не так уж велика. Во всяком случае она не в шестьсот лет, как в случае, когда "саги об исландцах" принимаются за исторические романы. Хуже то, что это предположение основано только на непонимании литературоведческих терминов. Дело в том, что в большинстве европейских языков "романом" называют и средневековый рыцарский роман, и современный реалистический роман. Эти два жанра характерны соответственно для эпох, разделенных полутысячелетием интенсивного литературного развития, и далеки друг от друга как небо от земли. По-английски эти два жанра и называются двумя разными словами (romance и novel). Если бы эти два жанра и на других языках назывались двумя разными словами, то, конечно, никому и в голову не пришло бы сопоставить "саги об исландцах" с рыцарским романом о Тристане и Изольде, потому что саги имеют общее только с реалистическим романом (и "романы" они только в этом смысле!), но никак не с рыцарским романом. Между тем предположение, что прообразом "саг об исландцах" был роман о Тристане и Изольде, очевидно, основано только на том, что и эти саги, и роман о Тристане и Изольде - "романы"! [Предположение о том, что рыцарский роман был прообразом "саг об исландцах", было высказано датским критиком Рубовом (Rubow P.V.De islandske sagaer. - Tilskueren, 1928, I, p. 347-357; II, p. 170-174, также в кн.: Smе kritiske Breve. Kшbenhavn, 1936, p. 7-33). Статья Рубова, очень наивная как история литературы, оказала тем не менее большое влияние на филологов-исландистов.]