Ю. Андреев - Поэзия мифа и проза истории

Как, вероятно, известно читателю, первая серьезная попытка реабилитации греческих мифов в их утраченных правах более или менее достоверных исторических источников была предпринята в 70-х годах прошлого [т. е. XIX] века замечательным немецким археологом Генрихом Шлиманом. Шлиман был человек, что называется, фантастической удачливости. Почти все задуманные и осуществленные им раскопки, во время которых он шел в полном смысле слова по следам мифических героев, увенчались блестящими археологическими триумфами. В недрах холма Гиссарлык на побережье Троады (северо-западная часть Малой Азии, неподалеку от южного входа в пролив Дарданеллы) Шлиман открыл мощные крепостные стены с башнями и воротами, в которых он без труда узнал стены гомеровской Трои, ориентируясь на памятные с детства описания «великого города царя Приама» в «Илиаде». Спустя несколько лет им было сделано еще одно выдающееся археологическое открытие: в черте стен древней Микенской цитадели (на территории Арголиды в северо-восточной части полуострова Пелопоннес) Шлиман раскопал могилы правившей здесь некогда царской династии. Могилы эти до сих пор еще поражают воображение поистине несметными богатствами, которые были захоронены в них вместе с останками членов царского рода. Наконец, уже незадолго до своей смерти прославленный археолог начал новые раскопки в Тиринфе (также в районе Арголиды, к югу от Микен), где успел обследовать довольно хорошо сохранившиеся стены цитадели и руины дворца. После его кончины эти раскопки были продолжены Вильгельмом Дерпфельдтом и другими археологами.

В каждом из этих трех случаев Шлиман опирался в первую очередь на показания греческой мифологической традиции. Троя была тем местом, вокруг которого разворачивались важнейшие события величайшей войны героического века. Микены считались в древности резиденцией Атрида Агамемнона — предводителя общегреческого ополчения, участвовавшего в походе на Трою. Сюда он вернулся во главе своего победоносного войска, после того как Троя была взята и разрушена греками. Здесь же, в своем собственном дворце, он был злодейски умерщвлен своей женой Клитемнестрой и ее любовником Эгисфом. Шлиман был убежден, что в одной из пяти обследованных им шахтовых могил покоились останки самого «пастыря народов», как именует Агамемнона Гомер, и лежала его золотая маска, первоначально скрывавшая лицо мертвого царя. Цитадель и дворец в Тиринфе были связаны с именем величайшего из всех греческих героев — Геракла. Здесь же царствовал, согласно Гомеру, Диомед — один из самых активных участников сражений под стенами Трои.

Не будучи по образованию археологом-профессионалом, Шлиман вел свои раскопки как дилетант, сплошь и рядом грубо нарушая установленные археологической наукой правила исследования памятников древности. По этой же причине он не сумел правильно оценить и датировать найденные им постройки и предметы. Так, он признал «гомеровской Троей» второе из открытых им при раскопках Гиссарлыка девяти разновременных поселений (эти поселения последовательно сменяли друг друга на протяжении почти трех тысячелетий). Впоследствии оказалось, однако, что эта так называемая Троя II существовала и погибла еще в III тысячелетии до н. э., то есть более чем за тысячу лет до Троянской войны, которая, согласно античной традиции, происходила не то в XIII, не то в XII веке до н. э. Такую же ошибку в хронологии Шлиман допустил и работая в Микенах. Открытые им захоронения микенских царей датируются сейчас в основном XVI веком до н. э. и, таким образом, опять-таки довольно отстоят от Троянской войны, когда жили Агамемнон и другие участники этого прославленного события, если, конечно, считать, что все они существовали в действительности.

здесь, пожалуй, будет уместно ещё раз повторить ставшее уже несколько избитым сравнение Шлимана с Колумбом. Последний, как известно, в поисках Индии случайно набрёл на Америку и не понял этого. Также и Шлиман, видимо, до конца своих дней так и не смог осознать подлинного значения сделанных им открытий. Свою главную заслугу он видел в том, что отыскал так называемый «клад Приама», стены гомеровской Трои, останки Агамемнона, его золотую маску и тем самым подтвердил правдивость древних сказаний. Если бы всё было действительно так, как думал Шлиман и как думают теперь многие из его почитателей, исторической науке пришлось б вернуться далеко назад, к тем временам, когда писали свои труды Геродот, Фукидид и другие античные историографы. К счастью, этого не произошло, и самого Шлимана в Трое и Микенах навсегда решили вопрос в пользу доверия мифу, прочно укоренилась в сознании миллионов людей уже вскоре после смерти великого археолога. В духовном климате рубежа столетий, насыщенном жаждой чего-то мистического, необыкновенного, эти сенсационные события в мире археологии пришлись как нельзя более кстати. К тому времени многие поклонники классической древности уже успели устать от холодной рассудочности позитивной науки, всё проверявшей на вкус и на ощупь, всё подвергавшей сомнению. Воскрешение древних легенд и мифов во всей их вещественной реальности, что было проделано Шлиманом с убедительностью хорошего иллюзиониста, не могло не взбудоражить умы. Пожалуй, лучше других сумел выразить охватившего всех чувство полумистического восторга известный русский поэт и эссеист Максимилиан Волошин. В одной из своих статей он писал: «Когда героическая мечта тридцати веков — Троя стала вдруг осязаемой и вещественной, благодаря раскопкам в Гиссарлыке, когда раскрылись гробницы микенских царей и живой рукой мы смогли ощупать прах эсхиловых героев, вложить наши пальцы неверующего Фомы в раны Агамемнона, тогда нечто новое разверзлось в нашей душе. Так бывает с тем, кто грезил во сне и, проснувшись, печалится об отлетевшем сновидении, но вдруг ощущает в сжатой руке цветок или предмет, принесенный им из сонного мира, и тогда всею своею плотью, требующей осязательных доказательств, начинает верить в земную реальность того, что до сих пор было лишь неуловимым касанием духа. И когда мы проснулись от торжественного сна «Илиады», держа в руке ожерелье, которое обнимало шею Елены Греческой, то весь лик античного мира изменился для нас! Фигуры, уже ставшие условными знаками, вновь сделались вещественными».

В своей романтической погоне за призраками героев древности Г. Шлиман обрел многочисленных продолжателей и подражателей. Почти все крупные археологи, изучавшие памятники эпохи бронзы в Греции и на островах Эгейского моря в течение нынешнего [т. е. XX] столетия, так или иначе ориентировались в своей деятельности на указания мифов. Обращение к мифологической традиции послужило толчком к открытию некоторых важных культурных центров бронзового века. Так, в 1900 году был открыт Кносский дворец в центральной части острова Крит. С Кноссом в греческой литературе был связан целый цикл сказаний, среди которых наиболее известны мифы о Дедале и Икаре, Тесее и Минотавре и некоторые другие. Именно эти мифы побудили выдающегося английского археолога Артура Эванса начать здесь раскопки, увенчавшиеся блестящим успехом и положившие начало изучению так называемой минойской культуры. Аналогичная цепь умозаключений привела в 1939 году к открытию другого дворца — в Пилосе, на юго-западном побережье Пелопоннеса. В Пилосе древние помещали резиденцию «божественного Нестора», одного из главных участников похода на Трою, хорошо известного каждому читателю «Илиады». Точное местонахождение «дворца Нестора» было забыто уже в античную эпоху, и только после раскопок, осуществленных экспедицией, которой руководил известный американский археолог Карл Блеген, было признано, что он мог находиться только на холме Эпано Энглианос на берегу Наваринской бухты и нигде больше. Примерно к тому же времени, что и «дворец Нестора», а также известные еще до этого дворцы Микен и Тиринфа, могут быть отнесены остатки дворцовых ансамблей, обнаруженные на Афинском акрополе, в Фивах (Беотия), в Иолке (Восточная Фессалия). В сохранившихся частях они датируются сейчас XIV–XIII веками до н. э. Все эти места оставили заметный след в греческой мифологии, которая и здесь послужила путеводной нитью для исследовавших эти древние руины археологов. Правда, объективности ради стоило бы отметить, что целый ряд пунктов на карте Греции, где были открыты весьма интересные и важные памятники эпохи бронзы или III–II Тысячелетия до н. э., в мифах вообще не упоминается. Именно поэтому их древние названия нам до сих пор неизвестны. Примерами могут служить по крайней мере три из известных в настоящее время дворцовых ансамблей Крита (дворцы Маллии, Като Закро и так называемая царская вилла в Агиа Триаде), цитадель Гла в Беотии (по занимаемой площади это самая большая из всех микенских цитаделей), крупнейшие островные поселения Эгейского мира, такие, как Филакопи на острове Мелос, Акротири на соседней с ним Фере, Айя Ирини на Кеосе и многие другие населенные пункты как в материковой Греции, так и на других островах.