Александр Донцов - Феномен зависти. Homo invidens?
Помощь проекту
Феномен зависти. Homo invidens? читать книгу онлайн
Грешно ли завидовать? Только ли дьявол ответственен за этот грех? Об этом мы детально поговорим позднее. Пока же констатируем: «наивная» семантика зависти, зафиксированная В.И. Далем в русской разговорной речи XIX в., хорошо согласуется с ее литературно-поэтической интерпретацией в творчестве его современника А.С. Пушкина, а эта интерпретация, в свою очередь, полностью соответствует данной в старославянских и древнерусских рукописях X–XIV вв. Излюбленные поэтами всех времен «стрелы зависти» (как и любви, но, увы, не о ней речь), по-видимому, весьма древнего возраста, но остры поныне. Не знаю, как у вас, читатель, а у меня складывается впечатление, что концепт зависть в русском языке чрезвычайно устойчив и почти не подвержен влиянию времени. Это впечатление я попытался проверить, ознакомившись с семантической окраской зависти в современном живом русском языке. За информацией обратился к Интернету и заглянул в т. н. блоги – популярные сегодня электронные подобия когдатошних интимных дневников, выставляемые ныне на публичное обозрение и обсуждение.
Первое, что обратило внимание, зависть и ее производные (завистник, завидовать и т. п.) – весьма употребимые нашими согражданами слова. Частота их встречаемости вполне сопоставима с таковой у печали, гнева, тоски, ревности, ненависти, но, слава богу, существенно уступает любви и радости, правда, и страху тоже. Просмотрев несколько тысяч из многих миллионов упоминаний зависти, пытался получить ответы на два вопроса: какая она, зависть, и каковы ее последствия? Как бы отвечая на первый, люди чаще всего писали: лютая, злобная, злая, черная, горькая, мерзкая, истязающая, давящая, щемящая, вселенская, огромная, большая, явная, откровенная и рядом – жалкая, обычная, банальная, элементарная, классическая, потаенная, отвратительная, плохая, гнетущая, порочная и т. п. Позитивные оценки тоже встречались, но редко: белая, светлая, добрая, здоровая, конструктивная и даже – двигатель прогресса. Этот условный позитив становится весьма сомнительным, когда знакомишься с эффектами зависти. Она душит, съедает, разрывает, грызет, гложет, мучает, сводит с ума, жжет, губит, изводит, угнетает, скрючивает завистника. От зависти он впадает в депрессию, каменеет, задыхается, давится, пухнет, зеленеет, плачет, рыдает, истекает ядовитой слюной, грызет ногти, кусает локти (окружающих, тапки и пр.), готов умереть, сдохнуть, лопнуть, провалиться, утопиться, удавиться и ворочаться в гробу. Судя по этим прямо-таки кошмарным оценкам, зависть сродни самоубийству, как минимум – самоистязанию. Диво дивное, читатель, почему, испытывая все эти ужасные мучения, люди продолжают завидовать? Возможно, потому, что речь в блогах шла в основном не о своей, а о чужой зависти, но ни одного явного упоминания о произошедшем под ее воздействием приливе ума, энергии, здоровья или обретении богатства и счастья не встретил.
Интернет-портрет зависти подтверждают материалы «Русского ассоциативного словаря», подготовленного Российской академией наук[26]. Авторами словаря в период с 1988 по 1997 г. было опрошено 11 тысяч студентов первых-третьих курсов разнопрофильных вузов всех регионов России. Каждый участник в течение 7-10 минут должен был заполнить анкету, записав против каждого из предложенных слов-стимулов только одну, первую пришедшую на ум ассоциацию-реакцию. Родной язык всех опрошенных – русский. Какие же ассоциации вызвало слово «зависть»? Доминировала черно-белая цветовая гамма: наибольшее количество участников вспомнили черный цвет, в несколько раз меньшее – белый. Кроме того, зависть оказалась земной, дикой, большой, женской, колючей, лютой, мерзкой, плохой, проклятой, скрытой. Завистниками выступили женщины, друзья, другие знакомые, родители, в том числе мама, а также Сальери. Среди тех, кому завидуют, упомянуты только подруги и птицы. Действие зависти обозначено глаголами гложет, дергает, обламывает, съедает. Зависть заставила вспомнить: ненависть, злость, корысть, злобу, подлость, порок, бесов, великий грех, вред, гадость, горе, жестокость, крах, месть, мразь, наглость, неловкость, скупость, стыд. Отчетливо негативная оценка зависти проявилась и в том, в ответ на какие слова она сама послужила реакцией. Это уже встречавшиеся корысть, ненависть, злоба, злость, страдание, порок, мучение, отвращение, а также гложет, заела, лопнуть, жгучая. Но здесь возникли и некоторые новые моменты, характеризующие, по-видимому, обстоятельства, контекст возникновения обсуждаемого чувства. О зависти участников опроса заставили вспомнить такие слова, как лидерство, корона, роскошь, гений, победить, первый, взаимозависимость и даже почему-то веселый. Любопытно, бывает ли какая-нибудь иная реакция на чужое превосходство? Как вы полагаете, читатель, мы обречены испытывать зависть к успехам окружающих? Вот уж кара так кара! Не случайно, наверное, древние греки включали убийство в число допустимых мер избавления от этого мучительного чувства.
К древним грекам, как и к Каину с Авелем, мы обратимся попозже, пока же задумаемся: откуда родом это столь красочно воспринимаемое слово, судя по всему, долгие столетия не оставляющее равнодушными русскоговорящих? Какова этимология слова «зависть», выражаясь по-ученому? Достаточно очевидный и краткий ответ нашел в этимологическом словаре М. Фасмера[27]. Определив зависть как страдание при виде чужого благополучия, автор считает это существительное производным от глагола завидовать, его же, понятно, связывает с видеть, в данном случае – дурным глазом. В том же ключе, но более обстоятельно, зависть трактуется в «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» П.Я. Черныха[28]. Сославшись на «Материалы для словаря древнерусского языка» И.И. Срезневского, автор отмечает, слова «зависть» и «завидовать» появились в русском языке не позднее XI в. – в этом мы уже смогли убедиться, – причем старшее значение завидъти – видеть издали, начать видеть, а с учетом широко распространенного поверья о дурном глазе – засмотреться недоброжелательно, косо или зло. Кстати, глагол «видеть» состоит в кровном родстве с глаголом «ведать» – знать, ощущать, управлять – благодаря общему индо-европейскому корню weid-//wid– знание. Интересный пример взаимопроникновения «видеть» и «ведать» приводит известный французский лингвист Э. Бенвенист в «Vocabulaire des institutions indo-européennes»[29]. Анализируя используемые Гомером устойчивые формулы взывания к богам – «Да ведает, во-первых, Зевс… Земля, Солнце» (Ил., 19, 258), – Бенвенист заключает, что «да ведает» здесь означает «да видит». «Речь идет о приглашении богов в свидетели клятвы; а свидетель с давних пор – свидетель лишь потому, что он «ведает», и прежде всего потому, что «видит»[30]. Правило, сформулированное в древнеиндийском тексте «Satapatha Brahmana», – доверять видевшему больше, чем слышавшему, – реализуется во многих европейских языках. Неопровержимо лишь свидетельство очевидца, поэтому и призывают богов в свидетели, предлагая им увидеть. В латыни аналогичный призыв акцентирует «внимание» и «понимание», хотя не исключает значимость визуальных аргументов. Самое древнее значение латинского слова arbiter – «арбитр» – незримый свидетель, видящий и слышащий происходящее, более позднее – судья, разрешающий спор в силу законной власти.
Издали, негодуя, рассматривать благоденствие соседей казалось мне настолько исконно русским, своим, что поначалу даже слегка возмутился, узнав, что в античные времена «чужие» римляне не чурались того же самого. Латинское invidia – «зависть, ненависть» – произошло от латинского же invidere, означающего фиксировать взгляд на чем-либо, страстно желать чего-то, точнее – зариться на что-либо, смотреть дурным глазом, сглазить. Немного подумав о причинах своего возмущения, вспомнил одну из любимых фраз знакомой старушки: «У каждого свои трудности: у кого-то – жемчуг мелкий, у кого-то – щи пустые». После очередного выслушивания сентенции обычно утешал собеседницу: при всех различиях тех и других объединяет искреннее чувство горя. Впрочем, эта дама не нуждалась в моем утешении, ей было абсолютно безразлично, что я думаю и думаю ли вообще. Возможно, была права: что нового она могла услышать о людях в свои без малого сто лет? Как вы полагаете, читатель, отличается ли зависть древнеримского патриция от зависти современного «рублевского» олигарха? Не знаете? Вот и я не знаю, но подозреваю, разглядеть эти различия удастся лишь в мощный «психоаналитический микроскоп», если они существуют.
Поскольку латинский – да простят меня знатоки и ценители мертвой словесности – достояние лингвоархеологии, предлагаю «зафиксировать взгляд» на французской envie – ныне здравствующей прямой наследнице латинской invidia. Зачем? Сравнив судьбу envie во французском и «зависти» в русском языках, мы сможем хотя бы отчасти удостовериться в напрашивающемся предположении об исключительной устойчивости и универсальности семантики этого слова в различных культурно-языковых пространствах. Начну с того, что в этимологических словарях рождение envie датируется началом XI в., тогда же, напомню, письменно зафиксирована и древнерусская «зависть». Не думаю, что существуют какие-либо содержательные причины подобного совпадения. Во всяком случае мне они не известны. Однако невольно возникает искушение поискать те конкретные исторические события, которые могли стимулировать распространение слова «зависть» в средневековых письменных памятниках каждого из языков. Маловероятно, что бытовая зависть, несомненно, известная писцам, удостаивалась чести быть упомянутой в рукописях, написанных за четыре столетия до изобретения Иоганна Гутенберга.