Николай Ямской - Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни

Когда этот шипящий маслом гастрономический шедевр оказывался перед носом посетителя, нанося ему своим жарким ароматом прямо-таки душевную травму, рука сама тянулась «к рюмочке-мамочке запотевшей».

А далее — все по рекомендации профессора Преображенского из булгаковского «Собачьего сердца» по поводу водки, которую, если по-грамотному, следует употреблять только с горячей закуской.

Но не долго музыка играла! Очень уж лакомым куском в конце прошлого — начале нынешнего века оказалось само местоположение старинного ресторана. И поэтому снова, с сокрушительной перестройкой не только интерьеров, но и самого здания, в него на заре нового века вломился новый российский капитал. Далее последовал беспощадный «спор хозяйствующих субъектов». И с ним, как водится, внезапно вспыхнувший ночью пожар, подведший свой страшный итог так и не найденному консенсусу.

Слава богу, задолго до того репинскую картину «Славянский базар» успели перевесить туда, где она, собственно, создавалась. Ее разместили над парадной лестницей в вестибюле Московской консерватории. Вся же остальная вкуснотища и красота, похоже, окончательно и бесповоротно канули в Лету.

Из ресторанных лидеров — первопроходцев позапрошлого века до наших дней дожил только он. Остальные, «патриархи» — вроде уже рассмотренных нами «Эрмитажа», «Славянского базара» — не только на десяток-другой лет уступили ему в возрасте, но и давным-давно исчезли с карты Москвы. За ними в конце концов последовал «Будапешт», «в девичестве» называвшийся совсем иначе. А их появившиеся на излете XIX — начале XX века «младоресторанцы» — «Прага», «Националь», «Метрополь» и другие оказались годков на сорок — пятьдесят моложе.

Так что наш герой — дважды первый из первых: и по своему лидирующему месту в истории отечественных ресторанов, и по долголетию. Ведь непременным, часто упоминаемым в прессе, литературе да и просто в разговорах участником московской жизни это заведение стало еще в 1830-х годах. Так что, дай бог, в нынешнем веке у него есть шансы отметить свое 200-летие. Да еще примерно с четырехлетней прибавкой, если учесть, что почтенный юбиляр — в роли филиала — в свое время отпочковался от одноименного заведения, основанного, напомним, его владельцем-французом на углу Петровки и Кузнецкого Моста аж в 1826 году.

В середине XIX века эта почти песенная строфа, вылетавшая из уст богато одетых господ, заставляла московских лихачей гнать своих гнедых на северо-западную окраину древней российской столицы, в Петровский парк. Там, в самом начале этого излюбленного у тогдашних москвичей места загородных гуляний и несколько в стороне от ведущего в Петербург тракта, находилось деревянное одноэтажное здание. А в нем — тот самый первоначально трактир, а потом ресторан «Яр», куда ближе к вечеру так спешили попасть не только подгулявшие купцы, но и куда более респектабельные господа: представители дворянской знати, знаменитые столичные гости, звезды отечественной культуры первой величины.

«Яр» гостеприимно принимал всех. Привечал даже привозивших гостей извозчиков тем, что бесплатно подкармливал их лошадей. Овсом, правда, четвероногих не баловал. Зато и сена не жалел. Поэтому лихачи, дежурившие на своей главной стоянке у Страстного монастыря, на требование пассажира спешно «доставить его в «Яр» откликались с большой охотой…

К середине XIX столетия ресторан, первоначально основанный Транквилем Яром как филиал, прочно стал одним из самых модных в Москве. Однако время шло, предприятие развивалось соответственно его ходу. А иначе — дабы оставаться на коне — нельзя было. Особенно когда, чтобы не отстать от прогресса, пришла пора и самих коней менять. Нет, элегантно одетые гости все еще довольно долго подкатывали к ярко освещенному входу на рысаках. Но уже в 1895 году в Москве начали переделывать линии конки под электрическую тягу. Так что очень скоро мимо «Яра», задорно трезвоня, время от времени стал прокатываться один из предвестников грядущей научно-технической революции — электровагон первого в городе трамвайного маршрута Страстная площадь — Петровский парк.

До этого в «Яре» дважды сменился хозяин. От мсье Яра в 1860-х годах предприятие перешло в руки купца Аксенова. А в 1887 году жизнь распорядилась так, что новым владельцем ресторана стал его же бывший официант Алексей Судаков. Само по себе столь грандиозное превращение говорило о том, что дело возглавил человек явно незаурядных способностей и качеств. Что тот и продемонстрировал, сразу же решившись на серьезную перестройку.

К своему проекту Судаков смело привлек известного и потому весьма дорого ему обошедшегося архитектора А. Эрихсона. Но результат стоил того. К апрелю 1910 года ресторан, по существу, отстроился заново. В красивом, в стиле модерн двухэтажном каменном здании просторно раскинулись два прекрасно оформленных зала: точно соответствующий своему названию «Белый» и отделанный зеленым мрамором «Наполеоновский», прозванный так из-за установленного в нем бюста французского императора.

Оба зала утопали в зелени тропических растений и нежном аромате разноцветных роз, которых целым вагоном привозили прямо из Ниццы. Кухня в новом «Яре», как отмечали специалисты, «отличалась национальной направленностью». В том смысле, что заграничная привозная гастрономия и страшно дорогое французское шампанское в «Яре» были всегда. Но при этом ассортимент и размеры порций отличались особо приятным для русского глаза — а главное, желудка — «африканским» (по выражению Ф. Шаляпина) великолепием. Заваленные горами фруктов столы ломились от закусок. Чего стоил один только рыбный ассортимент, в котором были представлены все сорта балыка, семги, икры. К тому же приоритет отдавался всему наисвежайшему. Писатель Н. Телешов живописал об этом так: «В широких бассейнах извивались живые стерляди и жирные налимы, обреченные в любую минуту, на выбор, стать жертвами кухни».

В оригинальных напитках также не было недостатка. Неплохо, например, под заграничные привозные фрукты шло страшно дорогое французское шампанское. И уж конечно, совершенно не залеживалась водка. Причем не какая-то непонятно как изготовленная, а подлинная, созданная по технологии выдающегося отечественного химика Дмитрия Менделеева, посвятившего, как известно, этому предмету диссертацию и выведшего формулу идеального соотношения алкоголя и воды — воды живой, не дистиллированной, не кипяченой. Так что в «Яре» к горячей закуске подавался настоящий, научно выверенных пропорций напиток. Приготовлялась менделеевка из отборного ржаного зерна. Крепость была как в аптеке — ровно 40 градусов. А литр весил ровно 953 грамма. Словом, в абсолютном соответствии с параметрами, запатентованными в 1894 году под маркой «Московская особенная». Одно из главных достоинств этой водки трудно было переоценить: напиток не давал тяжелого похмелья.

Надо ли говорить, что наличие в ней такого достоинства было тысячи раз перепроверено и подтверждено на практике.

Объективности ради следует заметить, что все-таки было в программе «Яра» нечто, от чего хмелели почище, чем от «жидкой менделеевской диссертации» и оригинального, без примеси «домашней игривости» шампанского. Многие стремились попасть в ресторан даже не из-за напитков и замечательной кухни, а за упоительным ощущением, зашифрованным — так уж случилось — в самом его, давно уж оторвавшемся от фамилии владельца названии. Ведь в русском языке «яр» — это крутой, обрывистый берег реки. Вот за этим перехватывающим горло, сходным с предполетным чувством рискового скольжения по краю и гнали со всех концов Москвы сначала ямщиков, а потом и таксомоторы в Петровский парк их нетерпеливые, азартные пассажиры.

А имя этой хмельной чувственной приманки было — настоящий цыганский хор.

Как эти хоры появились в «Яре», а также в расположенном совсем неподалеку другом славном ресторане — «Стрельне», точно неизвестно. Петровский парк цыгане заселяли издавна. Здесь концентрировалась цыганская «элита», известные в Москве семьи Паниных, Лебедевых, Шишкиных, Пономаревых. Последнюю фамилию носила семья потомственных цыганских музыкантов, из клана которых вышла солистка Мария Пономарева (Оболенская). Именно она в 1860-х годах собрала в «Яре» первый хор цыган. А история следующих коллективов и исполнителей некоторое время спустя сама отразилась в цыганском романсе: