Эдуард Берзин - Юго-Восточная Азия в XIII – XVI веках

Я слышал от того же шкипера, что многие сыновья королей искали ее руки, но она всегда отвечала: „Я выйду только за того, кто победит меня в бою“. И они все избегали испытания из страха осрамиться, будучи побитым.

Мы покинули страну Тавалиси и через 17 дней (всегда с попутным ветром) прибыли в Китай» [97, т. IV, с. 103–108].

Это, к сожалению, единственное дошедшее до нас развернутое описание древнейшего государственного образования на территории Филиппин, в которое, помимо архипелага Сулу, по-видимому, входило также южное побережье Минданао и часть Восточной Индонезии. Судя по отдельным деталям рассказа Ибн Баттуты, это было государство раннеклассового типа, переживавшее свой «героический период», подобный «героическому периоду» в истории древних греков времен Троянской войны или скандинавов в эпоху норманнских завоеваний.

В целом же по Филиппинам в доиспанское время уровень социального развития был гораздо ниже. Здесь успели образоваться только микрогосударства (балангаи), население которых не превышало несколько тысяч человек. Эти балангаи время от времени складывались в более крупные конфедерации, которые, однако, легко распадались. Во главе балангаев стояли князья — дато, которые еще не успели стать обособленной кастой. В «Реляции о завоевании острова Лусон», составленной в 1572 г. анонимным испанским автором, говорится: «Не следует понимать, что вожди в этой стране абсолютные правители или имеют большой авторитет и власть… Случается в одной деревушке, как бы она ни была мала, есть пять, шесть или девять вождей, каждый из которых имеет 20–30 рабов, которых он может продать или обращаться с ним, как пожелает. Другие называются тимагуа (свободные общинники. — Э. Б.); над этими людьми вожди не имеют власти, кроме того, что они обязаны следовать (за вождем на войну… и даже эта служба не принудительна, ее нельзя добиться силой» [105, с. 199].

Социальная мобильность была еще весьма велика. Как сообщает испанский монах Хуан де Пласенсия, «…человек может быть низкого рождения. Но если он соберет богатство — земледелием, скотоводством, торговлей, ремеслом или грабежом и насилием (как это обычно случается), такой человек присваивает себе название „дато“ и собирает вокруг себя родичей и даже чужаков, которые признают его вождем. Его потомки могут потерять власть вместе с богатством. Случается, что сын или брат вождя — раб. А то и раб своего вождя» [107, с. 3–4].

В то же время границы классов и сословий в этот период на Филиппинах прорисовываются достаточно четко. В представлении самих филиппинцев общество того времени было трехсословным. Это были «благородные» (по-тагальски — махарлика), «свободные простолюдины» (тимагуа) и зависимые (алипинг). Отдельного жреческого сословия на Филиппинах не сложилось. В то же время сословие алипинг (зависимые рабы) делилось на две основные категории: алипинг сагигилир (собственно рабы, которые не имели никакой собственности и работали в доме или на полях хозяина, они были в полной власти хозяина, который в любой момент мог их продать) и алипинг намамахай (крепостные, которые имели свой дом и хозяйство и были обязаны отдавать своему хозяину часть урожая, обычно половину, служить ему гребцами и выполнять другие работы; они свободно наследовали и отчуждали свою собственность и землю. Их нельзя было ни продать, ни превратить в рабов) [107, с. 4].

Существовали и промежуточные социальные состояния: так, сын свободного человека и рабыни считался рабом наполовину, его дети от брака со свободной женщиной — рабами на одну четверть и т. д. Такие частичные рабы, а также алипинг нама-махай могли внести выкуп и стать свободными. Полные же рабы права выкупа не имели.

Источником зависимости служили как внутренние войны, так и долговая кабала. Как сообщает испанский конкистадор Мигуэль де Лоарка, «если одалживают рис, и год проходит, а долг не уплачен до посева… то на второй год сумма долга удваивается, а на третий год — учетверяется» [107, с. 5].

Такой высокий процент роста был связан со слабой развитостью обмена внутри филиппинского общества. В то же время внешняя торговля на Филиппинах была довольно развита уже в XIII в. Филиппины в это время торговали не только со многими странами Юго-Восточной Азии, но и с Китаем. Писавший в 1225 г. китайский географ Чжао Жу-гуа гак описывает торговлю с филиппинцами: «Когда торговые суда бросают якорь, они останавливаются против места торговли. После того как корабль погружен, туземцы свободно его посещают. Вожди имеют обычай носить белые зонтики, поэтому торговцы предлагают им эти зонтики в дар.

Торговый обычай у этих диких торговцев таков: они собираются толпами и приносят корзины с товарами. И если (китайские купцы. — Э. Б.) их даже не знают или едва могут узнать людей, которые уносят товары, все равно потерь не бывает. Дикие торговцы после этого перевозят эти товары на другие острова для обмена и, как правило, проходит восемь или девять месяцев до их возвращения, пока они рассчитываются с купцами на корабле добытыми товарами» [104, с. 159–160].

Китайцы вывозили с Филиппин воск, жемчуг, перламутровые раковины, древесную смолу, ткани из волокна абаки, бетель, кокосовые орехи, тропические фрукты, а ввозили изделия из фарфора, стекла, керамику, бумагу, золотые украшения, оружие [32, с. 16]. Археологические раскопки в центре Манилы вскрыли 70 филиппинских захоронений с богатейшим набором китайского фарфора и керамики. С XIII в. местная расписная ритуальная керамика вообще вытесняется китайской — лучше обработанной и богаче орнаментированной [32, с. 16–17]. Во второй половине XIV в., как установила советский историк Ю. О. Левтонова, торговля Филиппин с Китаем несколько ослабла за счет расширения торговых связей с материковыми государствами Юго-Восточной Азии — Сиамом, Кампучией и Вьетнамом. Но с начала XV в. китайцы вновь захватывают гегемонию в филиппинской внешней торговле [32, с. 17].

К моменту прибытия испанцев на Лусоне и в других районах Филиппин существовали китайские торговые общины. В то же время в области культурных связей Филиппины более тяготели к Западу, к странам так называемой индианизированной, а затем исламской культуры. Правда, влияние первой не было особенно глубоким. Китайский путешественник XIII в. видел на Филиппинах медные изваяния Будды, но местное население не могло объяснить ему, что они значат [21, с. 14]. Видимо, ин-дуистско-буддийская культура не успела пустить прочных корней в этой стране. Однако к моменту прихода испанцев на Филиппинах уже существовала письменность, основанная на алфавите индийского типа, а в состав тагальского языка вошло около 340 санскритских слов [288, с. 84–85]. «Склонность островитян к чтению и письму настолько велика, что нет почти ни одного мужчины или женщины, которые не могли бы читать и писать свойственным Манильскому острову шрифтом», — сообщает один испанский миссионер [288, с. 27]. «Даже если это утверждение относится к феодальному сословию наиболее развитых княжеств, — писал академик А. А. Губер, — то подобной грамотностью вряд ли могли похвастаться даже господствующие классы европейских стран XV–XVI вв.» [21, с. 19].

Вслед за письменностью уже в XIII в. на Филиппинах появляется писаное право. Древнейший дошедший до нас судебный кодекс с острова Панай относится к 1250 г. В сохранившейся части этого кодекса имеются следующие статьи, рисующие социальные отношения на Филиппинах в XIII в.:

«1. Сознательный отказ работать на полях или сажать что-нибудь для поддержания жизни — самое серьезное преступление, которое заслуживает сурового наказания:

а) ленивый человек должен быть арестован и продан богатой семье как раб, чтобы его там научили работе в доме и на полях;

б) позднее, когда его научат работать и любить свою работу, его следует вернуть в семью. Сумму, заплаченную ему, следует вернуть и его будут считать не рабом, а свободным человеком, который перевоспитался и желает жить плодами своих трудов;

в) если потом выяснится, что он ничуть не исправился и что он тратит свое время в праздности, его следует снова арестовать и послать в лес. Пусть ему не разрешают общаться с другими членами общины, ибо он подает дурной пример.

2. Грабеж любого вида подлежит суровому наказанию. У вора следует отрезать пальцы.

3. Только тот, кто может поддерживать семью или несколько семей, может иметь более одной жены и столько детей, сколько может прокормить:

а) бедная семья не может иметь более двух детей, ибо она не может поддерживать и воспитывать должным образом большее число детей;

б) детей, которых родители не могут содержать, следует убивать и кидать в реку.

4. Если человек имеет ребенка от женщины и он ее бросит, так как не хочет жениться на ней, этого ребенка следует убить, так как женщине без мужа трудно содержать ребенка;