Жанна Виденькина - Ответственность за организацию преступного сообщества или участие в нем

В ст. 121–127 пятой главы Уложения ответственность дифференцирована за организацию и за участие в публичном скопище. В качестве квалифицирующих признаков создания преступных организаций и участия в них, предусматривалось насильственное противодействие власти и освобождение арестантов из-под стражи. А в п. 2 ст. 125 Уложения[28] говорилось об ответственности за участие в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности возбуждение вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями, или между хозяевами и рабочими, что, на наш взгляд, являлось прообразом нынешнего участия в экстремистском сообществе. Каторгой на срок до восьми лет по ст. 126 Уложения каралось участие в сообществе, заведомо поставившем целью ниспровержение существующего в государстве общественного строя или учинение тяжких преступлений посредством взрывчатых веществ или снарядов. Если же такое сообщество имело в своем распоряжении средства для взрыва или склад оружия, то его участники наказывались каторгой на срок до пятнадцати лет.

По нашему мнению, такая дифференциация вполне оправдана, так как наличие оружия или средств для взрыва повышает общественную опасность деяния, а, следовательно, и наказание за совершение такого действия должно быть более строгое.

Одной из новелл Уголовного уложения 1903 г. (ст. 127) явилось смягчение наказания или полное освобождение от него участников преступного сообщества. Главным условием такого освобождения было своевременное донесение о существовании такого сообщества до его обнаружения. На наш взгляд, Уголовное уложение 1903 г. содержало новые признаки, определяющие сообщество, предусматривало и условия освобождения от ответственности, однако неопределенность этих признаков и размытость их границ не позволяла вести эффективную борьбу с такими сообществами.

Изучая заговор и шайку в связи с учением о главных виновниках преступления, А. Жиряев рассматривал их «по различному способу или поводу соединения нескольких главных виновников в одно преступное сообщество. При этом он выделял такие виды соучастия, как скоп, заговор и шайку…»[29] В своей работе А. Жиряев опирался на более ранний анализ заговора и шайки, произведенный П. А. Фейербахом.[30] Заговор можно было бы сравнить с современной группой лиц объединенных предварительным сговором, а шайка – это своеобразное общество, члены которого решили заниматься преступной деятельностью в виде ремесла, без определения точного числа и вида совершаемых в дальнейшем преступлений. Справедливо и актуально, на наш взгляд, его высказывание о том, что отрицание закона членами банды достигает своего высшего предела, так как обыкновенные преступники, решаясь совершить преступление, еще не отвергают закон, его силу и правовое значение. «Преступники же по ремеслу, какими и являются бандиты, решительным образом отрицают уголовный закон, а поэтому и наказание для них должно быть более строгим и тяжким».[31]

О том, что за составление шаек должна быть предусмотрена уголовная ответственность, выступали другие ученые того времени. Например, С. Будзинский считал, что появление шаек опасно для общества в целом: «Такое сообщество укрепляет силы единиц, значительно облегчает совершение преступлений и, сверх того, привлекает самых испорченных индивидов и образует род войны между преступниками и обществом».[32] Хотя, как указывал С. Будзинский, образование, формирование шайки само по себе и является лишь приготовлением к преступлению, однако общественная опасность, которая сопровождает банду, делает это преступное деяние самостоятельным видом преступления с момента ее создания.

Обобщенные взгляды ученых, относительно дореволюционных проявлений различных форм соучастия, изложены Н. Д. Сергеевским: «Соучастие по предварительному соглашению представляет собою не только большую степень субъективной виновности соучастников, но является и более опасным с объективной стороны. Поэтому само вступление в такое соучастие может быть наказуемо».[33] Уголовная же ответственность за участие в сообществе или шайке, по мнению Н. С. Таганцева, возможна только тогда, когда предположенное не свершилось; в противном же случае ответственность за учиненное деяние поглощает сам заговор.[34] Автор поддерживает данную позицию. Ответственность за участие в сообществе или шайке должна иметь место даже тогда, когда участники преступного сообщества еще не совершили какого-либо деяния, однако они осознают, что являются непосредственно членами такого сообщества и готовы к осуществлению противоправной деятельности.

После Октября 1917 г. вопросам соучастия было уделено внимание в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г.[35] По мнению М. И. Ковалева, этот документ впервые дал определение соучастия в преступлении и указал нам виды соучастников (ст. 22–24). В них был закреплен принцип одинаковой ответственности всех соучастников и причастных к преступлению лиц. В ст. 21 говорилось, что за деяния, совершаемые «сообща группою лиц (шайкой, бандой, толпой) наказываются как исполнители, так и подстрекатели и пособники».[36] Мера наказания при этом «определяется не степенью участия, а степенью опасности преступника и совершенного им деяния».[37] Данное положение Руководящих начал подвергалось критике со стороны некоторых советских авторов. Так, например, А. Н. Трайнин писал, что это предписываемое законом игнорирование фактической роли соучастника в совершении конкретного преступления кажется тем менее обоснованным, что оно покоится на противопоставлении степени участия степени опасности преступника. В действительности же получается наоборот, степень участия является одним из ценных показателей степени опасности преступника.[38] Аналогично считал и В. Гольдинер: «…противопоставление степени участия в преступлении степени опасности преступления и отказ от учета первого из двух моментов вызывают сомнения, так как степень участия в преступлении, наряду с другими признаками, характеризующими личность преступника, несомненно, является показателем степени его социальной опасности».[39]

На наш взгляд, при совершении преступления в соучастии к ответственности следует привлекать, несомненно, всех соучастников, однако мера наказания должна была определяться степенью участия каждого лица индивидуально в совершаемом ими преступлении, а не характеристикой личностей соучастников.

В это время можно говорить о приоритете в уголовной политике теории опасного состояния личности. Как писал М. М. Исаев: «… теория соучастия Руководящих начал вполне понятна, так как 1919-й год является одним из наиболее ожесточенных этапов гражданской войны, именно поэтому личность преступника и его классовая принадлежность выдвигаются на первый план».[40] Впоследствии положения относительно проблем соучастия, имеющих место в Руководящих началах, были отвергнуты.

Уголовный кодекс РСФСР 1922 г.[41] явился первым кодифицированным актом советской эпохи. В отличие от Руководящих начал, УК 1922 г. не содержал в себе общего определения соучастия, отсутствовали в нем и упоминания об организованных проявлениях преступной активности. В Особенной части кодекса организованная деятельность упоминалась лишь в связи с контрреволюционными преступлениями и преступлениями против порядка управления. Иные проявления организованной преступной деятельности, известные дореволюционному праву, в УК 1922 г. не встречаются, если не считать содержания притонов разврата (ст. 171).

В 1924 г., в связи с образованием СССР, были приняты «Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик». Что касается соучастия, то о нем упоминалось всего лишь в одной ст. 12, согласно которой «…меры социальной защиты применялись в отношении всех соучастников (подстрекателей, исполнителей, пособников) в зависимости как от степени их социальной опасности, так и от степени их участия в преступлении».[42]

Как мы видим, в Основных началах отсутствуют определения отдельных видов соучастников, что предоставило союзным республикам возможность самостоятельно решать данный вопрос. И здесь следует согласиться с М. И. Ковалевым в том, что такое положение, скорее, нельзя признать правильным, так как установление принципов уголовной ответственности за соучастие является одним из общих начал уголовного права в целом.[43]

Отсутствие точных определений в законе позволяет правоприменителю субъективно подходить к определению того или иного соучастника, а это в свою очередь приводит к нарушению принципов уголовной ответственности.