Коллектив авторов - Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая

Представляется, что указанное противоречие гораздо безболезненнее можно было бы разрешить, размежевав понятия «субъект преступления» и «субъект уголовной ответственности». При этом субъектом преступления по-прежнему будет пониматься только вменяемое физическое лицо, достигшее определенного возраста, носителем же (субъектом) уголовной ответственности будут признаны не только физические, но и юридические лица[203]. Естественно, что и при таком подходе учитывались бы все разработанные криминалистами условия, при наличии которых юридическое лицо несло уголовную ответственность за преступление, совершенное физическим лицом, и наряду с ним.

Таким образом, если проблему уголовной ответственности юридических лиц и суждено будет решить в российском законодательстве, то это необходимо сделать: во-первых, в рамках специального субъекта уголовной ответственности; во-вторых, сконструировав в Общей части УК норму «Субъект уголовной ответственности», в которой следует предусмотреть понятие, основания и порядок уголовной ответственности физических и юридических лиц; в-третьих, путем четкого определения в самом уголовном законе (будь то Общая или Особенная часть УК) исчерпывающего перечня составов преступлений, за совершение которых может наступать ответственность юридических лиц.

В уголовном законодательстве Античности и Средневековья доминировал принцип объективного вменения (imputatio facti), в соответствии с которым лицо, нарушившее уголовный закон, подлежало уголовной ответственности независимо от его психического отношения к совершенному деянию и его последствиям. Примитивная уголовно-правовая мысль ограничивалась внешними явлениями, не пытаясь установить субъективную, психическую связь между лицом и совершенным им деянием. Поэтому в законодательстве того периода не различались умышленное и неосторожное причинение вреда, к ним приравнивалось и случайное его причинение. По этой причине стало возможным возложение ответственности не только на человека, но также на животных и даже на неодушевленные предметы.

Однако с течением времени уголовно-правовая мысль приходит к необходимости перевести карательную практику государства в рациональное русло, теоретически обосновать право государства применять уголовное наказание к своим подданным, побуждая их к раскаянию в содеянном посредством критического переосмысления своего поведения. Принцип объективного вменения постепенно уступает место принципу субъективного вменения, суть которого выражена в постулате «nullum crimen, nulla poena sine culpa» («нет преступления и наказания без вины»). Известный русский ученый Н. С. Таганцев зачатки этого принципа разглядел еще в Русской Правде, которая предусматривала разное наказание за убийство злоумышленное и за убийство в ссоре. Еще более ощущается субъективный элемент характеристики преступления в Уставной Двинской грамоте (1397 г.), и особенно в Уложении царя Алексея Михайловича[204].

Таким образом, в основание уголовной ответственности были заложены личностные детерминанты. Но и после признания вины обязательным условием уголовной ответственности законодательство разных стран еще долго сохраняло проявления умирающего принципа объективного вменения. Окончательно принцип субъективного вменения утвердился в классическом немецком уголовном праве под влиянием индетерминистской идеи о свободе воли как основании возложения на лицо ответственности за его поступки.

После Октябрьской революции в российской науке уголовного права возобладали идеи социологической школы, которая усматривала основание уголовной ответственности в «опасном состоянии лица». Этим обусловлено весьма скептическое отношение к вине как уголовно-правовой категории. Она отсутствовала не только в первых послереволюционных декретах, но и в таком фундаментальном уголовном законе, как «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР» от 12 декабря 1919 г. Отрицательное отношение к понятиям вины, умысла и неосторожности было заложено в проекте Уголовного кодекса РСФСР, подготовленного Комиссией общеконсультационного отдела Народного комиссариата юстиции. В Объяснительной записке к проекту утверждалось, что «оттенки умышленности, неосторожности утрачивают значение факторов, направляющих наказание по заранее определенной линии; сохраняя некоторое значение признаков, свидетельствующих о характере личности, они перевешиваются анализом свойств преступного состояния деятеля, мотивами правонарушения и особенностью избранных средств»[205]. Однако в окончательной редакции УК РСФСР 1922 г. и во всех последующих уголовных законах СССР и РСФСР уже содержались достаточно четкие определения умысла и неосторожности.

В российской уголовно-правовой науке советского периода учение о вине развивалось не прямолинейно. В разные периоды пропагандировались различные концепции вины. Наиболее острой была научная дискуссия между сторонниками «психологического» и «оценочного» понимания вины.

Появление оценочной концепции вины связывается с работой немецкого криминалиста Райнгарда Франка «О построении понятия вины», в которой вина рассматривалась как собирательное понятие, включающее не только умысел и неосторожность, но также вменяемость лица и все обстоятельства совершения преступления, которые в своей совокупности делали совершенное правонарушение заслуживающим упрека (Vorwerfbarkeit)[206]. Такое понимание вины нашло отражение в работах целого ряда ученых-криминалистов, в том числе в монографии профессора Б. С. Утевского «Вина в советском уголовном праве». В этой работе автор рассматривал вину в двух качествах: с одной стороны, как умысел и неосторожность, а с другой – как «совокупность обстоятельств, заслуживающих, по убеждению советского суда, отрицательной общественной (морально-политической) оценки от имени социалистического государства и требующих уголовной ответственности подсудимого»[207]. Таким образом, в понимании Б. С. Утевского вина как основание уголовной ответственности складывалась из трех факторов: 1) вся совокупность объективных и субъективных обстоятельств совершения преступления, 2) отрицательная ее оценка от имени социалистического государства, 3) убеждение советского суда, что на основании такой оценки действия подсудимого должны влечь не какую-либо иную (моральную, административную, дисциплинарную), а именно уголовную ответственность.

В результате широкой дискуссии, состоявшейся в середине 50-х годов прошлого столетия на страницах советской юридической печати, оценочная теория вины была отвергнута, и в советской уголовно-правовой науке утвердилось психологическое понимание вины как психического отношения лица к совершаемому им общественно опасному деянию, проявляющегося в форме умысла либо неосторожности. В соответствии с таким пониманием вина признается центральным признаком субъективной стороны преступления, в которую наряду с виной входят мотив и цель преступления[208].

Под субъективной стороной преступления понимается психическая деятельность лица, непосредственно связанная с совершением преступления. Она образует психологическое, т. е. субъективное, содержание преступления, поэтому является его внутренней (по отношению к объективной) стороной. В отличие от объективной стороны преступления, составляющей его фактическое содержание, субъективная сторона характеризует процессы, протекающие в психике виновного, поэтому она не поддается непосредственному восприятию органами чувств человека, а познается только путем анализа и оценки поведения правонарушителя и всех объективных обстоятельств совершения преступления. Содержание субъективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических признаков, как вина, мотив, цель. Эти признаки органически связаны между собой и взаимозависимы, однако вина, мотив и цель – это психологические явления с самостоятельным содержанием, ни одно из них не включает в себя другое в качестве составной части[209]. Юридическое значение каждого из этих признаков также различно.

Вина как определенная форма психического отношения лица к совершаемому им общественно опасному деянию составляет ядро субъективной стороны преступления, хотя и не исчерпывает полностью ее содержания. Вина – обязательный признак любого преступления. Но она не дает ответа на вопросы, почему и для чего виновный совершил преступление. На эти вопросы отвечают мотив и цель, которые, в отличие от вины, являются не обязательными, а факультативными признаками субъективной стороны преступления.