Олег Баев - Основы криминалистики. Курс лекций

• 9 декабря 1912 года был открыт первый в России кабинет научно-судебной экспертизы при прокуроре Санкт-Петербургской судебной палаты;

• первая в России дактилоскопическая экспертиза была проведена по делу Шунько и Алексеева по факту убийства провизора Вайсброда в ночь на 18 февраля 1912 года. При осмотре был обнаружен осколок стекла со следом пальца руки. Эксперт З.И. Лебедев, произведя экспертизу, установил, что след на осколке оставлен Алексеевым;

• первая в России баллистическая экспертиза произведена в 1913 году: исследование двух гильз, обнаруженных на месте убийства, пули, обнаруженной в теле убитого, и пистолета «Браунинг», изъятого у подозреваемого лица;

• с 1 по 9 июля 1916 года под руководством профессора С.Н. Трегубова состоялся первый съезд экспертов-криминалистов России;

• 16 апреля 1917 года Временное правительство создало Управление уголовного розыска, в составе которого стало действовать Справочное регистрационно-дактилоскопическое бюро;

• 5 января 1918 года Петроградский Совет принял решение о создании Комиссариата уголовного розыска, в состав которого перешло Справочное регистрационно-дактилоскопическое бюро бывшей сыскной столичной полиции.

Тех, кто хотел бы более глубоко ознакомиться с историей возникновения криминалистики, отсылаю к увлекательнейшим работам Юргена Торвальда «Сто лет криминалистики», «Следы в пыли», «Криминалистика сегодня», И.Ф. Крылова «Очерки истории криминалистики и криминалистической экспертизы», «Были и легенды криминалистики», Р.С. Белкина «История отечественной криминалистики».

Так что же такое наука криминалистика? Что является предметом ее изучения?

Вновь используем исторический метод и рассмотрим буквально в нескольких тезисах, как определялся предмет криминалистики основоположниками этой науки, как со временем трансформировалось это определение, в первую очередь в отечественной криминалистике, и какой наука криминалистика представляется в наше время.

«Криминалистика, – писал Ганс Гросс (ему, напомню, мы обязаны самим наименованием нашей науки), – по природе своей начинается лишь там, где уголовное право, также по своей природе, прекращает свою работу: материальное уголовное право имеет своим предметом изучение преступного деяния и наказания, формальное уголовное право (процесс) заключает в себя правила применения материального уголовного права. Но каким именно способом совершаются преступления? Как исследовать эти способы и раскрывать их, какие были мотивы в совершении такового, какие имелись в виду цели – обо всем этом нам не говорят ни уголовное право, ни процесс. Это составляет предмет криминалистики » (курсив мой. – О.Б. ) [10] .

По существу, в русле этих же идей в 1921 году российский ученый Г.Ю. Мансс полагал, что криминалистика изучает, т. е. ее предметом являются, «во-первых, способы совершения преступлений, профессиональные особенности и быт преступников (их жаргон, их суеверия и т. д.) и, во-вторых, приемы расследования преступлений, включая идентификацию преступников».

Спустя двадцать лет Б.М. Шавер определил криминалистику как «науку о приемах и методах обнаружения и исследования доказательств, используемых в целях раскрытия преступления, обнаружения и опознания преступника». Наиболее принципиальное различие этих определений состоит в том, что если Г.Ю. Мансс считал криминалистику прикладной дисциплиной – даже статья, в которой сформулировано приведенное определение предмета криминалистики, называлась «Криминалистика как прикладная дисциплина и предмет преподавания», то Б.М. Шавер отстаивает самостоятельный характер этой науки.

Увы, но и спустя двадцать лет, в 1967 году, известный отечественный криминалист А.Н. Васильев полагал, что «лучше определить криминалистику как науку об использовании данных естественных и технических наук, в частности физики, химии, механики, биологии, как и психологии, логики, науки управления и других, в деятельности по расследованию и предупреждению преступлений, осуществляемой на основе уголовно-процессуального закона». Тем самым он, на мой взгляд, вновь лишил криминалистику собственного содержания, сведя ее к уровню прикладной дисциплины, «науке об использовании данных…».

Как говорил по поводу подобных новаций Гегель, «можно пойти дальше вперед и дальше назад» [11] . Определение А.Н. Васильева, по моему мнению, – «дальше назад». Разве может быть самостоятельной наукой наука об использовании чего-то в таких-то целях? Это – научный и методологический нонсенс.

Но в том же 1967 году Р.С. Белкиным было впервые предложено (в статье, опубликованной совместно с его учеником Ю.И. Краснобаевым, к сожалению, очень рано ушедшим из жизни) принципиально новое, можно сказать, революционное представление о предмете науки криминалистики как науки в первую очередь о закономерностях, лежащих в сфере судебного исследования преступлений. И это было – «дальше вперед».

Действительно, чем занимается любая наука, претендующая на самостоятельный характер? Очевидно – изучением закономерностей, которым подчиняется объект ее исследований. Эта посылка как будто бы методологическая аксиома, и тем не менее приложенная к криминалистике она вызвала научный бум.

После длительных и, несомненно, плодотворных научных дискуссий большинство участников присоединились к концепции Р.С. Белкина.

В окончательном виде, «по Белкину», «криминалистика – наука о закономерностях механизма преступления, возникновения информации о преступлении и его участниках, собирания, исследования, оценки и использования доказательств и основанных на познании этих закономерностей специальных средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений» [12] .

Таким образом, в самом широком смысле слова, криминалистика изучает три группы закономерностей – совершения преступлений, значимых для их судебного исследования, возникновения и существования информации о преступлениях, а также самой деятельности по судебному исследованию преступлений. Именно на этой основе создаются специальные средства и методы судебного исследования и предотвращения общественно опасных деяний.

Нельзя, однако, не сказать, что в последнее время высказываются сомнения в том, что изучение закономерностей преступной деятельности входит в предмет науки криминалистики. Наиболее категоричен в этом отрицании, насколько мне известно, В.А. Образцов. «Преступная деятельность, – пишет он в очень интересном, но достаточно спорном по своей структуре и некоторым излагаемым идеям «Курсе лекций по криминалистике», – может стать объектом, но не криминалистики, а какой-то другой науки, если таковая состоится, – науки о совершении преступлений, способствующей повышению эффективности преступной деятельности (даст Бог, до этого не доживем)» [13] .

С этим подходом согласиться, по моему убеждению, нельзя. Не следует отрывать исследование преступлений от того, что исследуется, от механизма совершения преступлений, от того, каким закономерностям – естественно, не всем, а лишь значимым для их исследования, – они, преступления, подчиняются. Ведь, начиная расследование, следователь думает, не может не думать в первую очередь о том, как расследуемое преступление было совершено, какие и на каких объектах следы неизбежно или возможно остались, т. е. ищет результаты проявления определенных закономерностей преступной деятельности (более подробно об этом – тема 7 настоящего курса лекций). Разрабатывать средства судебного исследования преступлений в отрыве от закономерностей последних – все равно что пытаться начертить прямоугольник одной линией: либо без длины, либо без ширины.

Кстати сказать, весьма интересные исследования преступной деятельности как объекта криминалистики принадлежат украинским криминалистам [14] .

Как уже отмечено, данное видение предмета криминалистики в настоящее время разделяется большинством ученых. И тем не менее отдельные его положения, на мой взгляд, требуют существенных корректировок и уточнений, позволяющих несколько иначе определить предмет этой науки.

Дело в том, что процесс развития любой науки, в том числе криминалистики, – это в первую очередь процесс самоидентификации, непрерывный процесс уточнения предмета этой науки и ее места в системе наук, изучающих тот или иной объект реальной действительности.

Два момента из определения Р.С. Белкина, думается, требуют уточнения и конкретизации. Во-первых, что есть «специальные средства», основанные на познании указанных автором закономерностей? И, во-вторых, кто является субъектами «судебного исследования», для которых эти специальные средства создаются?

Ответ на первый вопрос следует искать в подходе к соотношению криминалистики и науки уголовного процесса, в частности теории доказательств. Совершенно прав Р.С. Белкин, в связи с этим отмечающий, что «указание на специальный, то есть криминалистический характер средств и методов судебного исследования и предотвращения преступлений отграничивает эти средства и методы от средств и методов, составляющих предмет процессуальной науки» ( Белкин Р.С . Там же).