Ильгам Рагимов - Философия преступления и наказания

Гегель пишет: «…вещь как эта вещь есть это их чисто количественное соотношение, есть простое скопление их “также”. Она состоит из того или иного определенного количества одного вещества, состоит также из определенного количества другого вещества, а также из других: вещь составляет только связь, состоящую в отсутствии всякой связи»[40].

Понимание преступности как вещи приводит А. Лепса к следующему выводу: «Преступность как вещь состоит из разных преступлений, которые имеют только какое-то количественное соотношение между разными преступлениями или их группами или “их простое скопление”, или их “также”. Равным образом мы можем сказать, что преступность как сумма разных преступлений не имеет связи между разными преступлениями»[41].

Далее автор из теории переходит в область практики и утверждает, что «современная криминология сегодня складывает вместе преступления, совершенные на какой-то территории за определенный промежуток времени, в результате чего и получается совершенно новое явление – преступность, как явление сущности, которая рассматривается динамически, изучается ее структура, сравнивается с количеством населения и т. д. Конечно, у таких “справок” есть определенное оперативное значение в повседневной работе учреждений, относящихся к правоохранительным органам. Но таким “справкам” часто пытаются дать научную ценность, хотя дело далеко от науки»[42].

Итак, А. Лепс полагает, что преступность как новое явление есть результат суммы отдельных преступлений на определенной территории. Этим автор подчеркивает количественно-статистический характер понятия «преступность». Возражений нет. Одновременно А. Лепс отмечает, что новое образование под названием «преступность» – явление сущности, имеющее структуру, динамику, тенденцию, характер и т. д. Тогда возникает вопрос: может ли преступность как явление сущности, характеризующаяся перечисленными признаками, иметь только количественную характеристику, без качественных свойств? В связи с этим возникает достаточно много и других принципиальных вопросов, имеющих не только теоретическое, но и практическое значение. Существуют ли отдельные преступления как части самостоятельно в преступности как в целом, или же они неотделимы от нее? Каким образом отдельные преступления объединяются в преступности – естественным или искусственным путем? По качественным или количественным признакам? Приводят ли взаимодействия отдельных преступлений в преступности к возникновению новых качеств целого, не свойственных преступлениям как части? Что возникает раньше: отдельное преступление как часть целого или преступность как целое?

Сегодня преступность характеризуется как отрицательное социально-правовое явление, а также как социальное либо как одновременно социальное и философско-правовое явление, как один из параметров общества, характеризующих состояние социального механизма, рассогласованность между его составными частями[43].

Весьма оригинальное определение преступности дает А.И. Александров. На вопрос, что такое преступность, автор отвечает: «Преступность – это массовое решение людьми своих проблем с нарушением уголовного запрета»[44]. Какой вывод вытекает из этого определения? Массовое решение людьми своих проблем подчеркивает сознательный, организованный, целенаправленный характер преступности, а не стихийный. Иначе говоря, чтобы решить свои проблемы, определенная группа людей, то есть определенная масса, собирается, заранее договаривается и приходит к единому массовому решению относительно нарушения уголовного запрета о совершении преступлений в определенный период времени на определенной территории. При этом не имеет значения характер этих преступлений. Возможно ли подобное массовое решение?

Существует и другая позиция, которая не менее была распространена как в постсоветском пространстве, так и в зарубежной криминологии: преступность есть совокупность всех конкретных преступлений, совершенных в определенный период времени в данном обществе или регионе[45].

Некоторые авторы полагают, что это определение носит формальный характер, определяя лишь нормативную сторону преступности и не вскрывая сущности этого общественного явления[46].

Как известно, любое общественное явление предстает как элемент социальной системы, каковой выступает общество. В рамках этой системы анализируются все социальные явления и процессы в их взаимодействии. К таким явлениям относится и преступность. Используя статистический метод познания, социология представляет общественный материал о качественных и количественных изменениях преступности. На основании этих материалов криминология изучает состояние, динамику, структуру преступности, то есть все то, что связано со статистикой преступности, которая слагается из деяний, совершенных людьми в обществе и против интересов общества.

Особенность преступности состоит в том, что каждое отдельное преступление есть результат сознательной деятельности человека, а цифры по преступности складываются стихийно, то есть статистика по преступности может не соответствовать реальности. Разумеется, нельзя ограничиваться только статистическим анализом преступности, не затрагивая проблемы ее социального и исторического происхождения. Преступность – это в то же время относительно массовое, исторически изменчивое, социальное, имеющее уголовно-правовой характер явление.

Однако социальный характер преступности обусловлен социальной сущностью конкретного преступления, а не тем, что преступность имеет социальные корни и причины. Что имеется в виду?

Дело в том, что поведение людей – явление, принадлежащее к социальной категории, а преступление, как известно, разновидность поведения. Поэтому, прежде чем изучать преступное поведение в качестве явления социальной категории, необходимо дать определение того, что мы понимаем под социальным поведением. «Под социальными явлениями, – отмечает Л. Гумплович, – мы понимаем отношения, возникающие из взаимодействия человеческих групп и общений»[47]. По мнению Г. Зиммеля, социальное явление или общество «существует там, где несколько индивидов состоят во взаимодействии»[48].

Как видим, разница во взглядах между Г. Зиммелем и Л. Гумпловичем состоит в том, что последний в качестве элемента взаимодействия рассматривает группу, а не индивида, хотя принципиального значения в этом нет, ибо «несколько индивидов» тоже можно принять за группу.

С точки зрения социологии, социальное явление как объект социологии есть, прежде всего, взаимодействие тех или иных центров или взаимодействие, обладающее специфическими признаками. Однако всякое взаимодействие людей всегда сопровождается определенными внутренними процессами между общающимися. Иначе говоря, анализируя социальные явления, и в частности поведение людей, живущих в группе, и пытаясь расчленить на те или иные категории бесконечно разнородные поступки, следует всегда исходить из анализа тех психических переживаний, которыми сопровождается тот или иной акт поведения человека.

Поэтому представляется, что именно анализ психических переживаний даст ключ к объяснению любых поступков человека, в том числе и преступных. А это возможно, естественно, при использовании в социальных явлениях психологических категорий и понятий.

Следовательно, под социальным явлением следует понимать не любое взаимодействие, а лишь такое, которое обладает психической природой, совершенно независимо от того, между кем или чем оно совершается. В чем же состоит психическое взаимодействие?

С психологической точки зрения (внутренней), это взаимодействие сводится к обмену, желаниям и вообще ко всему тому, что известно под именем психических переживаний. При этом необязательно, чтобы взаимодействие носило длительный характер. Для психологического переживания достаточно, чтобы взаимодействие было кратковременным или случайным, например при совершении преступления без определенной и незапланированной подготовки, то есть спонтанно.

Социальность преступности как раз и заключается во взаимодействиях отдельных людей через понятие «преступление», то есть в результате совершения конкретных преступных деяний. Если когда-нибудь преступлений не будет, то, естественно, и отпадет необходимость в использовании понятия «преступность как социальное явление».

Таким образом, если мы рассматриваем преступность как статистический числовой показатель (например, в 2011 г. в Азербайджане совершено 24 000 преступлений), то вряд ли можно говорить о социальном характере преступности, ибо это явление не служит продуктом взаимодействия людей, так же как к социальным явлениям не относятся такие характеристики, как пол, возраст, рост, вес, цвет волос и т. д. Другое дело, когда преступность рассматривается как совокупность отдельных, конкретных преступлений, если ее повторяемость, массовость, типичность, общественно опасная значимость установлены, то есть если зафиксированы ее признаки и свойства. В таком случае преступность как социальное явление становится исходным моментом социологического и криминологического исследования.