Александр Каревин - Русь нерусская (Как рождалась «рiдна мова»)

Как видим, малороссы (украинцы), как и великороссы, имели все основания считать русский литературный язык родным. Таковым он и был. И не только для образованной части украинского общества, но и для простого народа. Говорившие «по-благородному» помещики, в том числе и великороссы, в глазах украинских крестьян не являлись иноземцами, в отличие от панов польского или немецкого происхождения. Сами же крестьяне и в Великороссии, и в Малороссии говорили «по-простому», но и свои сельские говоры, и господскую речь считали разновидностями одного русского языка. «У нас, как это бывает и во всех почти странах, одна часть народонаселения говорит на своем образованном языке, а другая употребляет только свое местное просторечие» {13},— отмечал профессор Киевского университета Сильвестр Гогоцкий и подчеркивал: «Ежедневно мы говорим в деревне с простым народом по-русски без всяких переводчиков, и не только примера не было, чтобы нас не понимали, но даже сами же эти простые люди рассмеялись бы, если бы мы, говоря с ними, стали их уверять, что они нас не понимают и приводили бы к нашему разговору переводчика» {14}. Крупный ученый, выдающийся педагог, малоросс по происхождению, Гогоцкий авторитетно свидетельствовал: «Русский язык — наш язык; а потому мы учимся и учим на нем, как на своем языке» {15}, этот язык «наш во всей силе этого слова», «это наш язык, выраставший вместе с нами, вместе с историческою нашею жизнью и ее развитием, язык, вырабатывавшийся общими и долговременными трудами деятелей Великой и Малой (преимущественно — юго-западной) России» {16}.

Русскоязычными были и украинские писатели — И. П. Котляревский, Е. П. Гребенка, Г. Ф. Квитка-Основьяненко, П. П. Гулак-Артемовский, за что впоследствии накликали на себя обвинение в «пренебрежительном» отношении к «рідной мове». «Пренебрежительное отношение к родному языку, как это ни странно, было даже у „возродителей“ украинской литературы: Квитки, Котляревского и др., которые также смотрели на язык украинский как на „малороссийское наречие“, а на русский язык — как на „общий язык“» {17},— сокрушался один из активистов украинского движения. «Сознательности национальной украинцам не хватало. Квитке еще не приходил в голову вопрос о национальном языке» {18},— печалился другой «национально сознательный» автор.

«Недостаток национальной сознательности» и «пренебрежение к родному языку» тут, конечно, ни при чем. Следует помнить, что в то время малороссы вместе с великороссами и белорусами составляли одну русскую нацию, подобно тому, как великополяне, малополяне и мазуры составляли нацию польскую, пруссаки, баварцы, саксонцы — нацию немецкую и т. п. Теория о «трех братских народах», якобы возникших из «древнерусской народности» после распада Киевской Руси, вошла в обиход позднее. Некоторое время именно эта теория господствовала в отечественной историографии. Однако сегодня большинство исследователей склоняются к мысли о ее несостоятельности. Действительно, нации (народности) не распадаются вслед за государствами. История народов Европы — наглядное тому подтверждение. Северные области Италии долгое время находились под немецким владычеством, южные — под испанским, а в центре Апеннинского полуострова существовала под управлением римских пап самостоятельная Папская область. Веками эти территории были отделены друг от друга государственными границами, жили каждая своей политической и культурной жизнью, их население говорило на разных наречиях. Но сегодня итальянцы — единая нация, а не три братских народа. Веками и Германия была расколота на множество государств, а разные ее части входили в состав испанских, датских, шведских владений. Но и немцы сохранили национальное единство. Раздел Польши между Россией, Пруссией и Австрией не привел к распаду польской нации на «три братских народа». Греки Балканского полуострова, Малой Азии и различных островов, разбросанных в Восточном Средиземноморье, сознавали себя единой нацией, хотя разделялись не только государственными границами, но и морем.

Сознавали себя единой нацией и все три ветви русского народа — великороссы, малороссы, белорусы. Один народ — не значит одинаковый народ. Различия в обычаях и языке у великороссов, малороссов и белорусов, конечно же, имели место. Но различия эти все-таки были меньшими, чем разница между теми же малополянами, великополянами и мазурами в Польше, пруссаками, саксонцами и баварцами в Германии, пикардийцами, ильдефрансцами и провансальцами во Франции и т. д. Соответственно, вышеупомянутые Котляревский, Гребенка, Квитка-Основьяненко считали себя русскими, а русский язык — родным. Создавать еще один литературный язык, «возрождать украинскую литературу» они не собирались, а простонародные говоры (в данном случае диалекты Полтавской и Харьковской губерний) использовали в своем творчестве для лучшей передачи местного колорита или для комических эффектов. «По господствующему тогда образу воззрений, речь мужика непременно должна смешить и, сообразно с таким взглядом, Котляревский выступил с пародией на „Энеиду“ Вергилия, составленную по-малорусски, где античные боги и герои изображены действующими в кругу жизни малорусского простолюдина, в обстановке его быта, и сам поэт представляет из себя также малорусского простолюдина, рассказывающего эти события» {19},— пояснял Н. И. Костомаров. Кстати сказать, в «возродители» украинской литературы И. П. Котляревский попал лишь в конце XIX века, когда деятелям украинского движения потребовалось доказать, что пропагандируемое ими «українське відродження» происходит не от поляков. До этого Ивана Петровича таковым не считали. Например, еще в 1861 г. П. А. Кулиш называл его выразителем «антинародных образцов вкуса», осмеявшем в «Энеиде» украинскую народность, выставившем на показ «все, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина», а язык поэмы именовал «образцом кабачной украинской беседы» {20}. Также и Е. П. Гребенка писал, что народный язык представил «на суд публики г-н Котляревский в трактирно-бурлацких формах» {21}. А один, к сожалению, не названный по имени в научной литературе, украинофил в письме к украинскому поэту Я. Щёголеву даже заявил, что автор «Энеиды» «издевается над украинским говором и преимущественно подбирал вульгарные слова, наверное, на потеху великорусам и на радость армейским офицерам и писарям» {22}.

Не задавался целью «национального возрождения» и Г. Ф. Квитка-Основьяненко. Все было проще. «Живя в Украине, приучаясь к наречию жителей, я выучился понимать мысли их и заставил их своими словами пересказать их публике. Вот причина вниманию, коим удостоена „Маруся“ и другие, потому что писаны с натуры без всякой прикрасы и оттушевки. И признаюсь Вам, описывая „Марусю“, „Галочку“ и проч., не могу, не умею заставить их говорить общим языком, влекущим за собою непременно вычурность, подбор слов, подробности, где в одном слове сказывается все. Передав слово в слово на понятное всем наречие, слышу от Вас и подобно Вам знающих дело, что оно хорошо» {23},— сознавался писатель в письме к великорусскому ученому и поэту П. А. Плетневу.

Действительно, было бы странно, если бы персонажи произведений Квитки — казаки и крестьяне из малорусских сел и местечек — общались бы между собой изысканным литературным языком, принятым в аристократических салонах. Как не могли общаться таким языком и персонажи произведений великорусских писателей — мужики из Вятской, Рязанской или Псковской губерний. «Мы — пскопския» звучит не так, как «мы — псковские», но и то, и другое — русский язык.

Нечто подобное происходило и в других европейских литературах. В Германии сочинители комедий на швабском или нижненемецком наречиях, при всей любви к своим местным говорам, не отрекались от немецкого литературного языка. Поэты юга Франции, творившие на провансальском диалекте, не переставали от этого быть французскими литераторами. В тогдашнем литературоведении такой вид творчества назывался областной литературой, которая являлась оригинальной частью литературы общенациональной. Представителями такой областной литературы были и Котляревский, и Гребенка, и Квитка-Основьяненко, и их более поздние последователи. Никто из них не отделял себя от русской культуры. Вспомним, что даже Т. Г. Шевченко при всей любви к малорусскому слову свои прозаические произведения писал на русском литературном языке, русского поэта А. В. Кольцова называл «поэтом нашим» {24}, а М. Ю. Лермонтова — «наш великий поэт» {25}. «Во времена котляревщины, гулаковщины, артемовщины и т. п. украинская литература была лишь провинциальной литературой, дополнительной к русской, это была литература гопака, горилки, дьяка и кумы. Этого характера украинская литература не лишилась даже во времена Шевченко, Кулиша, Марка Вовчка и других» {26},— вынужден был признать видный украинизатор, нарком просвещения УССР Н. А. Скрыпник. Он справедливо считал, что самостоятельная украинская литература возникла в конце XIX века благодаря стараниям галицких литераторов (об этих «стараниях» речь пойдет дальше).