Леонид Гурченко - Вынуть дьявола из мелочей

Так это место постепенно выявляет свою сакральность.

18.12.2008 г.

Войну я не видел – рос в Сибири. Видел только то, что вся деревня на войне, мужская половина, кроме дедов. А вот известие о том, что война кончилась, первым, хотя и опосредованным образом, в деревне сообщил я, в возрасте 10 лет. Видел вернувшегося с войны сержанта, «в военной форме, при погонах», и в окружении смеющихся девчат. Позже видел возвращающихся с войны демобилизованных солдат, и слышал их голоса, когда они пели.

Война категория женского рода. При этом мир и застой – мужского рода. Кажется, что имеем исчерпывающие определения, но всё же остаётся чувство неполноты. Оказывается, всё просто: существует в языке третья категория, без признаков пола – имена и глаголы среднего рода. Война и мир существуют во времени, наряду с пространством, а время соотносится со средним родом, как, например, божество. Мне удалось определить время следующим образом: время – двигатель ума. Недаром Афина, богиня войны и мудрости, имеет связь со временем: эти силы, война и мышление, определяют качество времени, время соотносится с мудростью и Мировым разумом.

Но помимо всего сказать скажу о военном времени в просторах деревни Павловки, Саргатского района в Омской области. Славяно-белорусско-русская деревня говорила на чистом русском языке с эхом интонаций крепкой мордвы. «Эх уж – ночас кур-вин-ский род!» – запомнилось речение мордвина. Нас три дома – Гурчёнки и Дорожкины, белорусы Полоцкой волости, но мать воронежская, Скоморохова Ксения Николаевна из села Россошь (сейчас город). Отец Гурченко (Гурчёнок) Александр Васильевич. Природная среда обитания жителей – ровное, как стол, пространство и околки, небольшие участки радостного березняка, а вокруг поля ржи, пшеницы, или так, покосы. Земля чёрная – чернозём; летом дороги крепкие, как асфальт. Около домов никаких насаждений – дом и двор. Всё просто, спокойно и на виду: большое озеро видно всем – камыш и «чистины». Сохранившихся знаков древних исторических событий как бы и нет, всё вновь, колхоз «Авангард». Есть два могильных кургана в окружении пожилых берёз, но никто о них ничего не знает, «бугры» и всё. Проводов на фронт не видел, знал только со слов, кого забрали, может потому, что голосить на проводах в армию и на фронт было не принято. Я живу с бабой Марылей (Марией Викентьевной) и тёткой Танькой (сестрой отца Татьяной Васильевной); отец и мать «в городе» (в Омске), живут на частной. Отец служит на ж/дороге. Летом всегда жарко, дожди редко; зимой всегда погода – мороз и яркий снег, а ночью ошеломляющая луна и звёзды с кулак.

Летним днём 1941 г. около дома остановилась «полуторка» – внесли в дом деревянный сундучок и чемоданы, вещи отца: «Шурку забрали на фронт». В деревне стало ещё тише, никто никого не цепляет, настала эта мука ожидания вестей с фронта. Через год, летом 1942 г., пришло извещение: отец пропал без вести под Ростовом-на-Дону. Плакали трое – баба, тётка и мать, мать голосила сильней всех. Я тоже плакал, но плача не помню. Баба говорила, что горе было не по силам; потом подумала: «Не собачьи ж дети гибнут на войне – мужья, сыновья, отцы». Разделила горе со всеми. Отлегло. Дед Осип (Осип Викентьевич Дорожкин), колхозный кузнец, заходил иногда с газетой «Правда». Читал однажды о тяжёлом сражении, слово «танки» было во главе, давал пояснения, сравнивал с гусеничными тракторами, впечатление не складывалось. Сейчас думаю, что дело шло о Курской битве в 1943 г.

У нас на квартире стояли две молодых женщины – секретарь с/совета и учительница. Погожим днём, весной, из района (из Саргатки) вернулась секретарь с/совета и сказала: «война кончилась». У нас с горем пополам развлеклись и развеселились. Я пошёл наискосок через дорогу к своим друзьям Антоновым – два брата и две сестры. Зашёл и сказал: «война кончилась». Мне не поверили, но я сумел доказать. А когда возвращался домой, в ближайших домах уже знали, что война кончилась, сёстры Антоновы успели обежать соседей.

Солдатам положено возвращаться с войны домой. Это явление видел я дважды, и оба раза как благо наставшего мира. Лето победы, окно раскрыто, я на лавке смотрю на улицу. Послышались хорошие волнующиеся голоса, теперь я знаю, что качество человека определяют по голосу, – шли люди с хорошей душой. По нашей стороне шёл сержант в окружении смеющихся девчат, зеленоватая подтянутая форма, на плечах невидаль – погоны с тремя впечатляющими лычками, фуражка в руках. Он шёл естественно и конкретно, без дурных ужимок и обжиманий, уверенный, что имеет право на это благо – смех и радостный говор девчат.

Прибавление. На минуту, в интересах темы, отвлекусь от одного возрастного процесса к другому, к собственному армейскому миру. Эхо войны услышал в один из острых дисциплинарных моментов, когда Сибирь выручила. Было, на солдатских глазах, при всех, меня отчитывали за какой-то проступок. Звенело в ушах, я плохо понимал – за что?! Уловил и понял только слова командира взвода нашего небольшого подразделения, слова, ушедшие вверх: «Сибиряки Москву отстояли!». Злая напасть стала отступать, и меня не наказали. Так я оказался в положении спасённого гуся, потому что гуси Рим спасли.

Второе явление возвращения солдат с войны было уже в послевоенные демобилизационные годы. Я живу в городе с матерью и отчимом, карело-финном, выговариваю «финно-карел», надо мной подсмеиваются. Мы едем в Карелию в поезде «Москва-Мурманск». Верхние полки заняты солдатами все до одной. В вагоне никаких повышенных или цепких интонаций. Разговаривают спокойно, впечатление тишины. И вот «жизнь движения» поезда преобразилась – взялись сильные тона мужских голосов, солдаты согласованно выдали красочную мелодию мужской песни «Хазбулат удалой». Они создали в вагоне своё пространство и своё высокое время. Наше – выше!

2015 г.

Московская международная книжная выставка-ярмарка 2015

Итак, согласно заглавию, мы должны познакомиться с изданиями книг за этот год. Бедовый случай – я не знаю, на какие колёса поднимают репортажи о книжных ярмарках: говорят ли о пользе чтения вообще, а типографских книг в особенности, и заодно о заменителях – электронных книгах, об истощении ли читательского интереса или, наоборот, об успехах книжных ярмарок. Полагаю, что лучше всего опереться на две опоры – на свои ноги.

Так вот, прежде всего надо об этом сказать – о том, что на пути от метро до громадного Центрального входа ВДНХ, а затем до павильона № 75, ты подвергаешь опасности ноги – устать. Время идёт, а мегалитические сооружения и недосягаемые для пешего хода здания с одной и с другой стороны создают ощущение, что ты с трудом двигаешься по ступеням вавилонского зиккурата к небу, на которое нацелена недвижно-движимая ракета «Памятника покорителям космоса» – с выбросом лавы ослепительного металла. Шёл и думал мысль перерусского из русских философов Н.Ф. Фёдорова: города должны походить на деревню.

Затем, сиганув из дома через двухчасовое расстояние, в павильоне ты всё-таки чувствуешь себя не на новом месте, чужим и свободным, когда говоришь звучным своим голосом по-русски – просто и ясно, иногда грубо, – знакомых нет, не одёрнут, не так, мол, громко! Но ты уже не ты, а мистерия – приглушённая толпа, движимая туда и сюда, ищешь то, не знаешь что, но обязательно желаемое, хотя чаще всего именно то самое как раз имеет малодоступное место по цене.

Итак, в зале А стенд «Иран – древнейшая цивилизация». Книги на языке хозяев Ирана, есть интересные издания на русском. А между тем заинтересованных покупателей нет, и я не ради книг подошёл. Существо Ирана для меня – «потаённое» пространство. Слышал только (или прочитал), что в Иране тех, кто исполняет рэп, и тех даже, кто его слушает, каким-то образом наказывают, но мне запомнилось – расстреливают. Подошёл к иранскому стенду затем, чтобы задать кстати трепещущий этот вопрос. И я его задал. Девушка в жёлтом платке на голове и на современный лад истощённая потупилась и отрешённым голосом едва ответила: – Вы что, Иран – цивилизованная страна. – То-то и есть. Мне было бы дорого, если бы в цивилизованной стране так оно и было, поэтому думал, что позиция ваша вне рэпа – это отношение к нам остальным, как вызов. Или моя информация – какая-то ошибка в расчётах? – Она совсем погасла и сказала, как прошептала: – Да, вы ошиблись. – Хуже нет, я стал оправдываться: – Всей своей нутьгой, методом проговаривания слов, антиритмом сопровождения рэп превращает людей в несамоотчётных дикарей, в отбросы. – Не помогло, мои представления не оправдались – Иран не состоялся, ускользнул от моей лояльной хватки. А ведь я редко проходил мимо рэпасаков[7] (пьяниц и воров), чтобы не сказать: – В Иране за рэп расстреливают!

Ввиду того, что мы довольствовались изданием книг привычного формата, диву дался, увидев книги не «кирпичи», а какие-то мегалиты, толщиной не менее 20 см, притом заключены в них материалы русского фольклора. Такие размеры томов видел только в зале Иностранной литературы Российской Государственной библиотеки, издания XVIII–XIX вв. И вот тебе на – под самым носом. Здорово! Затем порадовала успокаивающая мощь и красота гостеприимных православных изданий в белоозлащённых больших переплётах. И подумалось, можно сказать, о другом, но тем не менее о том же: изначально Русь – виноградная гроздь, сплочённое единство народов.