Игорь Милославский - Говорим правильно по смыслу или по форме?

За вычетом себя

В России всегда было мало людей абсолютно бессовестных. Даже отпетые злодеи у нас обычно не желали выглядеть в глазах других людей и перед самими собой законченными мерзавцами. Поведение человека, сочетающее дурные поступки и лживое их оправдание, по-русски называется словами лицемерие, ханжество, фарисейство. Но формы этого явления могут быть разными.

Если, например, Х поступает плохо, предпочитая честному и непредвзятому поведению такое, которое лично выгодно ему, то Х – лицемер. Но только в том случае, если его поведение сопровождается более или менее лживыми объяснениями, почему он ведет себя таким образом. Без этих «объяснений» можно сказать, что Х – обманщик, лжец, самодур.

Возможна, однако, и иная тактика. Задумав гадость, Х делает все для того, чтобы другие считали его человеком благородным и ни на какую пакость абсолютно неспособным. Вот под этой завесой Х и поступает плохо, делая это тайно и как бы нечаянно. Тогда Х – ханжа. Ханжа отличается от лицемера тем, что степень «защиты» неблаговидных действий у него на первом месте и выражена более ярко. Классические литературные примеры именно ханжей – это мольеровский Тартюф и щедринский Иудушка Головлев. В зоне, отражаемой словами лицемер, ханжа, лицеприятный, фарисей, выступают также существительные маска, личина. Кроме того, здесь довольно много сложных слов, где первым корнем является числительное два: двуличный, двоедушный, двурушник. Последнее слово со значением «тот, кто под личиной преданности действует в пользу противной стороны» теперь редко употребляется. А возникло оно среди московских нищих и исконно обозначало стоящего на паперти нищего не с одной, а с двумя протянутыми руками, причем таким образом, чтобы вторая выглядела принадлежащей другому нищему. Ср. также двойной (стандарт, мораль).

Разлад между делами и словами может приобретать и другие формы. Я имею в виду такую ситуацию, когда Х страстно и долго призывает других поступать хорошо, при этом вообще не задумываясь о собственном поведении. Не умея подобрать подходящее слово из числа укорененных в русском языке, предложу назвать такого человека призывателем. В отличие от лицемера, ханжи и даже фарисея, хоть как-то понимающих свое несовершенство и его маскирующих, призыватель считает себя по определению абсолютно безгрешным. Что, на мой взгляд, говорит о полном отсутствии у него совести. Ее не нужно даже как-то успокаивать (для себя) или попирать (имея в виду оценку со стороны других людей). При этом призыватель как-то забывает, что, живя в современном информационном обществе, он постоянно на виду. Поэтому странно (если не кощунственно) звучат сегодня призывы к соборности от обладателя мигалки. К социальной справедливости – от покровителя принадлежащих к его клану распиаренных бездарей. К самоограничению – от владельца обширных земельных угодий в европейской части России и элитной недвижимости в Москве и за рубежом.

Призыватель видит главные причины нынешнего нравственного упадка в уменьшении часов на изучение в школе Толстого и Достоевского. Никак не принижая воспитательное значение литературы, полагаю, однако, что главным воспитателем является реальная жизнь. Именно она гораздо конкретнее и убедительнее, чем писатели прошлых веков, отвечает молодому человеку на все сжигающие его вопросы. Кто, почему и насколько вызывающе в этой жизни процветает, а кто – пожизненно лишен возможности выбраться из бедности, хрущоб и двух первых телепрограмм?

Лучшее средство воспитания молодежи – не литература, не кино и даже не телевидение, а личный пример известных членов общества, деятелей культуры в частности. Молодежь, как правило, ориентируется не на слова тех, кто к ней обращается, а на личное поведение призывателя. И если его поведение, мягко говоря, негармонично, то об этом по-русски можно сказать по-разному. Это, например, и евангельское «В чужом глазу соринку видит, а в своем бревна не замечает», и старинное «Врачу, исцелися сам!», и крыловское «Не лучше ль на себя, кума, оборотиться», и грубое, просторечное «Чья бы корова мычала».

Если у лица А неприятность и лицо Б этим огорчено, то в зависимости от характера этой неприятности мы употребляем слова сочувствие, сострадание, соболезнование, а если у А неприятность, а Б этому рад, говорим злорадство. Когда у лица А произошло что-то хорошее, а лицо Б этим огорчено, мы называем это завистью. А теперь представьте, что у А случилось что-то хорошее, а Б этому рад. Каким словом описать его чувства? Да, мы так и можем сказать: Б рад за А. Но ведь этого мало.

В русском языке есть глагол завидовать и образованное от него и сохраняющее все части его значения существительное зависть. Этими словами обозначается следующая ситуация. Лицо А имеет Х (талант, хорошую жену, достойного сына, дом, автомобиль, интересную работу и т. п.), а лицо Б соответствующего Х не имеет. Этот пласт содержания слов завидовать, зависть предопределяет и другой аспект, указывающий на то, что Б испытывает неприязненные чувства к А. Мало того, если бы соответствующего «предварительного» пласта не было, то и «основной» не смог бы появиться. Сравни саркастическое Позавидовал нищему, что у него есть сума. Или разговорное ему не позавидуешь — о человеке, находящемся в бедственном положении.

У неприязни неимеющего по отношению к имеющему могут быть разные формы. Неимеющий настолько раздражен ситуацией, что желает имеющему самых ужасных неприятностей. О таком случае говорят черная зависть. Но может существовать и «смягченный» вариант ситуации. Неимеющий очень хочет сам иметь то же самое, что есть у имеющего, при этом лично не желая имеющему никакого зла. Тогда говорят белая зависть или по-хорошему завидовать. Уклонимся от обсуждения случая, когда «предмет» обладания не растиражирован, а представлен в уникальном виде (любимая женщина, конкретная должность, первое место на соревнованиях и т. п.).

Предположим и другой вариант ситуации. Неимеющий не только не испытывает неприязненных чувств к имеющему, но, напротив, радуется за него, отдавая должное его таланту и трудолюбию и считая чужой успех заслуженным и справедливым. О такой радости пишет Даниил Гранин: «Пушкин радовался всем достижениям поэзии, которая его окружала, своим современникам, более или менее талантливым. Чем талантливее, тем ему было приятнее. Это важная черта – не все завидуют друг другу. В человеческом обществе есть нота радости за окружающих людей, талантливых, удачливых. Небольшая нота, но важная, она звучит».

Вопрос, как назвать эту ноту. Это не просто рад за вас, поскольку в таком случае речь не идет о противопоставлении имеющего и неимеющего. И доброжелательность тоже не совсем подходит – ведь это слово также не выражает радости человека, у которого нет того, что есть у другого.

На это обстоятельство обратил внимание профессор МГУ Владимир Новиков в своей книге «Роман с языком». Автор пишет о невозможности точно, одним словом перевести на русский язык немецкий глагол gönnen, значение которого он разъясняет так: «охотно и без зависти смотреть на счастье и успех другого, потому что он в этом нуждается или это заслужил».

В русском языке есть глагол злорадствовать – «испытывать радость при неудаче или несчастье другого». А вот слова доброрадствовать или благорадствовать в современном русском литературном употреблении мне, по крайней мере, не встречались. Неужели эта «небольшая нота» радости за чужой талант, чужие достижения и их справедливую высокую оценку уже не звучит в наших сердцах? А ведь у Пушкина звучала! И даже если эта нота редка, очень хочется иметь ясное и краткое ее обозначение.

Добавлю, что отсутствие слова может говорить не только об отсутствии соответствующего явления. Но и о ситуации, которая настолько понятна, что не требует специального обозначения. Например, когда мы говорим о ком-нибудь, что у него сердце (печень, почки), все поймут, что этот орган не в порядке, болен. Так вот, пусть сами читатели решат, почему мы испытываем трудности, пытаясь выразить словами чувство радости за чужой успех.

Увы, окружающие нас люди, родственники, коллеги, случайные встречные, дарят нам не только радости и удовольствия, но нередко вызывают своими поступками огорчения, досаду, раздражение. Обычно в таких случаях рекомендуют не высказывать прямо и резко свою отрицательную реакцию, но проявлять сдержанность. Стараться найти извинительные причины чужих раздражающих поступков и, как теперь говорят, «понять и простить». Впрочем, я уже писал о том, что простить значит «забыть о совершенном другим плохом поступке». Однако зачем же впадать в крайность? Может быть, не совсем забыть, но «не осуждать слишком строго»? Для такого поведения есть у нас и прекрасное обозначение – проявить снисходительность.