Вардан Айрапетян - Русские толкования

Самолюбование. Красивая женщина любуется собой в зеркале глазами другого, мифологический Нарцисс любовался своим отражением в воде как другим, не узнавая себя (П. Адо, Миф Нарц., с. 92), а Герман любуется собой и Феликсом как собой сам, без других. Тут выдумка Герман и выдумщик Набоков сходятся. «Побольше, побольше читайте ее, господа!» — самодовольно говорит нам автор-герой про свою книгу (9). «Я всецело это приветствую.»

Набоков о личности художника в лекции Искусство литературы и здравый смысл: «Сумасшедший смотрит на себя в зеркале неохотно, потому что лицо, которое он там видит, ему не принадлежит: личность его обезглавлена; личность же художника преувеличена.»[64] — Поэтому Набоков смотрелся в зеркало так же неохотно. Уже подпольный человек, думавший «Я-то один, а они-то все», «ненавидел свое лицо» (2.1, ср. в.5). А вот Ухтомский, январская запись 1900 (ЗС, с. 85 сл.): «Моя философия, моя „метафизика“ в том, что когда я себя вижу в зеркале» — при виде своей другости, — «то знаю, что весь этот мой облик, нос, глаза, лоб, весь я — Божий, принадлежу Богу.»

«Я божком себя вижу». Из стихотворения Набокова Слава:

— Я иной без тела, лица и славного имени, каким другие меня не видят, я божок и потому безбожник (наоборот Кириллову из Бесов с его «Если нет Бога, то я бог») в пошлом мире других. Сюда же силлогизм поэта Шейда (Бледный огонь, 213 сл.) «Другие люди умирают, но я не кто-то другой, поэтому я не умру». Хорхе Луис Борхес тоже разделяет крохотным рассказом Борхес и я свою другость и свою самость, но совсем не так ребячески; не инфантилен и молодой Мандельштам, спрашивая Неужели я настоящий | и действительно смерть придет? Недоразвитое сознание, непризнание собственной другости сделало Набокова похожим на анекдотических девятых людей, не могущих сосчитаться, потому что каждый «себя-то в счет и не кладет» (НРС, 406)[65].

Монизм Набокова. «Философски говоря, я нераздельный монист.» — из шестого интервью Набокова в Твердых мнениях (с. 85, он пояснил это в десятом интервью, с. 124). «Единственное настоящее число это один, остальные просто повторение.» Еще раз: «There is only one real number: One.» — Настоящая жизнь Себастьяна Найта (11 сл.); это даже солипсизм, поскольку с выражением number one «я сам» в памяти прочитывается как «There is only one real number: I.» Ср. Сологуб, Всё во всём и В последнем свете злого дня--. По правде говоря, один ненастоящее число, ведь число имеет дело со множеством, ср. хотя бы английское numerous «многочисленный», а монизм Набокова просто его половинность: самость без другости; часть выдает себя за целое. «Один человек — не целое!» — Ухтомский (ЗС, с. 429).

Его инфантильность. Владимир Набоков был инфантилен даже в этимологическом смысле латинского in-fans «неговорящий» и предисловие своих Твердых мнений начал фразой «Я думаю как гений, я пишу как изысканный автор, а говорю я как ребенок.» Не надо этому признанию умиляться, ребенок еще не умеет говорить представительно, голоса другости в нем нет. «Бедный родственник писателя», убогий оратор (Твердые мнения, с. 108, «I'm a very poor speaker.» — с. 141), способный лишь прочесть письменную заготовку, — противоположность Николая Бахтина (по свидетельству Ю. Фельзена в Дауг., 1989, № 9, с. 106, или Г. Адамовича в ЖИ, с. 140 сл., ср. С. Бочаров о Михаиле Бахтине — Сюжеты р. лит., с. 473 сл.), Набоков никого словесно не мог и не хотел представлять. Этот писатель — выдумщик, изысканный писец без гомеровой Музы писал под диктовку своей разросшейся инфантильной самости, оттого у него вместо героев заводные зверюшки, если только не он сам, и сплошь механические конструкции вместо фольклорной органичности.

К «Сходство видит профан» Ардалиона — сам Набоков о реальности:

Я могу определить ее только как своего рода постепенное накопление сведений; и как специализацию. Если мы возьмем, например, лилию или какой-нибудь другой природный объект, то лилия более реальна для натуралиста, чем для обычного человека. Но она куда более реальна для ботаника. А еще одного уровня реальности достигает тот ботаник, который специализируется по лилиям. Можно, так сказать, подбираться всё ближе и ближе к реальности; но нельзя подобраться достаточно близко--. Вы можете узнавать всё больше об отдельной вещи, но вы никогда не сможете узнать всего об отдельной вещи: это безнадежно. Итак, мы живем, окруженные более или менее призрачными объектами--[66]

(во втором интервью из сборника Твердые мнения, с. 10 сл.). Но вот Ницше в Человеческом, слишком человеческом (423):

Можно заметить, что путешественники, наблюдающие чужие народы, лишь в первое время своего пребывания правильно улавливают общие отличительные черты народа; чем более они узнают народ, тем более они разучаются видеть то, что в нем типично и отличительно. Как только они становятся близко-зрящими, их глаза перестают быть дальнозоркими.[67]

Сходство-различие. Не сравнивай: живущий несравним. — Мандельштам это сказал не мелко как Набоков, а дополнив противоположным (СК, с. 161, № 25): «Ибо для нашего сознания (а где взять другое?) только через метафору раскрывается материя, ибо нет бытия вне сравнения, ибо само бытие есть — сравнение.» А у самого Набокова через четверть века после Отчаяния близорукое непризнание того, что сходство тоже разница, но общая, сменилось в Бледном огне игрой слов: «Сходства это тени (shadows) различий. Разные люди видят разные подобия и подобные различия.» — цитирует Кинбот Шейда (Shade), бывший Герман бывшего Ардалиона, в примечании к 894-ому стиху.

Автор и герой — М. М. Бахтин, Автор и герой в эстетической деятельности. В кн. ЛКС, с. 5—25, и ЭСТ, с. 7—180

Авторство — С. С. Аверинцев, Авторство и авторитет. В кн. РИ-ЕЛТ, с. 76–100

Агрессия — К. Lorenz, Das socenannte Bose: Zur Naturgeschichte der Aggression, Wien 1963; по-русски в кн. К. Лоренц, Оборотная сторона зеркала, Москва 1998, с. 61—242

Анагр. заг. — В. Н. Топоров, Анаграмма в загадках. В сб. Исследования по структуре текста, Москва 1987, с. 232—38

Анат. метаф. — Анатомия метафоры у Мандельштама. В кн. Б. А. Успенский, Избранные труды, второе изд., т. 2, Москва 1996, с. 306–40

Анатол. кат(а) — В. Н. Топоров, К семье анатолийск. кат(а), др. — греч. ката. В кн. Этим. '1 (1973), с. 286—97

Аном. коррект. — А. К. Поливанова, Языковые аномалии: условие корректируемости. В кн. Studia linguarum (в честь А. А. Зализняка), Москва 1997, с. 213—51

Аном. противор. — Языковая аномалия и логическое противоречие. В кн. Ю. Д. Апресян, Интегральное описание языка и системная лексикография (= Избранные труды, т. 2), Москва 1995, с. 598–621

Аптек, остров — В. Н. Топоров, Аптекарский остров как городское урочище (общий взгляд). В кн. Ноосфера и художественное творчество, Москва 1991, с. 200—79

Ар. макс. — N. G. Wilson, An Aristarchean Maxim. — The Classical Review, 21 (1971), p. 172

AT — Antti Aame and Stith Thompson, The Types of the Folktale: A Classification & Bibliography, second rev. (= FF Communications, № 184), Helsinki 1981

AT вс — Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка. Составители А. Г. Бараг и др., Ленинград 1979

Ахм. Блок — В. Н. Топоров, Ахматова и Блок (к проблеме построения поэтического диалога: «блоковский» текст Ахматовой), Berkeley 1981

Бахтин метафиз. — Н. К. Бонецкая, Бахтин плазами метафизика. — ДКХ, 1998, № 1, С. 103–55

Бахтин рус. культ. — М. М. Бахтин в русской культуре XX века. В кн. М. Л. Гаспаров, Избранные труды, т. 2, Москва 1997, с. 494— 96

Белоз. — Сказки и песни Белозерского края. Записали Б. и Ю. Соколовы, Москва 1915

Беседы с Бахтиным — Беседы В. Д. Дувакина с М. М. Бахтиным, Москва 1996

Бессознат. язык — Theodore Thass-Thienemann, Understanding the Unconscious Meaning of Language (= The Interpretation of Language, vol. 2), New ork 1973

Бзык — О. А. Терновская, Ведовство у славян, II: Бзык (мухи в голове). В кн. Славянское и балканское языкознание. Язык в этнокультурном аспекте, Москва 1984, с. 118—30