Леонид Карасев - Гоголь в тексте

41

Белый цвет у Гоголя часто связан с блеском; в этом смысле «белое» – это то, что сразу бросается в глаза. Можно отметить также и то, что нос – это та часть лица, которая действительно может блестеть.

«Гоголь написал две повести: одну он посвятил носу, другую – глазам». См.: Аненнский И. Книги отражений. М., 1979. С. 19.

Все дело в природе драматургического текста. Здесь все больше реплики, сухие упоминания о том, где и как развивается действие. Главное, нет необходимости и потребности в описании видимой глазом картины, поскольку зрителю итак все видно с самого начала. Оттого и столь часто встречающаяся в начале гоголевского текста тема зрения-поглощения здесь если и не отсутствует вовсе, то, во всяком случае, появляется значительно реже, нежели в тексте прозаическом.

Ермаков И. Д. Психоанализ литературы. Пушкин. Гоголь. Достоевский. М., 1999. С. 341.

Там же. С. 344.

В этом – одна из причин, по которой Хорхе – враг смеха – в «Имени Розы» У. Эко представлен слепцом.

У Гоголя «мыло» перекликается с едой, например с пряниками. В начале «Мертвых душ» во время первого выхода Чичикова в город говорится про столы «с пряниками, похожими на мыло», а С. Т. Аксаков приводит случай, когда Гоголь убеждал одного из продавцов, что тот продает «куски мыла вместо пряников». См.: Вересаев В. Гоголь в жизни. М., 1990. С. 248.

См. работу И. Д. Ермакова о Гоголе, где дается немало примеров соответствующего «копрологического материала», встречающегося по большей части в гоголевских письмах: Ермаков И. Д. Психоанализ литературы. С. 181, 182.

Во всех трех случаях можно уловить общую направленность: понятно, на что более всего похож картофельный кисель; «горох» отсылает туда же и по своему цвету и воздействию (у Гоголя эта связка весьма устойчива). Что же до «темно-коричневого» кафтана, то в соединении с «пылью» он также попадает в интересующую нас рубрику (смыслы негодности, земли, низа в сочетании с соответствующим цветом делают свое дело).

Родители Башмачкина даны как покойники, а сам он, как отмечает М. Вайскопф, – как «мертворожденный»; сближению фекальной топики с «мертвечиной» он находит типологическую параллель в манихейском представлении о создании мира из «трупов и экскрементов демонов». См.: Вайскопф М. Сюжет Гоголя. М., 1993. С. 317.

Ермаков И. Д. Психоанализ литературы… С. 260.

Установить, использовалось ли слово «хер» в названном смысле в первой половине ХIХ века, трудно. Однако сам по себе подобный ход вполне возможен, поскольку языковая интуиция легко соединит между собой два этих коротких, состоящих из трех букв, слова.

Ермаков И. Д. Психоанализ литературы. С. 339

Как пишет по поводу «Вечера накануне Ивана Купалы» И. П. Смирнов, герой повести к финалу «деградирует к анальности». См.: Смирнов И. П. Психодиахронологика. М., 1994. С. 73.

В «Логике смысла» Ж. Делез, анализируя тексты Л. Кэррола, опирается на альтернативу «речи-говорения» и «еды-поглощения» и показывает – через посредство категорий «поверхности» и «глубины», – как зарождается и работает собственно логика смыслообразования. См.: Делез Ж. Логика смысла. М., 1995.

Белый А. Мастерство Гоголя. М.; Л., 1934. С. 10, 11.

См.: Ермаков И. Д. Психоанализ литературы. С. 181.

Зайцев Б. Жизнь с Гоголем // Литературная учеба. 1988.? 3. С. 124.

Трудно удержаться, чтобы не процитировать по этому поводу М. Вайскопфа: «Фрейдисты не сомневаются в гомосексуальной подоплеке ПТ (имеется в виду «Повесть о том, как поссорился…». – Л. К.), полагая, что покушение на ружье – это попытка кастрировать Ивана Никифоровича. Дальше всех по этой увлекательной стезе продвинулся Alex E. Alexander (Alexander Alex E. The Two Ivans, Sexual Underpinnings // Slavic and East European Journal. Vol. 25. 1981.? 3. P. 24–37). Эта удивительная статья повествует о бекеше как психосексуальном защитном механизме Ивана Ивановича, фаллической символике двух мешков овса и бурой свинье, обозначающей, помимо пениса Ивана Ивановича, также Гапку (супоросую свинью), о гомосексуальных склонностях гусаков и т. п.». См.: Вайскопф М. Сюжет Гоголя. С. 533.

Делез Ж. Логика смысла. С. 42.

Делез Ж. Логика смысла. С. 224.

В случае с мешками, скорее всего, есть не только анальная символика, отмеченная И. Ермаковым, но и символика поглощения и переваривания; тут, так сказать, полный цикл – от «съедения», ухода внутрь, до выхода наружу.

Известен аппетит Гоголя, не однажды приводивший в удивление его знакомых. В данном случае ситуация укладывания одного на другое (Чуб поверх дьяка) напоминает случай, описанный И. Ф. Золотаревым, где идет речь о том, как Гоголь, сидя в траттории и уже изрядно наевшись, вдруг видит нового посетителя, заказывающего себе что-то новенькое. «Аппетит Гоголя вновь разгорается, и он, несмотря на то, что только что пообедал, заказывает себе или то кушанье, или что-нибудь другое». (См.: Вересаев В. Гоголь в жизни. С. 215). То же самое видим и в «Игроках»: удовольствие от того, когда «сверх одного обеда наворотишь другой».

Постоянное беспокойство Гоголя по поводу правильного хода пищеварения могло сказаться и в этом эпизоде. В письме к Данилевскому он пишет о хорошем влиянии, которое оказывают на желудок сушеные фиги: «[слабеет, но так] легко, можно сказать, подмасливает дорогу г…у». Цит. по: Ермаков И. Д. Психоанализ литературы… С. 574. «Подмасливание» родственно «смазыванию», о котором идет речь в истории с мешками, где выход из мешков соответствует завершающей фазе сюжета поглощения.

У Достоевского затрудненное движение связано с семантикой родов. Смысловая окраска здесь иная: это мотивы «ужаса», «узости», «тесноты», «тошноты» и «тоски». См. Топоров В. Н. Поэтика Достоевского и архаические схемы мифологического мышления («Преступление и наказание») // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.

См.: Карасев Л. В. Вещество литературы. М., 2001.

Слово «лепешка» имеет, по крайней мере, два значения, одно из которых несет копрологическую нагрузку.

Слово «выйдет» взято, скорее всего, неосознанно; когда Гоголь пишет о хорошем («она может быть чудо»), то слова «выйдет» не использует. Зато тут же рядом, когда речь заходит о чем-то противоположном, как и в случае с финальным упоминанием черта, слово оказывается на своем месте. Плохое, негодное нужно выбрасывать, «выводить»: «…может выйти и дрянь, и выйдет дрянь!». Вспомним и приводившийся выше пассаж о читающем Петрушке, который наблюдает за тем, как из слов «выходит (…) черт знает что».

В данном случае ситуация «улучшения» имеет не процессуальный, растянутый на заметную часть сюжета характер; это всего лишь короткий, но достаточно значимый символический жест. Всего одно-два слова – и ситуация из одного весьма отрицательного качества переходит в другое – если и не положительное, то создающее иллюзию такового.

Курсив Н. В. Гоголя.

Тема «смазывания» в связи с рассматриваемой темой могла возникнуть у Гоголя безотчетно, спонтанно («Он хотел не то сказать…»), поскольку Гоголь был весьма озабочен темой пищеварения и его последствий. В уже цитировавшемся ранее письме к Данилевскому он использует слово, близкое и по смыслу и по этимологии со «смазыванием» и со «смальцем»: «подмасливание».

Подорога В. Мимесис. Материалы по аналитической антропологии литературы. Т. 1. М., 2006. С. 224.

Цит. по: Вересаев В. Гоголь в жизни. М., 1990. С. 534.

Особенно очевидно тема светлой, как день, ночи проявилась в «Ночи перед Рождеством» и в «Вие».

Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1983. С. 10.

Литературное наследство. Т. 83. М., 1971. С. 174.

Подробнее об этом см.: Карасев Л. В. Загадка Чичикова // Studia Slavica Savariencia. 2009. № 1–2. С. 111–120.

Белый А. Мастерство Гоголя. Исследование. М.; Л., 1937. С. 103