Владимир Даль - О НАРЕЧІЯХЪ РУСКАГО ЯЗЫКА.

Въ Череповцѣ говорятъ: мѣнныя дзеньги; що вмѣсто что́; купечъ; свитъ конца́етца; букву в, послѣ гласной, измѣняютъ въ у: пи́уо, піуцо (пиво, пивцо); галки наля́тятъ, надо ся́сть, хочу истъ (и вмѣсто ѣ). Уѣздъ этотъ раздѣляется Шексной пополамъ: по нагорной сторонѣ, жители бойчѣе, виднѣе и наречіе ихъ почище; на лѣсной и болотной сторонѣ, жители вялы, невидны и болѣе искажаютъ языкъ.

У Бѣлозера говорятъ: убёгъ, сбёгъ, встрѣлъ (встрѣтилъ); умалительныя въ большомъ ходу; ёнъ, ёна, архимандрикъ; хватера, хвилинъ, Хвилипъ; мѣстами цокаютъ, но не всюду.

Около Новгорода любятъ частицы: ка, се, то: мы-ка не ходзимъ; се-то въ другорядь былъ; на Бѣ́лозерьѣ слышно болѣе отъ: говорятъ-отъ малый-отъ былъ; въ Боровичахъ прибавляютъ чу: тамо-чу, поди-чу.

Въ Боровичахъ:

Накша́, шуйца.

Въ Череповцѣ:

Коршу́нья, курица.

Сту́пни, лапти.

Тю́хтя, бѣлая смородина.

Въ Новгородскомъ уѣздѣ:

Гоши́ть, припасать.

Калик(г?)а, брюква.

Тягу́шки, рукавицы.

Хряпа, первый капустный листъ.

Доль, длина́.

Губ. Тверская, по говору, самая безобразная, пестрая и смѣшаная. Туда изстари переселялись со всѣхъ концовъ, по поводу смутъ, войнъ, мора и пр.; здѣсь много корелы, и дикой и обрусѣвшей, напримѣръ село Василе́во, у Торжка. Вообще окаютъ, дзекаютъ, цокаютъ и чвакаютъ, слышно и вмѣсто ѣ, даже иногда вмѣсто е: Па́вилъ. Вставляя ю вмѣсто у, даже вмѣсто я, говорятъ: ткютъ. жнютъ, возютъ, рубютъ, водютъ, стюдено, и напротивъ, ставятъ у тамъ, гдѣ его нѣтъ: утвори́. утопри. упорѣзать палецъ, упорознилъ, узгоро́да, съ палкуй, съ охотуй, вы́мую. Творит. и дат. падежи множественаго числа замѣняютъ одинъ другимъ. Сколько у тебя братовъ, подушковъ, стекловъ. Я вы́стиру, сбѣ́гу, сдѣ́лу (выстираю, сбѣгаю, сдѣлаю); я дивусь, вѣду (дивлюсь, вѣдаю); тупай, мотри, врё(шь); тихонькуй, съ матерьюй, съ дочерьюй: но даже въ Тверскомъ уѣздѣ есть селенія, гдѣ акаютъ, по-рязански. Вообще говоръ скоръ и рѣзокъ, отчего, напримѣръ, кушалей прозвали частобаями.

Въ Волочкѣ говорятъ: мы знаема, дѣлаема — а вмѣсто ъ; принесай, унесай, вмѣсто: принеси, унеси; мужскія имена оканчиваютъ на гласную, а женскія на ъ и ь: Авдоть, Ульянъ, Степухъ, Анюхъ; а вмѣсто Любовь — Любава; Петрей, Митрей, Милай (Нилъ); ли́то, ми́сто, викъ, рика; цокаютъ, но говоръ болѣе новгородскій, а на границѣ съ Валдаемъ буквы и, ы замѣняются одна другою: ми, ми́ло, полинъ (мы, мыло, полынь), мыло, мылость (мило, милость).

Въ Торжкѣ бо́льшею частью говорятъ по-московски, на а, но также весьма разнобразно картавятъ: идзи въ дзеревню: онъ тсише тсебя ходзитъ; мѣстами: цово́, черковъ; хлибъ, сино; мѣстами противный этому говоръ: ня буду, ня хочу, яго́, яму, ящо́; и опять рядомъ и вмѣстѣ съ этимъ рязанскимъ говоромъ: ничо́ва, тобѣ, вцора́шній, целовѣкъ, чилыкъ, челэкъ, черква, церква; вмѣсто: родятъ, ходятъ — родзютъ, ходзютъ; своендра́вный, терпле́нье, мо́рдва (морда); путаютъ падежи, твор. и дат. мн. ч., родит., дат. и предл. ед. ч.; на рѣки, на Мсты, отъ своей женѣ. Новоторки (горожанки) говорятъ жеманно, съ проволочкой на шипящихъ и твердыхъ гласныхъ, немного въ носъ: мушщина, ж-женъ-щина.

Въ Корчевѣ, не-смотря на близость Москвы, господствуетъ говоръ новгородскій, съ цоканьемъ и дзеканьемъ: послѣдняго почти нигдѣ не найдешь въ новгородскомъ говорѣ, кромѣ Тверской губерніи. Буква л послѣ гласной, какъ въ Череповцѣ, измѣняется въ у: видзѣу, поймау, соунышко, сѣде́ука (сѣдёлка).

Въ Старицѣ говорятъ на а и на о, по приходамъ; здѣсь замѣтно сосѣдство Смоленска; не ставятъ и вмѣсто ѣ. Питёхъ вм. пятерыхъ; лошадевъ; идти къ обѣдни; вотъ га́пила нявѣста, такъ гапила! дрянно (очень) ражо, дрянно жалобно! Старичанокъ дразнятъ: Возьми 40 алтынъ! «Сороци не сороци, а меньше рубля не возьму». Зубчанъ дразнятъ: Ты кто, молодечъ? Зубчовской купечъ; а гдѣ билъ? Въ Москвѣ по міру ходилъ! Въ Зубцовѣ слѣды новгородскаго наречія еще болѣе исчезаютъ и смѣшивается рязанское со смоленскимъ. Чѣлковый, чапля, цево, цово, чово, тово, яго́, яму умыва́ццы, божи́ццы; путсёмъ, бачюшка, стра́цилъ, земчу́гъ, твѣты́, стипѣло (вскипѣло); хошя, чижолый, свящельникъ; картинковъ, лаптевъ; имена уродуютъ, какъ въ Волочкѣ; говорятъ по-курски: онъ ходить, видить, гуля́ить, и до-того сбились въ произношеніи а и о, что говорятъ: мы имъ падо́римъ, т. е. а вм. о, потомъ о вмѣсто а, и еще с удареньемъ!

Во Ржевѣ находимъ еще болѣе непріятную смѣсь, въ которой господствуетъ бѣлоруское, но, къ удивленію, есть и малорускія слова́. Цокаютъ, дзекаютъ, г произносятъ придыханьемъ, ставятъ х вмѣсто ф, н наоборотъ; у вм. в; я вм. е; ы вм. о; двойное ш вм. щ; но говорятъ по-великоруски: евто, эвтотъ, какой, какимъ (а не якой, якимъ); гово́рюць, усё, уцо́ра, во́цинна (очень), домо́въ и домо́у (домой), яшто (еще); поха́живу вмѣсто похаживаю; ку́ри(ы), курямъ, и даже по-новгородски путаютъ падежи. Горожанки приторно распѣваютъ.

Бѣжечанъ дразнятъ: Насшей рици ии́сце въ сви́ти ниту! Здѣсь рускіе говорятъ еще хуже корелъ, которыхъ узнать легко по тому, что у нихъ баба онъ, мужикъ она; они также приносятъ лошадь, ломаютъ веревку, отрываютъ или рвутъ палку и оглоблю; бѣжечанкн говорятъ невыносимо нараспѣвъ, отрывая коротко всѣ слоги, кромѣ послѣдняго, который растягиваютъ: Д͝ом͝ов͝а͞я (т. е. хозяйка), ͝уд͝ѣл͝ал͝ась л͝и ты-ы? Сравнивая пріятный напѣвъ говорко́мъ олончанки съ безсмысленымъ напѣвомъ бѣжечанки, понимаешь, что́ такое значитъ просодія.

Въ Кашинѣ и Колязинѣ слышится что-то ярославское, говоръ становится еще ниже, на о. но говорятъ: си́виръ, ка́минь, цоловикъ, также ковда́, вно́го, а то и другое есть уже примѣта сѣвернаго наречія; также цокаютъ, но не вездѣ; рѣдко чвакаютъ; вмѣсто частицъ та, то, слышно болѣе отъ, ко, тко и притомъ не безразлично: къ сущ. м. р. на ъ придаютъ отъ: человѣкъ-отъ; къ средн, р. придаютъ то: лицо-то, яйцо-то; къ жнс. р. и вообще ко мн. ч. придаютъ частицу тѣ или те; та вовсе не слышно: церковь-тѣ, баба-те, люди-те. Многоль у нея комнатовъ? Сколько горницей? Мое употребляется вмѣсто мой: это мое цыпленокъ.

Въ Осташковѣ, и еще болѣе въ Весьёгонскѣ, наречіе новгородское. Около перваго однако же слышно вліяніе Пскова, и часть осташей цокаетъ: цаво́, ѣдзь, т. е. поѣзжай, и пр.

Особенныя слова Тверской губерніи:

Старица:

Конюхъ — ковшъ.

Саянъ — сарафанъ.

Га́пить — кричать, ревѣть.

Осташковъ:

Жагра́ — трутъ.

Вы́людье — диво.

Жиш(ж)ка — поросенокъ.

Ржевъ:

Цапе́ла — сковорода.

Упу́диться — испугаться.

Су́дница — кухня.

Весьегонскъ:

Висля́га — шатунъ.

Ду́дора — дрянь.

Зоба́ть — хлебать.

Губ. Псковская далеко не представляетъ той пестроты и смѣшенія наречій, какъ Тверская, но и тамъ Псковъ, Порховъ, Холмъ болѣе принадлежатъ Новгороду, а Опочка и Великіе-Луки — Бѣлорусіи, хотя и не на столько, какъ тверское Заволжье (Ржевъ). Вообще псковское наречіе отличается превратнымъ удареньемъ и искаженьемъ словъ. И здѣсь замѣняютъ дат. и предл. ж. р. ед. ч. одинъ другимъ и ставятъ дат. вмѣсто творит. мн. ч., но не замѣтно обратнаго: рыба въ воды, не чеши въ головы́, сиди въ комнаты; къ рѣки́, къ ноги́; уха съ рыбѣ, снять съ головѣ́, подлѣ избѣ; у стѣнѣ; торгую сѣменамъ, беру своимъ рукамъ; иногда надъ людемъ, вмѣсто: людьми; гостевъ, лицовъ, ножевъ; лего́ше (легче), крѣпо́ше, тоне́ше; чернѣйщій, славнѣйщій, бѣлѣйщій; иногда слышно и вмѣсто е: видро́, ты увязнишь, отъ ве́рбочикъ; одна́я работа, одно́е дѣло; оны, самы, за однымъ; тая (вмѣсто та), ту́ю, тоё, тые (тѣ), тыхъ, тыми; этое, евоный, ихный; я скака́ю (скачу), ты хочишь (хочешь), вы хо́чете; здѣсь-то собствено въ третьемъ лицѣ откидывается иногда тъ: онъ поё, борону́е, хо́дя, сиди́, мѣ́ря, ви́дя, она слы́ша. У, в переставляютъ: у него не улѣзешь, въ мене есть. Около Порхова чавкаютъ: овча, чаловать, черква; но цокаютъ только въ западныхъ уѣздахъ: ца́ска, ницово́. Въ прозваніяхъ удареніе переносится на овъ: Егоро́въ, Захаро́въ; говорятъ: намастырь, ндравъ, гнила (глина), облизьяна, пскопской, наскрозь, скусно (вкусно), страженье, слободный, затѣвы (затѣи), кожинный, піялка (піявка); охво́та (охота), штохвъ.