Математики тоже шутят - Федин Сергей

Огурцы вас погубят! Каждый съеденный огурец приближает вас к смерти. Удивительно, как думающие люди до сих пор не распознали смертоносности этого растительного продукта и даже прибегают к его названию для сравнения в положительном смысле («как огурчик!»). И несмотря ни на что, производство консервированных огурцов растет.

С огурцами связаны все главные телесные недуги и все вообще людские несчастья.

1. Практически все люди, страдающие хроническими заболеваниями, ели огурцы. Эффект явно кумулятивен.

2. 99,9% всех людей, умерших от рака, при жизни ели огурцы.

3. 100% всех солдат ели огурцы.

4. 99,7% всех лиц, ставших жертвами автомобильных и авиационных катастроф, употребляли огурцы в пищу в течение двух недель, предшествовавших фатальному несчастному случаю.

5. 93,1% всех малолетних преступников происходят из семей, где огурцы потребляли постоянно.

Есть данные и о том, что вредное действие огурцов сказывается очень долго: среди людей, родившихся в 1839 г. и питавшихся впоследствии огурцами, смертность равна 100%. Все лица рождения 1869...1879 гг. имеют дряблую морщинистую кожу, потеряли почти все зубы, практически ослепли (если болезни, вызванные потреблением огурцов, не свели их уже давно в могилу). Еще более убедителен результат, полученный известным коллективом ученых-медиков: морские свинки, которым принудительно скармливали по 20 фунтов огурцов в день в течение месяца, потеряли всякий аппетит!

Единственный способ избежать вредного действия огурцов — изменить диету. Ешьте, например, суп из болотных орхидей. От него, насколько нам известно, еще никто не умирал.

Напечатано в журнале «The Journal of Irreproducible Results».

(Цит. по книге: Физики смеются. Но смеются не только физики. М., 2006.)

Не могу не привести запоминающийся отрывок из выступления академика В. И. Арнольда, неутомимого борца против американизации и бурбакизации нашего математического образования.

Французского школьника спросили: «Сколько будет 2 + 3?» Он ответил: «3 + 2, так как сложение коммутативно» (а сосчитать, что это 5, не мог). Основываясь на этом примере, министр науки и образования Франции хотел изгнать из школы математику.

Вот типичный пример задачи, с которой французские школьники легко справляются:

«Доказать, что все поезда RER на планете Марс красно-синего цвета.»

Вот образец решения:

Обозначим через X_n(Y) множество всех поездов системы Y на планете номер n (считая от Солнца, если речь идет о солнечной системе). Согласно таблице, опубликованной CNRS там-то и тогда-то, планета Марс имеет в Солнечной системе номер 4. Множество X₄(RER) пусто. Согласно теореме 999–b из курса анализа все элементы пустого множества обладают всеми наперед заданными свойствами. Следовательно, все поезда RER на планете Марс красно-синего цвета.

(Цит. по тезисам выступления на Всероссийском совещании «Математика и общество. Математическое образование на рубеже веков.» Дубна, сентябрь 2000 г.)

Эту остроумную апокрифическую историю, найденную в интернете, привожу практически без изменений.

В 30-х годах прошлого столетия А. Н. Колмогоров, успевший за свою жизнь оставить след практически во всех имевшихся на тот период областях математики, занимался теорией вероятностей, в которой, несмотря на молодость, уже был международным авторитетом. Но, видимо, не зря «вероятность» рифмуется с «неприятностью». Эти занятия доставляли ему массу проблем, потому что теория вероятностей казалась надзирающим товарищам явно подозрительной дисциплиной. И действительно, одно из ее базовых понятий — случайная величина, в то время как, согласно тогдашней марксистско-ленинской теории, все в мире взаимосвязано и предопределено.

Говорят, что теория вероятностей не была объявлена лженаукой из-за единственного разговора. Когда Колмогорова в очередной раз вызвали на беседу, он спросил: а если я приведу вам пример двух независимых событий, вы перемените свое мнение? Ну, приведите, сказали ему. Пожалуйста, сказал он — расположение звезд на небе в момент рождения товарища Ленина и Великая Октябрьская Социалистическая Революция.

Теория вероятностей выжила.

О ферматистах, то есть людях (часто не слишком вменяемых), пытающихся доказать знаменитую теорему Ферма (она-таки была доказана на 130 страницах в 1995 году Эндрю Уайлсом) можно говорить долго. Чего стоит хотя бы некий Виктолий Будкин, сумевший каким-то образом в 1975 году издать в Верхне-Волжском книжном издательстве книгу с характерным названием «Методика познания "истины". Доказательство великой теоремы Ферма». Хорошо помню эту тоненькую книжицу, быстро ставшую библиографической редкостью... Среди ферматистов встречалось немало колоритных личностей. Вот история об одном из них, рассказанная профессором-математиком МГУ В. А. Успенским.

Дело происходит в 1950 году или около того в Москве. Я нахожусь в одной из редакций, расположенных на Большой Калужской улице (сейчас это начало Ленинского проспекта). В редакцию входит другой посетитель и просит разрешения позвонить по телефону; в те годы вход в офисы ещё не охранялся ни охранниками, ни кодовыми замками. Посетитель живописен: худ, длинноволос и держит в руках сетчатую авоську, в которой лежит скрипка. Как мне потом расскажут знающие люди, он зарабатывал на жизнь, играя на этой скрипке на палубе речных теплоходов. На моих глазах, а также ушах, он делает два звонка. Первый звонок: «Это Московский университет? Попросите, пожалуйста, к телефону ректора. Ах, ректор занят и не может подойти? Дело в том, что я посылал на его имя ценное письмо с решением проблемы Ферма и хотел бы узнать результат. Ну хорошо, я позвоню позже». Второй звонок: «Это Академия наук? Попросите, пожалуйста, к телефону президента. Ах, президент занят и не может подойти? Дело в том, что я посылал на его имя ценное письмо с решением проблемы Ферма и хотел бы узнать результат. Ну хорошо, я позвоню позже». Позвонив, он вежливо благодарит и удаляется.

(Цит. по статье: Успенский В. А. Апология математики, или О математике как части духовной культуры // Новый Мир. 2007, №11.)

Еще одна «ферматистская» история, описанная доцентом Новосибирского Государственного университета, математиком и заядлым рыбаком А. Д. Больботом.

Встречаются два алгебраиста. Один спрашивает другого:

— Ты что такой смурной?

— Да вот, ферматист меня достает — узнал где-то, кто его статью рецензировал, и напрямую на меня вышел.

— А у меня такая же история, — отвечает второй, — вчера кое-как отбился.

— А может быть у нас один и тот же? — высказывается предположение.

Сверились — оказалось разные.

— А давай-ка их друг на друга замкнем, организуем локальный семинар и их пригласим.

Предложение понравилось обоим, но эффекта они даже и предположить не могли...

Остались два на два. Ферматисты друг друга, естественно, еще не знают, один из них идет к доске и начинает плести всякую чушь, из которой не всякий и поймет, что речь идет о теореме Ферма — тертый уже калач, даже в названии доклада имени Ферма всуе не использует. Алгебраисты, конечно, вникать не торопятся — успеют еще поймать — за реакцией второго наблюдают. А он заметно занервничал, ерзать начал. Наконец, не выдерживает и вопрос докладчику задает, не более вразумительный, чем сам доклад. К изумлению алгебраистов, докладчик его понял и с жаром начинает что-то доказывать неожиданному оппоненту. Тот ему другой вопрос, а этот встречный — и такая тут дискуссия у них пошла, что алгебраисты сочли за благо потихонечку ретироваться. Спустя полгода или больше один из этих алгебраистов поинтересовался у другого: