Владимир Бехтерев - Мозг и внушение

В условленный вечер 10/VII я был в театре. Самое представление происходило при такой обстановке. Вышла на сцену девочка лет 11. Ей подставили стул, за спинку которого, стоя сзади него, она придерживалась рукой. Затем ей плотно завязали глаза белым платком. После этого отец ее стал ходить в рядах публики, наполнившей обширный зал театра, и, увидев предметы в руках того или другого лица или знаки, имевшиеся на платье, или узнав путем ощупывания вещи, находившиеся в кармане, заставлял девочку, находившуюся на сцене, путем вопросов говорить название этих предметов. Девочка тотчас же отвечала, называя громко и вполне безошибочно предметы, и причем большею частью с поразительной быстротой.

В одном из летних театров на Невском пр. стало появляться объявление о «ясновидящей», отгадывающей мысли на расстоянии.

Если в кармане у кого-либо оказывалась записка, ее можно было показать отцу девочки, который, прочитав записку про себя, тотчас же спрашивал о ней девочку, и девочка слово за словом называла то, что было написано в записке. Когда отец подошел к нашей ложе, он тотчас же спросил девочку, указывая на меня: «Кто это?» С ее стороны немедленно послышался громкий ответ: «Доктор». «Как его имя?» Опять последовал ответ с указанием моего имени. «Какой орден на кителе?» Снова соответствующий ответ. Я вынул из кармана книжку «Медицинского календаря» и попросил, чтобы девочка прочла в ней заголовок. За вопросом отца последовал правильный ответ: «Календарь». Ответы все сопровождались взрывом рукоплесканий.

Таким образом, обстановка действия в общем была та же, что я некогда видел в Вене на представлении с взрослой девицей и о которой упоминал в своей статье «Мысленное внушение или фокус?».

Нечего и говорить, что иллюзия была полная, так что лица, привлекшие меня на это представление, как мне кажется, остались в полном убеждении, что дело идет о действительной передаче мыслей на расстоянии. Увидев на этот раз то же явление на сцене, которое мне пришлось видеть ранее, много лет назад, в Вене, но уже после вышеуказанной работы д-ра Котика, естественно, я возымел желание во что бы то ни стало ближе изучить обстановку самого явления с целью выяснить, в чем же, в сущности, здесь дело.

Я уже говорил, что, беседуя как-то с некоторыми из своих товарищей-профессоров, имевших возможность видеть, подобно мне, венскую отгадчицу мыслей, я узнал, что ими все явление объяснялось чревовещанием лица, выдающего себя за индуктора. Точно так же и здесь: в театре один из незнакомых мне зрителей, проходивших мимо моей ложи, заявил мне, что дело идет в этом случае не о чем ином, как о чревовещании; при этом для убедительности он прибавил: «Вы предложите, чтобы дали вам возможность сесть на стоящий пред девочкой стул, за спинку которого она держится, и вы убедитесь в этом, услышав слова отца. Беда, однако, в том, что вам этого сделать не позволят! Вы обратите внимание на то, что отец шевелит губами после того уже, как спросит девочку о предмете».

Это шевеление губ у отца я действительно замечал иногда, но оно было лишь в отдельных и относительно редких случаях и, очевидно, было непроизвольным с его стороны; в других же случаях самое внимательное наблюдение за отцом не открывало никакой попытки с его стороны произносить что-либо шепотом. Тем не менее, считаясь с таким предположением, необходимо было его исключить. Надо, впрочем, заметить, что уже самая обстановка представления на сцене противоречила этому предположению. Дело в том, что девочка, стоявшая на сцене с завязанными глазами и громко выкликивавшая ответы на задаваемые вопросы, так явно двигала своими губами при произношении слов, что не могло быть сомнения в том, что слова произносятся действительно ею.

На вопрос, может ли девочка проделывать опыты отгадывания со мною, она после некоторого размышления ответила, что должна к этому еще привыкнуть.

С другой стороны, и отец, игравший роль индуктора, проходя по рядам публики, нередко спрашивал свою дочь-отгадчицу, не оборачиваясь к ней лицом, которое было обращено к зрителям, показывавшим ему вещи для отгадывания. Когда наконец отец подошел к ложе, где сидел я, и стал спрашивать дочь обо мне, я мог лично убедиться, что никакого произношения слов с его стороны не было. Тем не менее, чтобы изучить все условия данного явления, я предложил отцу проделать все, что показывалось в театре, не на сцене, а в другом месте, при отсутствии большой публики. Он любезно согласился на это, и мы с несколькими присутствовавшими в нашей ложе лицами удалились в контору театра, где кроме нас, отгадчицы и ее отца находилась еще одна посторонняя женщина, работавшая с конторскими книгами и совершенно не интересовавшаяся опытами.

Здесь прежде всего я обратился с различными вопросами к девочке, на лице которой заметил большое смущение. На вопрос, может ли она проделывать опыты отгадывания со мною, она после некоторого размышления ответила, что она должна к этому еще привыкнуть. На мой вопрос, обращенный к ее отцу, сколько времени надо ей привыкнуть, чтобы она могла и со мной делать опыты с отгадыванием, со стороны отца последовал ответ: «Около месяца». Нечего и говорить, что опыты с отгадыванием, которые я попробовал проделать с девочкой, оказались неудачными. Тут же было решено проделать несколько опытов с отцом. Я поставил девочку позади стула в глубине комнаты, вблизи стены, а сам сел на стул, стоявший перед девочкой. Отец, находившийся в расстоянии нескольких аршин от противоположной стены, задавая девочке вопросы о разных вещах, ему показываемых, тотчас же получал от нее ответы с наименованием вещей; при этом произношения отцом названия вещей хотя бы и шепотом я не слышал, а так как отец находился вблизи, то можно было опять-таки определенно удостовериться в том, что шевеления губ и никакого шептания вообще с его стороны не делалось и губы его после сделанного вопроса оставались совершенно замкнутыми в то время, когда девочка громко произносила ответы.

В целях большей убедительности решено было проделать опыты так, чтобы отец находился вне комнаты, за дверью, а девочка по-прежнему оставалась в глубине комнаты за стулом. При этих опытах я находился вблизи отца и внимательно следил за ним. Ответы девочки опять были вполне удачными, хотя отец ее только спрашивал, не подавая никаких сигналов, которые помогли бы ей отгадывать.

Надо заметить, что в числе моих любезных соучастников, присутствовавших при этих опытах, были, по-видимому, и лица, вполне убежденные в действительности в данном случае передачи мыслей на расстоянии, о чем я заключаю из того, что они то и дело заявляли языком д-ра Котика, что, к сожалению, «официальная» наука не признает возможности самого факта передачи мыслей. Между прочим, одним из них было высказано предположение, что так как дело идет здесь о передаче посредством особой энергии, то поставленная на пространстве между индуктором и отгадчицей металлическая ширма должна непременно устранить передачу.

«Официальная» наука не признает возможности самого факта передачи мыслей.

В подкрепление своих слов им тотчас же был откуда-то взят большой круглый металлический поднос около одного аршина в диаметре и поставлен на пути между отцом-индуктором и дочерью-отгадчицей. Препятствие это, однако, ничуть не изменило картины отгадывания: оно произносилось девочкой с прежнею легкостью. Опыт был признан соучастником неудачным, а неудача мотивирована тем, что металлическая преграда не оказалась будто бы достаточных размеров, хотя самый поднос, как сказано, был не из маленьких.

Так или иначе, но после этих опытов некоторые из наблюдавших их остались в убеждении, что дело идет в данном случае о действительной передаче мыслей на расстоянии. Для меня, однако, подозрительными казались, с одной стороны, смущенный вид девочки во время моей беседы с ней, с другой – то обстоятельство, что отгадывание мыслей возможно для нее лишь с ее отцом, и, наконец, тот факт, что отгадывание производилось девочкой, вообще говоря, с поразительной быстротой и без малейшего утомления. К тому же опыты велись чрезвычайно быстро: чуть только покажут отцу какой-либо предмет, он тотчас же задает вопрос девочке, а она немедленно отвечает на него. При этом девочка не только заявила на мой вопрос, что эти опыты нисколько не утомляют ее, но и всем было ясно, что после представления на сцене она проделывала опыты и специально для нас в конторе театра с такой же легкостью, как и в самом театре. Все это в моих глазах оставило природу самого явления не только невыясненной, но и подозрительной в отношении существования какого-либо фокуса, и потому я предложил отцу проделать те же опыты у меня на квартире. После некоторого размышления он сказал, что мое приглашение он считает крайне для себя лестным, и мы условились относительно дня и часа, когда он с дочерью приедет ко мне для представления… Но каково же было мое удивление, когда я убедился, что все мои приготовления оказались совершенно излишними, ибо ни отец, ни девочка в условленное время ко мне не прибыли и даже ничего о себе не заявили… я решил не отступать от выяснения задачи, и потому в тот же день вечером я поехал на спектакль…