Андрей Ломачинский - Вынос мозга

Приходит подполковник накануне катастрофы к себе в квартиру и видит — некоторых вещей его любимой жены нет. Нет и её самой, и маленькой дочки. Через несколько минут телефонный звонок. Подполковник берёт трубку. Жена звонит. Просит не перебивать. Извиняется за содеянное и сообщает подполковнику пару новостей. Новость первая: второй ребёнок — не его. За взятку врач-гинеколог написала преждевременные роды. Нормально ребёнок родился, даже несколько переходила. А написали так, чтоб сроки с «афганским» отпуском подполковника совпали. Дочка, оказывается, от однокурсника, с которым у них страстная любовь ещё со студенческой скамьи. Старый друг её так любит, что сам до сих пор не женат. Однокурсник этот в большие люди выбился, во Внешторге работает, не чета какому-то там подполковпику ВВС. Новость вторая: тайным встречам конец, я жена, теперь уже можно считать, бывшая. Сделано предложение, которому — «да», ну, а тебе соответственно «нет». Всё, что было, — трагическая ошибка поспешного выбора. Дальше просит не беспокоиться и начать устраивать свою новую холостую жизнь. Типа мужик ты видный, в своей Луге девку быстро найдёшь. И за алименты не волнуйся — никаких алиментов не будет. И никакой твоей жилплощади не надо. Новый муж имеет шикарную квартиру в Москве и безоговорочно принимает отцовство. Родители у него тоже очень большие люди, с разводом помогут, всё будет быстро и чики-чики, на твоей карьере никак не отразится. Не змея же твоя бывшая...

Подполковник весь этот монолог выслушал молча, ведь обещал же не перебивать. Действительно, железный мужик. Лишь в самом конце сказал пару слов: «Всё? Ну раз всё, тогда прощай!» — и повесил трубку.

Ни в какой винно-водочный он не побежал, никаким друзьям звонить не стал: зачем людей после тяжелого дня беспокоить? У всех своих проблем по горло, а завтра очередной полётный день — всем надлежит хорошо выспаться, чтобы быть в надлежащей форме. Залез подполковник в свой холодильник, поел «осиротевших» жениных котлет и лёг спать. Никто бы и не узнал об этом разговоре, кабы после ЧП военные следователи жену не разыскали.

Ни свет ни заря подполковник в части. Предстоит сложный полёт в двойке с одним майором. Что касается лётного дела, то майор тот тоже ас, на подполковника как на отца смотрел, хоть по возрасту был близок, да и вне службы все их друзьями считали. Летали они в элитной эскадрилье, где были собраны лучшие лётчики и техники полка. Вместе проходят предполётный медосмотр. Перед осмотром друзья непринужденно болтают, обсуждают детали предстоящего задания, шутят на отвлечённые темы. Друг-майор ничего особенного в настроении подполковника не замечает. Авиационный военврач тоже ничего не находит. Руки не дрожат, нервные рефлексы в порядке, глаза не красные, кровяное давление и сердцебиение в норме. Явно выспался мужик, к полёту готов, физическое состояние отличное. Заключение простое: «До полёта допускаю».

Развод. Уточнение учебно-боевой задачи. Ни командир, ни другие офицеры ничего странного в поведении подполковника не замечают. Как всегда собран, все высказывания строго по делу.

Подходят к самолётам. Разговор с офицером-техником всегда душевный. Верят летуны своим ангелам-хранителям, да и техники за годы работы свих летунов насквозь видят. Ничего странного техник в подполковнике в то утро не заметил. Доложил как положено: «Товарищ подполковник! Ваш МиГ-29 к вылету готов. Неполадок нет». А неполадок, похоже, действительно не было. Уже после ЧП госкомиссия по данным телеметрии и остаткам «чёрного ящика» это определила. Вообще-то, этот ящик совсем не чёрный и совсем не ящик. Бортовой самописец больше всего напоминает большой приплюснутый ярко-оранжевый мяч, в бронированном нутре которого медленно ползёт суперпрочная магнитная проволочка, фиксирующая кучу параметров. В той катастрофе этот неразбиваемый блок весьма сильно разбился, но кое-какие участки проволоки уцелели. Как раз те, что последние моменты жизни машины фиксировали. За исключением самих полётных условий, работа всех систем была в норме.

Вот и взлётная полоса. Голос диспетчера в наушниках даёт паре взлёт. Два «мигаря» на полосе стартуют как бегуны на эстафете — один чуть сзади и сбоку от другого. Короткая пробежка, и две хищных птицы синхронно поднимаются в воздух. Короткий и крутой набор высоты. Выход в заданный район. Форсаж.

Яркие оранжево-голубые языки пламени, на земле слышен грохот взломанного звукового барьера. Начинается работа на перехват и страшные перегрузки. Пара работает технично и слаженно, тянет на явную пятёрку. «Земля» довольна. Командир полка то тычет пальцем в экран радара, то задирает большой палец вверх. И вдруг на заданной «потолочной точке» самолёт подполковника начинает карабкаться дальше вверх. Командир полка с досадой всплескивает руками. Эх, пятёрка сорвалась! С земли сразу идёт команда: «Нарушение полётных условий, вернитесь на заданную высоту». В ответ привычное: «Вас помял. Есть вернуться на заданную высоту. Выполняю». Но вместо нормального снижения самолёт подполковника выполняет вертикальное пике строго вниз. Пике вниз на полной форсажной тяге. Восемнадцать километров высоты съедаюстся за секунды. Самолёт на максимальной скорости врезается в землю, как метеорит. Местность безлюдная, сопутствующих разрушений нет, лишь огромный кратер в болоте.

Наверное, каждый читатель уже выдвинул свою версию происшедшего. Версию простую и, я уверен, правильную. Уж больно очевидны факты последнего вечера жизни этого подполковника. Но предположить — ещё не значит доказать. А доказать было необходимо.

Разложили светила военной судмедэкспертизы обугленные косточки из баночки на белую простынку и стали думу думать.

Ну как тут доказать, что в момент падения самолёта пилот был в сознании? Сама постановка задачи выглядит глупой шуткой.

Отправили кусочки тканей, что не совсем сгорели, на анализы. Результат полностью отрицательный — ни наркотиков, ни ядов. И тут одного молодого капитана-адъюнкта (военного аспиранта) мысль посетила: ведь среди найденных костных фрагментов есть два куска проксимальной фаланги указательного пальца правой руки! Как раз той косточки, что в кольце на РУСе должна быть.

Сложил сей начинающий судмедэксперт две половинки, два костных фрагмента, и точно — очень уж характерный перелом получается — колечко в момент удара косточки как ножом рассекло.

Сразу на завод-изготовитель ушёл срочный запрос. Необходимо было замерить некоторые размеры кабины, прислать технический рисунок ручки и к нему это титановое кольцо.

Ответ пришёл в секретном пакете с нарочным через пару дней. Взял этот адъюнктик техрисунок и пошёл в протезную мастерскую академии. Столяр отрезал по заданному размеру деревянный брусок и сколотил грубое подобие РУСа — штурвала МиГа-29. Грубое, но по размерам точное. Затем на точиле, а дальше обычным рашпилем подогнал рукоятку под форму рисунка и на два шурупа прикрутил титановое кольцо, а внизу прикрепил поперечную планку на обычном дверном навесе. До миллиметра вымерил размеры. Копия получилась смешная, но для следственного эксперимента вполне пригодная. Далее эту «швабру» прибили к обычному листу фанеры.

На следующий день наш адъюнкт пришёл на построение 3-го курса 3-го факультета подготовки лётных врачей. Из кармана его кителя выгладывал токарный штангенциркуль. Коротко переговорил с начальником курса. Тот даёт команду: «Всем курсантам, вес которых восемьдесят пять — восемьдесят шесть килограммов, — шаг вперёд!» Бух по полу, курсанты вышли. Следующая команда: «Из вышедших всем курсантам, у которых рост метр семьдесят девять, — шаг вперед!» И эти вышли. Уже совсем небольшая группа. Третья команда: «Последние вышедшие поступают в распоряжение капитана, остальным — разойтись!» Завел кэп эту группу в класс для самоподготовки и давай им руки мерить.

Отобрал адъюнкт двух «подопытных кроликов» и повёл их на кафедру авиационной и космической медицины. А на той кафедре кресло, аналог кресла МиГа-29, имелось, установленное на специальном тренажёре. На тот тренажёр и поместили фанерный лист со «шваброй», изображающей штурвал-джойстик. Посадил адъюнкт первого курсанта в этот «самолёт», пристегнул его к креслу ремнями, а колечко на ручке предварительно краской обмазал. «Держи, курсант, штурвал!» Курсант держит. Тренажёр наклоняет кресло на угол того пике, когда произошла катастрофа. «А теперь расслабь руки!» Руки падают с импровизированного штурвала, палец выскальзывает из кольца. «Снова держи! А теперь мы тебя чуть тряхнём!» Палец касается металлического ободка кольца, и нанесённая краска рисует на пальце линию под характерным углом, точь-в-точь по разлому кости. Курсант слазит с тренажёра, линия на пальце фотографируется. «А теперь, коллега, выходите из пике — ручку вниз и на себя». Меняют угол наклона «швабры» и снова трясут. Линия на пальце уже не совпадает с линией перелома. Потом трясут без изменения угла — вдруг ручку заклинило и элероны не слушаются. Линии на пальце получаются разные, опять на перелом непохожие.